Черным по белому. Как «Текст» стал самым откровенным российским фильмом года
Дар писателя Дмитрия Глуховского, кажется, состоит в том, что он умеет вводить своих читателей в состояние искусственного сна — и в этом сне заветные фантазии переплетаются с самыми сильными страхами. Роман «Метро» для кого-то был кошмаром о наступлении нового Средневековья и об агонии человечности. И в то же время он был сладкой грезой о многом запретном: о встряске иерархий, в результате которой последние станут первыми; о захватывающих приключениях вместо рабской ежедневной возни в метро; о гибели, в конце концов, этой треклятой Москвы. Метро — заплывшее жиром сердце алчного города; станции и линии — его коронарные сосуды. Подростки из маленьких городов, читая роман Глуховского, могли воображать себя и тромбами, которые добьют это сердце, и спасателями, которые вернут его к жизни.
Но «Метро» — это все же неубедительный постапокалипсис, а «Текст» — рефлексия по поводу более чем реальных страхов. Молодой студент, беспомощный и жалкий (даже на филфак он поступил по совету мамки-училки), но отзывчивый, смелый и честный, становится жертвой сверстника — генеральской сынка, самого настоящего оборотня в погонах, способного ломать чужие жизни как бы между делом, даже не получая от этого особого кайфа. Вот герой с подругой едет из Лобни в ночной клуб в сердце Москвы, чтобы отпраздновать свои маленькие университетские победы. А вот он уже оказывается в тюрьме и проводит в ней семь лет, потому что заступился за девушку перед тем самым ментом; потому что показал зубы, не подумав про свою стеклянную челюсть; потому что не заметил, как ему подбросили наркотики в задний карман. Его освобождения не дождется ни подруга, ни мама. Останется пить и мстить. Но как и в другом русском романе о дрожащей твари, неизбежное преступление — не кульминация «Текста», а его отправная точка. Настоящие испытания начнутся, когда герой разблокирует телефон обидчика — и увидит в потрескавшемся экране бездну соблазнов. Провалится ли совестливый филолог в ту тьму, которую загрузил на свой мобильник насквозь гнилой, опьяненный своей безнаказанностью разбойник? Или все же окажется чуть сильнее своего гнева?
Кто только с этим соблазном в последнее время ни сталкивался — и эпизодические герои «Черного зеркала», и Арми Хаммер в издевающемся над миллениалами ужастике «Раны». Но визуализировавший роман Глуховского режиссер Клим Шипенко находит тонкую грань между двумя реальностями. Автор печатного «Текста» очень обходительно работал со стилистикой бульварного чтива: несмотря на дешевый шелест страниц, его произведение читалось как большая русская литература. То же самое и с фильмом: в нем как-то удивительно дружно уживаются грязная реальность лучших социальных картин Юрия Быкова и позолоченная действительность столичной драмы. Вот душераздирающая сцена в морге, где на горе героя пытаются заработать и санитары, и люди с крестиками на груди. А вот — лента инстаграма (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) представителя золотой молодежи с предположительно золотым же Стечкиным в кобуре. Отдых где-то на Мальдивах, квартира-студия где-то в центре Москвы. Реальности пересекаются, и герои кочуют из одной в другую. Привыкшая к красивой жизни подружка антигероя (Кристина Асмус в лучшей из своих киноролей) оказывается понаехавшей дворнягой, о чем ей напоминают мнящие себя новым дворянством родители негодяя. Сам негодяй, судя по дневникам, время от времени мечтает бросить все и заскочить в поезд Москва — Россия, подставив голову свежему ветру. А настоящий герой изучает инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) обидчика, прихлебывая прокисший суп, давным-давно приготовленный мамой. Мама ждала его и умерла. Теперь должен умереть кто-то другой.
Эта двойственность делает «Текст» по-настоящему нервным и страшным: ассоциировать себя с его героем современному москвичу гораздо легче, чем с работягами из «Завода», вечным студентом из «Дурака» или совестливым убийцей из «Майора». Тем более что фамилия главного героя — Горюнов; почти Голунов. И это — не единственная примета времени. Злодей, кстати, когда не нюхает с подружкой кокаин, обожает смотреть «Наркос» на Netflix. Так что он такой же человек, как и все. Наверное, даже использует семейный аккаунт. В какой-то момент в фильм заглядывает успешный менеджер-ловелас, эдакий герой «Духлесса». Но в 2019 году он уже не хозяин жизни, а нервный торчок, осознающий, что пирует во время чумы — и на его стол в любой момент может рухнуть тяжелый счет от компании напротив.
Актер Александр Петров часто повторял в своих интервью, что мечтает сыграть «тихую роль» — без той экспрессии, которой от него требовали «Лед», «Притяжение» и «Гоголь». То ли Клим Шипенко читал эти интервью, то ли образ маленького человека способен закутать в шинель любого крикуна, но актер в «Тексте» и правда преобразился — и вжился в роль униженного и оскорбленного слабака, который внезапно обрел суперсилу. Хорош и Иван Янковский, сыгравший потомственного негодяя — но не двумерного, а глубокого, осознающего не только радость, но и бремя порока.
«Текст» оглушает и припечатывает к земле еще и потому, что весь фильм — двухчасовая травля, причем травля не в хулиганском, а в охотничьем смысле этого слова. Гончие псы преследуют раненого зверя. Невидимый наблюдатель контролирует жизнь людей, уменьшившихся до размеров аватарок на экране телефона. Как и в «Метро», Москва — с бетонными балконами и сияющими вывесками — играет в фильме важнейшую роль.
Другой художественный прием, который становится полноправным действующим лицом истории, — откровенность. «Текст» начал гастроли по кинотеатрам благодаря компании «Централ Партнершип» (которая с его помощью, хочется верить, залижет раны, нанесенные «Героем» и «Миллиардом»), но производством картины занималась команда видеосервиса START. Как и выходящая вскоре «Верность» (еще один фильм, предназначенный и для проката, и для онлайна), «Текст» должен напомнить зрителям про широкие драматургические возможности интернет-платформ; к слову, уже после «Кинотавра» та же модель распространения была выбрана и для «Сторожа» Юрия Быкова. Не рассчитывая целиком на прокат, кино может сосредоточиться на сложных темах и на выразительных приемах, связанных с возрастными ограничениями. Грубо говоря, можно делать кино для Disney, а можно делать кино для HBO, и если со «Сторожем» все сложно, то «Текст» и «Верность» — вполне себе примеры премиального контента.
Долгие годы неотъемлемой частью такого контента считались демонстративно откровенные постельные сцены — они есть и в «Верности», и в «Тексте». Но это уже не столько «продающий» прием (как на заре, например, телеканала Starz), сколько органичная часть самих историй и декларация ценностей, которые отстаивают авторы и артисты. Оба фильма стремятся к предельной искренности, которая невозможна без наготы. Они знают своих зрителей как облупленных — вот и зритель имеет право увидеть, как актеры, голые и уязвимые, занимаются сексом — честным и настоящим.