«Русский Рэмбо»: как прощались с офицером ГРУ, погибшим в Сирии
От Оренбурга и до самого горизонта — степь, настолько однообразная, что кажется, будто эти 130 километров не едешь, а стоишь на месте. Пейзаж меняется, когда въезжаешь в Тюльганский район, и равнина вдруг нахохливается сопками. На въезде в село Городки полицейский кордон — у всех автомобилистов проверяют документы. На каждом перекрестке дежурят наряды с немецкими овчарками. Они следят не за похоронами спецназовца Александра Прохоренко. Они следят за рождением мифа о национальном герое в России 2016 года.
Миф есть у любого героя, но это не всегда ложь. Возглас «Поехали!» — тоже часть мифа о первом человеке в космосе, но ведь Гагарин действительно это произнес. Миф лишь отделяет частные обстоятельства, важные лично для героя, от того, что важно для всех. Где эта граница, решает то молва, то пропаганда, то случайность, а чаще всего — все вместе.
Миф Александра Прохоренко мог бы и вовсе не появиться на свет. Впервые имя погибшего в Сирии офицера прозвучало в сайте Orenday.ru 30 марта, спустя полторы недели после гибели. Вслед за оренбургским изданием новость подхватили многие мировые СМИ. «Русский Рэмбо, находясь в окружении джихадистов, вызвал авиаудар на себя», — писал британский таблоид Daily Mirror. «Русский Рэмбо» впечатлил и французов: в сети стали множиться фейки вроде расшифровок его переговоров с командованием на французском языке, а одна пожилая пара из Монпелье решила подарить Сашиной семье свой орден Почетного легиона.
Но министерство обороны России и официальные СМИ упорно молчали. Федеральные каналы ринулись было в командировки, но их разворачивали на полпути в аэропорт. Некоторые корреспонденты, уже долетев до Оренбурга, возвращались обратно в Москву.
Но потом кто-то наверху передумал.
От бывшей усадьбы помещиков Тимашевых, вокруг которой возникло село Городки, осталась одна конюшня — теперь в ней поселились местные школьные учителя. Оранжереи, ротонды и другие «буржуазные излишества» извели в советское время; в постсоветское — пустили на дрова дубовую рощу, по которой когда-то гуляли князья Волконские и Владимир Даль.
Население Городков — 765 человек. Это вместе с теми, кто прописан, но уехал. Как сделала почти вся молодежь: кто в Оренбург, кто в Москву, кто на Север. Из девяти выпускников 2007 года в селе остался только один, остальные, включая Александра Прохоренко, разъехались.
На странице Тюльганского района в «Википедии» в разделе «Экономика» написано всего два слова: «Просто клевая». Старики жалуются, что через несколько лет Городки окончательно вымрут, как и соседние села-призраки. В одном из таких, уже вычеркнутых из реестра, выросли Сашины родители — Александр Васильевич и Наталья Леонидовна.
Отец — тракторист, мать — уборщица в сельсовете. Прохоренко живут на улице Строительная, в бывшем колхозном доме, разделенном пополам на две семьи. Раньше перед их домом простиралась огромная лужа, а дорога к кладбищу, петляющая между огородами, по весне превращалась в глиняное месиво: в последний путь покойников провожали на гусеничных тракторах.
В апреле Городки стали благоустраивать и готовить к приезду высоких гостей на Сашины похороны. Ямы и лужи аккуратно засыпали щебнем и укатали грейдером; в уличные фонари вкрутили лампочки; в Городках наконец появились указатели и дорожные знаки, а то всякий раз приходилось объяснять по телефону таксистам, как проехать.
Все село вышло на субботник: собрали несколько контейнеров мусора, выкосили репейник в человеческий рост на центральной аллее и подкрасили заборы. Губернатор Юрий Берг прислал из Оренбурга две бригады рабочих, которые всего за сутки покрасили стены, оштукатурили и побелили потолки во дворце культуры. Школу тоже отремонтировали: выпавшие из кладки белые силикатные кирпичи заменили красными, трещины замазали бетонным раствором, кое-где, чтобы скрыть изъяны, дали детям нарисовать граффити. Пропололи клумбы, справа от входа установили высокий деревянный крест с надписью: «Спаси и сохрани».
— Вот его нет уже с нами, а он как будто продолжает быть нашим ангелом-хранителем, — говорит учительница Людмила Гильмутдинова. — Он нам помогает, всему селу. Это ведь благодаря Сашке здесь порядок навели, без него бы ничего не было.
У входа в сельскую школу, где Саша провел большую часть жизни, висит мемориальная табличка с именем Александра Бобкова, воина-афганца, посмертно награжденного орденом Красного Знамени. Уже со следующего учебного года, говорит директор, школе присвоят имя Героя России Александра Прохоренко.
Саша — один из трех серебряных медалистов выпуска 2007 года. Делать военную карьеру он решил в девятом классе, после того как съездил на присягу к двоюродному брату, и последние два года целенаправленно готовился к поступлению в военную академию. Наращивать мышцы и тренировать выносливость помогал учитель физкультуры Владимир Бондин, одноклассник Сашиного отца. Сам бывший военный, он каждое лето возил Сашу на полигон под Оренбургом, где учил его с закрытыми глазами разбирать автомат Калашникова.
Наутро после похорон, когда на улице еще никого нет, Бондин выгоняет полусонных восьмиклассников на пробежку. Отмеряет рулеткой дистанцию, поднимает вверх красный флажок и, вложив в рот большой и указательный пальцы, пронзительно свистит. Толпа школьников срывается с места. «У Саши был перед глазами пример отца, пример нашего поколения пятидесятилетних, которое воспитано на советской истории. Мы, как нас учил Сталин, — ни шагу назад, в плен не сдаемся! А яблоко от яблони недалеко падает. Вот эти, — показывает на своих нынешних учеников красным флажком Бондин, — совсем другое поколение. Попробуй их заставь маршировать и отжиматься».
— Ничто так не сплачивает наших людей, как беда, — говорит директор школы Сергей Даньшов. — У нас в селе произошло единение. Вот когда на день рождения к себе зовут, всей семьей перед этим прибираются, наводят марафет. Так и у нас — каждый внес свою лепту... Правда, у нас не день рождения.
В должности директора Даньшов работает четвертый год. Застегнутый на все пуговицы, сдержанный, больше похожий на чиновника из департамента образования, чем на директора сельской школы, он словно боится наговорить лишнего, и поэтому скупится на эмоции и мысленно взвешивает каждое слово. Общие фразы, однажды услышанные по телевизору или на форуме Народного фронта, делегатом которого он является, — о воспитании подрастающего поколения, о том, что врага надо уничтожать в его же логове, — это его броня. За что погиб выпускник Саша Прохоренко, как он оказался в Сирии — вопросы слишком явные, чтобы произносить их вслух, и уж точно не дискуссионные.
Все два дня, пока в Городках работали журналисты, в них рикошетом отлетали их же отточенные формулировки. Они злились, пытались переиначить вопросы, но ничего не получалось. «Стоп! — не выдержала одна телевизионщица. — Вы можете сказать то же самое, только человеческим, а не чиновничьим языком?»
Прощаясь, директор крепко жмет руку:
— Просьба к вам: напишите красиво. Нам не хватает позитивных примеров. Сейчас столько чернухи льется на нашу страну. Вы же русские люди, а работаете на нерусское издание, вот что обидно. Не подведите, ладно?
После школы Прохоренко поступил в Оренбургское высшее зенитное ракетное училище. Через три года его расформировали, а Сашу перевели в академию ПВО в Смоленске. На четвертом курсе ему предложили контракт — так он стал офицером спецназа ГРУ.
Приходилось часто ездить в командировки, но ни родным, ни друзьям он никогда не говорил, куда именно. «На Кавказ», — слышали обычно родители. Впрочем, позвонить близким и просто сказать, что все в порядке, Саша находил возможность всегда. Последний раз он вышел на связь 31 декабря — поздравить с наступающим Новым годом родителей и лучшего друга Сашу Белова. Сказал, что в январе, после праздников, уезжает в командировку, а когда вернется — пока не знает, но хочет успеть до рождения дочери: недавно выяснилось, что его жена Катя беременна.
24 февраля Сашин отец отмечал день рождения. Ближе к ночи вдруг зазвонил телефон. Сначала на том конце провода были слышны лишь помехи, потом чей-то голос спросил:
— Вы Александр Васильевич Прохоренко?
— Так точно. А кто говорит?
— Ваш сын Саша в командировке, не может сейчас говорить, но он попросил меня вас поздравить.
Александру Васильевичу стало плохо.
Саша Белов, не моргая, смотрит в открытый ноутбук. На экране после арабской вязи на черном фоне появляется мертвый человек. Запекшаяся кровь на лице, военная форма задрана, как будто ее пытались стащить через голову. Рядом с убитым разложены в ряд несколько раций, автомат, приклады к нему, моток какой-то проволоки и гемостатические гранулы, останавливающие кровотечение, с инструкцией на русском. Саша тяжело вздыхает. Отматывает назад, ставит на паузу, снова смотрит — и так несколько раз.
— Лично я не уверен, что это он. А вот моя мама и сестра сказали, что форма бровей его. Женщины ведь более внимательны к таким вещам. Ну, не знаю...
Мы сидим в кафе в центре Оренбурга и смотрим видео, записанное боевиками запрещенной в России организации ИГИЛ. В кадре, как утверждают авторы ролика, российский офицер Александр Прохоренко. Пытаясь совладать с нервами, Саша Белов вынимает одну за другой зубочистки и ломает их двумя пальцами. Когда зубочистки заканчиваются, начинает крутить в руках телефон. Рингтоном у него стоит музыка из сериала «Бригада». Высокий и крепкий, он тоже мог бы пойти в спецназ, но выбрал мирную профессию установщика фильтров для воды.
Белый и Проха жили в одном доме на улице Строительной. В один год пошли в школу, сели за одну парту, так и просидели за ней до выпускного. Вместе играли в лапту и даже участвовали в областных соревнованиях, вместе пекли картошку и первый раз в жизни пробовали самогон.
— Вообще это видео похоже на вброс. Только вот кому это надо, а главное — зачем?
Если допустить, что на видео действительно офицер Прохоренко, рушится героическая версия Минобороны об авиаударе, который погибший вызвал на себя. По официальным сообщениям, его тело выкупили у ИГИЛ курды. Но после авиаудара от человека остается в лучшем случае какая-нибудь часть тела, а чаще всего то, что судмедэксперты называют «биологический материал». На кадрах ИГИЛ не видно серьезных увечий, даже на военной форме — никаких дыр и прорех.
В тот же день, когда виолончелист Сергей Ролдугин играл на благотворительном концерте в сирийской Пальмире, в Городках хоронили Александра Прохоренко.
Напротив отремонтированного ДК выстроились шеренги полицейских и казаков. Чуть в стороне военный оркестр репетирует Шопена. Вся центральная площадь обнесена металлическими заграждениями. Замначальника оренбургской полиции Рафик Куляев приминает каблуками мягкий, только что уложенный асфальт и зычно — так, что смолкает тромбон, — учит подчиненных правилам этикета: местных жителей везде пропускать, за доставленные неудобства — извиняться, с журналистами повежливее, но если наглеют, принимать меры.
За час до церемонии всех журналистов собирают вместе. За взаимодействие со СМИ отвечают два человека — пресс-секретарь губернатора и представитель Минобороны по имени Магомед. Он достает распечатку на трех страницах и устраивает перекличку: первый, второй, первый, второй... «Первый канал» и «Россия 1» отправили по две съемочные группы со спутниковыми тарелками для прямого включения.
— Вынос гроба откуда будет? — деловито интересуется корреспондент «России».
— Я вас поставлю в тот коридор, через который будет осуществляться пронос тела. Это будет в час дня, солнце будет вон там, поэтому за контровой не переживайте.
Магомед показывает журналистам карту: вот ДК, водит он пальцем, вот сельсовет, в котором разместился оперативный штаб, а вот школа, где после похорон состоятся поминки. До особого распоряжения журналисты стоят в загоне. Во время гражданской панихиды их четверками будут заводить внутрь, у каждого будет ровно по десять минут, чтобы снять церемонию прощания и слезы родителей. После этого гроб вынесут на площадь, где пройдет траурный митинг.
— Тут будет вип-зона: Берг, Евкуров, Бабич, Клинцевич и другие. Рядом с гробом сидят родственники. «Первый», «Россия» и личный фотограф губернатора стоят напротив випов, остальные снимают вон из той дальней точки.
По толпе пробегает недовольный гул.
— Это дискриминация! — заводится оренбургская журналистка. — Нам была поставлена задача сделать позитивный образ. А вы как хотите, чтобы мы геройство из пальца высасывали?
Площадь постепенно заполняется людьми. Треть из них — нездешние. Чиновников из губернаторского окружения выдают георгиевские ленты, сотрудников спецслужб — рубашки с короткими рукавами и темные очки-капли. У дома семьи Прохоренко дежурят два близнеца-оперативника: короткие стрижки, костюмы с синим отливом, борсетки, из которых время от времени шипят рации. Любые попытки приблизиться к дому, а тем более его сфотографировать, жестко пресекаются. Городки стоят всего в нескольких километрах от границы с Башкирией — региона, из которого воевать за ИГИЛ уехали десятки добровольцев, — и в селе говорят, что родителям Александра Прохоренко уже поступали угрозы.
Поговорить с родителями разрешили только корреспонденту «России» Николаю Долгачеву, который свои профессиональные обязанности совмещает с общественным служением — он председатель совета по строительству моста через Керченский пролив. «Это подвиг, это должно остаться... — только и смог сказать ему совершенно потерянный отец. — Ну и нам гордиться всем. Что еще можно сказать...» На автобусе с надписью: «Молодежь Оренбуржья» приезжают сослуживцы Саши — все в солнечных очках, неуловимо похожие друг на друга, с совершенно одинаковой походкой. Отвечающий за прессу Магомед суетится и, размахивая руками, приказывает всем выключить камеры. Сослуживцы быстро прощаются и так же быстро, не мешкая ни секунды, грузятся в автобус и уезжают.
Заплаканные родители Саши пьют валерьянку из пластиковых стаканчиков. Жители села наблюдают за происходящим из-за кладбищенской ограды.
— Пойдем уже домой дела делать, — дергает женщина за рукав мужа.
— Какие еще дела? Дай проводить героя. Он за нас погиб, за село, за Россию. А ты про дела заладила.
Депутат и генерал в отставке Виктор Заварзин, стоя навытяжку, передает в телекамеру слова соболезнования от спикера Государственной думы Сергея Нарышкина:
— Я рад, что этого парня мы хороним перед 9-м Мая. О нем будут сложены стихи, песни. Поэтому для родителей это горе будет иметь, скажем так, мягкий оттенок. Вот сейчас некоторые говорят: в Сирии погиб, зачем туда послали, туда-сюда... Я поддерживаю президента — врага надо бить на дальних подступах. А кто против, те лицемеры. Мы за месяц в Сирии сделали больше, чем они за много лет борьбы с терроризмом.