Колонка «Правил жизни»: журналист Вики Ларсон — о пользе временных браков, или почему нам нужно отказаться от клятвы «пока смерть не разлучит нас»

В декабре прошлого года Лу Гуопин, известный в Китае публицист, предложил способ покончить с разводами, количество которых растет в стране устрашающими темпами. Необходимо учредить брачные лицензии, действительные в течение семи лет, по прошествии которых пара может возобновить их или разойтись, написал он в китайском аналоге твиттера Weibo. Предложение вызвало такой шквал критики, что вскоре Лу пришлось удалить пост. Ведь брак — это «пока смерть не разлучит нас», не так ли?

Уже нет. В 2014 году более 3,6 миллиона китайских пар подали на развод — на 3,9% больше, чем годом ранее. У 40% американских новобрачных в 2013 году, по данным Pew Research Center, за плечами уже был как минимум один брак. Согласно другим исследованиям, 10% первых браков не доживают даже до пятой годовщины. В лидерах по количеству разводов и Россия. Социолог Филипп Коэн утверждает, что 87% мирового населения живет в странах, в которых число браков с 1980 годов продолжает неуклонно падать. Предложение Лу Гуопина в этой связи не выглядит таким уж безумием.

Впрочем, его идея совсем не нова. Временные браки известны с древних времен, их практиковали перуанские индейцы в Андах, народы Индонезии и Японии, они до сих пор распространены в исламе. В XVIII веке временный союз предлагал ввести маршал Франции Мориц Саксонский, позднее с аналогичной идей выступил американский палеонтолог Эдвард Дринкер Коп. В статье «Проблема супружества», опубликованной в 1888 году, он рассматривал трехступенчатую процедуру заключения брака: сперва пятилетний контракт, который каждый из супругов может завершить или продлить, за ним десятилетний или пятнадцатилетний и наконец бессрочный.

Спустя десятилетие основатель сексологии британец Хэвлок Эллис разбирал идею пробного брака в своем семитомном труде «Исследования по психологии пола». Самого Эллиса сложно назвать образцовым семьянином: будучи до 32 лет девственником, в 1891 году он женился на лесбиянке и суфражистке Эдит Лис, и сразу после медового месяца они стали жить раздельно. Но именно Эллису мы обязаны самим понятием «пробного брака». Он отмечал, что пары и так живут друг с другом без заключения брака, а обычаи ночных визитов распространены у неженатой молодежи по всему миру (в Германии они назывались probenaechte, в Швейцарии — kiltgang, в Великобритании — tarrying) и дают возможность исследовать собственную сексуальность без долгосрочных обязательств. Пробные браки, заключает ученый, «помогут избежать ошибок в дальнейшем супружестве и переосмыслить личную жизнь тех, кто ошибки уже совершил».

Идеи Хэвлока Эллиса были созвучны эпохе — женщины в то время как раз боролись за права и свободы — и вскоре их подхватили британский философ Бертран Рассел и его друг, денверский судья и реформатор Бен Линдси. Полагая, что законы, регулирующие секс и контроль над рождаемостью, не отвечают духу времени, Линдси предложил рассмотреть на законодательном уровне «партнерский брак». Он подразумевал свободный доступ к половому просвещению и контрацепции, а также к разводу по обоюдному согласию в тех случаях, если у пары нет детей. Когда же появляются дети, пара могла переоформить свои отношения в «брак семейного типа».

К несчастью, общественный резонанс, вызванный этим предложением, положил конец блестящей многолетней карьере Линдси. В 1929 году Бертран Рассел отметил его идеи в книге «Брак и Мораль», но взгляды философа на временный брак и внебрачные связи в итоге стоили ему места преподавателя логики в городском колледже Нью-Йорка. Будущего нобелевского лауреата отстранили по решению суда, что стало первым прецедентом судебного разбирательства по делу об академической свободе.

К переосмыслению брака вернулись в 1960 годы: антрополог Маргарет Мид предложила двухступенчатую модель, которая на первом этапе позволила бы молодым людям жить вместе сколь угодно долго. При отсутствии детей этот союз можно было легко расторгнуть. В новом тысячелетии к идее временного брака стали обращаться все чаще: в 2007 году немецкие юристы предложили заключать семилетний контракт, в 2010-м женская организация из Филиппин выдвинула идею десятилетнего договора, а в 2011-м юристы в Мехико заговорили о двухлетнем сроке. Лу Гуопин считает оптимальным семь лет: такой договор, по его мнению, снизит вероятность измены, сократит количество разводов и пойдет на благо экономике страны. Трудно сказать, насколько это предположение справедливо, но у ограниченного по времени брака, безусловно, есть очевидные достоинства.

Сегодня продолжительность брака является единственным мерилом его успешности. Но почему не позволить парам самим решать, что для них значит удачный брак? Если, например, цель состоит в том, чтобы вырастить ребенка, тогда брак можно считать успешным после 18 лет. «Вечный брак» дает возможность годами и десятилетиями не обращать внимание на потребности партнера, а иной раз причинять ему вред и не нести за это никакой ответственности. Как долго пара могла бы прожить без секса — а это довольно частая жалоба в продолжительных отношениях, — если бы ей пришлось пересматривать условия сожительства раз в несколько лет?

Временный брак позволит заранее урегулировать те вопросы, которые чаще всего приводят к разногласиям. Конечно, пары могут жить в гражданском браке, как многие сейчас и делают. Но это неравноценно замужеству — только юридически оформленное партнерство дает социальные гарантии и защиту. А если вы боитесь, что продление временных браков превратит семейную жизнь в бюрократический ад, подумайте о том, сколько трат и душевных мук предстоит вам при разводе. Я сама дважды была замужем и дважды переживала развод, и знаю, каково быть в глазах общества жертвой «неудачного» брака.

Ни в одной стране мира временный брак пока не одержал победу, супружество продолжают заключать «до самой смерти». Сами эти слова были вписаны в свадебные клятвы в XVI веке, когда средняя продолжительность жизни составляла 38 лет. Нынешнее поколение Y имеет все шансы дожить до ста, но если в подходе к бракам ничего не изменится, к 2042 году, по расчетам того же Филиппа Коэна, их количество может упасть до нуля.