Пон Чжун Хо — о фильме «Паразиты», классовом неравенстве и о том, почему кино лучше смотреть в кинотеатрах
У вас получился злободневный фильм. Но ведь запланировали вы его очень давно?
Да, я начал работу над «Паразитами» в 2013 году, но обстановка — по крайней мере, у нас в стране — тогда была примерно такой же, как и сейчас. Огромная пропасть между бедными и богатыми, социальная поляризация. Думаю, эти проблемы свойственны не только нам. Я тогда как раз заканчивал постпродакшен фильма «Сквозь снег», который тоже описывал классовое неравенство, — так что можно сказать, что эта тема не отпускает меня уже давно. Но «Сквозь снег» — международный фантастический проект. А в этот раз мне захотелось рассказать историю о своем окружении, о современной Корее.
Единственный из органов чувств, с которым до сих пор не умеет работать кино, — это нос. Но у вас получилось: богатые герои постоянно жалуются на запах бедняков, и зритель в какой-то момент начинает его себе представлять.
Разговоры о запахе для нас важный инструмент: с его помощью мы показываем, как меняется герой, когда переходит из публичного пространства в личное. Ведь запах, если речь не о духах и не о цветах, — это очень интимная вещь, которую мы обычно обсуждаем только с самыми близкими людьми. И чтобы почувствовать запах другого человека, тоже нужно оказаться к нему очень близко. Поэтому сцена, в которой герой обсуждает запах своей прислуги с женой, сигнализирует нам о том, что все личные границы в отношениях этих семей уже нарушены. Ну а потом, запах — это наш способ подчеркнуть, насколько разными путями идут по жизни бедные и богатые. И не только в кино: в самолетах ведь тоже есть бизнес- и экономклассы, совсем как в поезде из фильма «Сквозь снег». В реальности богатые люди в Корее надежно отделены от бедных — поэтому мы решили пофантазировать, что они почувствуют, когда окажутся рядом, как в «Паразитах».
В фильме на самом деле три семьи. Какая из них в большей степени те самые «паразиты» из названия, на ваш взгляд?
На первый взгляд, мы сделали сатиру на бедняков, которые загрязняют прекрасный чистый дом, наподобие паразитов. Но если вы задумаетесь, то поймете, что семья бедняков оказалась в этой ситуации не по своей воле. Они способны, они талантливы, и они человечны — но безработица ожесточает их и вынуждает идти на преступление. С другой стороны, вам может показаться, что паразиты — это семья богачей. Ведь они платят беднякам за то, чтобы те мыли их полы и возили их на работу. И бедняки соглашаются — ведь им нужны деньги. Так что решайте сами, кто тут паразит. Не хочу никому помогать. (Смеется.)
С какими новыми для себя задачами вы столкнулись, делая этот фильм — десятый по счету в вашей карьере?
С двумя. Во-первых, 90 % всего действия происходит внутри двух помещений: каморки бедняков и дворца богачей. Раньше я никогда не снимал так много в замкнутых пространствах. Во-вторых, еще до съемок мой оператор Хон Гён Пхё сказал мне: «А ты заметил, что это наша первая история про богатых людей?» И тут я понял, что мало что знаю об этих людях. И чтобы сохранить для зрителя этот эффект знакомства с новым миром, я сознательно позвал на роли богатых героев актеров, с которыми никогда прежде не работал. Ведь все, кого я знаю, привыкли играть бедняков.
Кстати, сценарий фильма был написан до того, как мы возвели декорации, и в нем уже был некий архитектурный план: я представлял, как герои используют пространство, где в каждой сцене будет стоять камера и так далее. Когда мы показали сценарий настоящему архитектору, он покрутил пальцем у виска: мол, таких домов на самом деле не бывает. Пришлось искать компромиссы.
Бомбоубежище под домом — это некая метафора или отражение реального страха южнокорейцев перед ядерной войной с северянами?
Нет, никаких метафор — люди и правда боятся войны. И в некоторых домах действительно есть бункеры, в которых вполне можно жить. Но, конечно, это привилегия самых богатых корейцев. У нас есть сцена, в которой муж признается жене в любви после того, как она пародирует диктора с северокорейского телевидения. Это шутка — но она напоминает о том, что люди действительно следят за тем, что творится за демилитаризованной зоной.
Как вам и вашим актерам удается совмещать сатиру с сочувствием героям?
Когда мы с актерами разбираем сцену, я никогда не говорю им: «Ну, вы же поняли, что у нас тут политический комментарий?» Я спрашиваю: «Вы сопереживаете своим героям? А сами бы хотели купить себе такой дом? А можете его себе позволить?» То есть мне важно свести все к простым чувствам, к эмоциям. И такие инструктажи с актерами очень этому помогают. В случае с бедной семьей мне было очень важно убедиться, что актеры не осуждают их. Да, эти люди подделывают документы, постоянно врут, совершают мелкие преступления — но у них самих нет ни малейших угрызений совести на этот счет. Если актеры чувствуют такие нюансы, то сатира и сострадание вполне уживаются в одном кадре.
А классовая борьба — это, по-вашему, неизбежная часть человеческой жизни? Или однажды о ней можно будет забыть?
Эмоция, которой я жду от зрителя на выходе с этого фильма, — это страх по поводу того, что ситуацию с огромной пропастью между бедными и богатыми не изменить. Ее не изменить при нашей жизни и при жизни наших детей — вот в чем ужас. Поэтому так трагично звучит то обещание, которое один из героев дает в конце фильма. Ведь мы понимаем, что ему не осуществиться. И помните, у нас есть сцена, в которой отец семейства говорит: «Знаете, что на каждую вакансию охранника откликается 500 выпускников университетов?» Так вот, это не преувеличение. Это цифра, которую я несколько лет назад увидел в каких-то новостях. Конечно, сейчас ситуация в Корее становится лучше, но быстрых перемен не бывает. Поэтому нам было важно показать семью бедняков такими талантливыми и трудолюбивыми людьми — чтобы напомнить, что жизнь бывает несправедлива.
Судя по вашей биографии, вы побывали в ситуации каждой из семей из «Паразитов», да?
Ну, если честно, то дом, в котором я живу сейчас, и близко не стоял рядом с этим особняком — хотя я и не беден. А вот условия, в которых мы с женой жили, когда я только начинал работать помощником режиссера, были даже хуже, чем у бедной семьи из фильма. Сейчас мы, наверное, находимся где-то на полпути между роскошью и нищетой. И да, бункера у меня дома нет. (Смеется.)
Когда вы начинаете чувствовать жанр своих фильмов: на стадии сценария, съемок, монтажа?
Когда я снимаю или монтирую, я никогда не думаю о жанре фильма и никогда не переживаю о том, каким жанровым конвенциям следовать. Дискуссия о том, чем жанровое кино отличается от авторского, — это тоже не про меня. Поэтому люди сейчас и ломают голову: так это черная комедия или сатирический экшен? В какой-то рецензии недавно написали, что «Паразиты» — это фильм в жанре «пончжунхо». Когда твое имя становится жанром, это лучший комплимент для режиссера.
«Паразиты» для вас — это возвращение домой, к корейскому киноязыку?
В принципе, «Окча» — это тоже корейский фильм: в нем много корейских героев и локаций. Но «Паразиты» — действительно возвращение к истокам в том смысле, что мне вновь выпала возможность работать с комфортными для меня бюджетом и масштабом съемок. Это история вроде «Воспоминания об убийстве» — камерная, неторопливая, позволяющая мне спокойно сосредоточиться на деталях. На фильмах «Сквозь снег» и «Окча» у меня был совсем другой уровень адреналина в крови.
В ваших фильмах много упоминаний Америки, причем довольно сатирических. Почему?
Большинство упоминаний Америки в «Паразитах» — это всего лишь шутки. В моей картине «Вторжение динозавра» политической сатиры было куда больше: с американцами там было связано происхождение монстра, а сама история напоминала о существовании оружия массового поражения и опыте его применения в XX веке. А в новом фильме Америка — лишь способ характеризовать образ мышления богатой семьи. В какой-то момент героиня срывается и переходит на английский, но это нужно лишь для того, чтобы подчеркнуть ее претенциозность. А отношения между Кореей и Америкой сейчас, наоборот, улучшаются, особенно в сфере безопасности на полуострове. Хотя, должен сказать, Ким Чен Ын и Дональд Трамп те еще персонажи. И поскольку сам я живу недалеко от демилитаризованной зоны, то пристально слежу за всеми новостями, связанными с этими людьми.
В вашем предыдущем фильме, «Окче», зрителя с первых секунд захватывает очень быстрое повествование. А у «Паразитов», наоборот, довольно медленная экспозиция. Вы считаете, что для Netflix и для кинотеатров нужно снимать в разной стилистике?
В целом платформа не имеет для меня значения. Но когда мы снимали «Окчу», я специально обсуждал с оператором Дариусом Хонджи кое-какие уловки, с помощью которых мы заставим зрителей, которые включили фильм на своих смартфонах, немедленно бросить это занятие — и поискать большой экран. Для этого мы выстроили некоторые кадры так, что понять происходящее на них невозможно на смартфонах. Например, там есть очень длинный план, на котором героиню просто невозможно заметить, если у вас маленький дисплей.
То есть вы сторонник кинотеатрального проката фильмов от Netflix? Что вы думаете о конфликте между этой компанией и Каннским фестивалем?
Если честно, то поскольку «Паразиты» не имеют ничего общего с Netflix, я не вникал в новости об этом конфликте. Надеюсь, разногласия разрешатся. Стриминг — хороший способ смотреть фильмы, но лучший способ — это, конечно же, кинотеатры. Поэтому я считаю, что Netflix стоит быть щедрее и выпускать какую-то часть своих фильмов заранее в традиционном прокате. Нужно быть чуточку более гибкими и готовыми к компромиссам. Ведь фильмы вроде «Ромы» так тепло встречают в Венеции и на других фестивалях.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: