«Легион»: вниз по кроличьей норе
С детства Дэвид Хеллер слышал голоса и в целом чувствовал себя как-то не очень, поэтому в довольно юном возрасте оказался в стенах психиатрической лечебницы, напичканный таблетками плотнее, чем шкафчик ипохондрика. Но однажды в клинику поступает новая пациентка — Сид, которая сообщает Дэвиду то, что тот всегда подозревал и, наверное, всегда хотел услышать: что он не сумасшедший, а мутант. Голоса, впрочем, никуда не пропадают, потом Сид и Дэвид ненадолго меняются телами, за ними устраивает охоту военный отряд «Дивизия 3», они прячутся где-то в лесу с компанией других мутантов, а потом происходит вообще черт знает что.
По сложившимся на современном ТВ правилам, сериалы любят играть со зрителем: двигаться от твиста к твисту, разговаривать загадками, на которые обязательно должны быть хитроумные (или не очень) ответы. Так и за вселенной «Легиона» поначалу следишь в соревновательном раже: к ему сейчас отсылка была? Что происходит у героя в голове, а что в реальности? А что вообще с реальностью, почему она выглядит как прошлое и будущее одновременно: с мебелью и одеждой из 1960-х и электроникой из научной фантастики о XXII веке? И только примерно к середине сезона понимаешь, что «Легион» сделан вразрез всем сложившимся правилам: игра ведется в одностороннем порядке, за кадром нет фигуры хитрого сценариста, а история на самом деле довольно прямолинейна и проста – нужно просто запастись терпением. И смирением, потому что некоторые вопросы так и останутся без ответа: этот мир вообще не обязательно объяснять, его нужно наблюдать.
«Если это история о человеке с шизофренией, который не понимает, что вокруг него правда, а что вымысел, то и зрители должны чувствовать себя так же» — пояснял в интервью Vanity Fair создатель «Легиона» Ной Хоули. Хоули известен в первую очередь как создатель телеверсии «Фарго», в которой бережно перенес стилистику братьев Коэн на малый экран. Уже тогда Хоули зарекомендовал себя как великий подражатель; доказал, что копировать и выставлять напоказ источники своего вдохновения совсем не стыдно, если ты и сам не без таланта. В «Легионе» он делает это снова и в тройном объеме: дизайн Кубрика (в первую очередь «Заводного апельсина»; лечебница, в которой находится Дэвид так и называется – Clockwork), язык Финчера (Хоули незачем пытаться рассказывать историю о шизофрении, делая вид, что «Бойцовского клуба» никогда не было) и, конечно, подход Дэвида Линча, когда сверхъестественное или непонятное просто есть, и не нужно объяснять зачем и почему.
И где-то совсем на задворках прячется тот факт, что «Легион» – сериал во вселенной «Людей Икс», то есть он из одного мира с «Логаном» и «Дедпулом». Может даже показаться, что Хоули стесняется этого и всеми силами старается убедить, что снимает «не комикс», – но и это впечатление будет обманчиво. Да, прямой связи с киновселенной «Людей Икс» тут почти не найти, хотя и герой, и злодей присутствовали в комиксах еще почти полвека назад, а отец Легиона – и вовсе главный иксмен Чарльз Ксавье, но детали эти знать совсем необязательно. Хоули интересен не канон этого мира, а его идея. «Люди икс» всегда были о притесняемых меньшинствах, о людях, чьи физические или социальные качества несправедливо мешали им быть полноценной частью общества; в комиксах эти их недуги становились силой – они, комиксы, были мощнейшим инструментом, как сейчас говорят, эмпауэрмента. Ассоциации с расизмом, сексизмом и гомофобией в экранизациях «Людей Икс» уже отработали достаточно, поэтому Хоули решил сконцентрироваться на стигме психических заболеваний.
Причем главный стереотип, с которым борется «Легион», – распространенный в сегодняшней поп-культуре постулат «мозги набекрень – это супер». Упомянутый «Бойцовский клуб», «Родина» и «Мистер Робот», скандинавский «Мост» и многочисленные наследники эксцентрика Шерлока от «Монка» до, собственно, «Шерлока» – все они изображают болезнь своих героев как сверхъестественную силу, которая помогает им чуть ли не управлять миром. В итоге, к примеру, «высокофункциональный аутист» стал таким частым примером сверхспособностей, что быть просто человеком с аутизмом и не творить чудес стало чуть ли не стыдно. Идеальным противовесом оказывается тот дискомфорт, в котором регулярно держат зрителя «Легиона»: когда непонятно, где заканчивается фантазия и начинается реальность, да и заканчивалась ли фантазия когда-либо и есть ли вообще реальность.
«Легион» показывает безумие как прыжок Алисы в кроличью нору, как обреченность быть запертым в мире собственных грез, где чем дальше зайдешь, тем все страньше и страньше. Это сонливое (чаще кошмарное) ощущение – иногда не из самых приятных, но зритель-то может отойти от экрана, а Дэвид продолжит видеть мир таким всегда. Можно, конечно, воспринимать это и как дар и суперсилу; может даже оказаться, что это действительно суперсила: «Знаешь кого еще не считали нормальным? Эйнштейна, Пикассо» — говорила Сид Дэвиду при первом их разговоре. Но все-таки о цене этой силы тоже забывать не стоит. Особенно если ты не Эйнштейн или Пикассо.