От пивной до тюрьмы: как провалился мюнхенский путч Гитлера и почему его не восприняли всерьез

Американское издание Chicago Daily Tribune писало 10 ноября 1923 года о бессилии правительства: «Голодные бунты вскрыли негодование людей... Кажется, все, что правительство может сделать – это позволить народу выплеснуть свое негодование на определенные классы... оно не в состоянии сдерживать крупных промышленников, спекулянтов и расхитителей от добавления страдания людям, не имеющим даже скудного пропитания».

Американский дипломат Роберт Мерфи, работавший в то время в Мюнхене, отмечал в своих мемуарах: «Самое ужасное, что мне довелось наблюдать, пока я находился в Мюнхене, была безудержная инфляция, пожравшая сбережения нескольких поколений самых достойных и обеспеченных людей и повергнувшая миллионы граждан в состояние безысходного отчаяния. Эта инфляция, по моему мнению, больше, чем что-либо другое, способствовала приходу гитлеризма».

В этой атмосфере всеобщего кризиса активно набирала популярность Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП), насчитывавшая к тому времени около 50 тысяч членов, включая военизированные формирования. Помощник военного атташе в Берлине Трумэн Смит в ноябре 1922 года докладывал в Вашингтон: «Самой активной политической силой в Баварии в настоящее время является Национал-социалистская рабочая партия Германии. Так как это в меньшей степени политическая партия, нежели народное движение, ее следует рассматривать в качестве баварского двойника итальянского фашизма... С самого начала доминирующую роль в данном движении играл Адольф Гитлер. Не подлежит сомнению, что эта личность – один из важнейших факторов, содействующих успеху партии... Способность его воздействовать на широкие массы просто удивительна».

Ситуация обострилась в январе 1923 года, когда разразился Рурский кризис из-за французской оккупации этого промышленного региона. Правительство Вильгельма Куно отреагировало пассивно, фактически отпуская Рурский угольный бассейн в руки французов. Новый рейхсканцлер Густав Штреземан 26 сентября был вынужден капитулировать перед требованиями Франции, что вызвало волну протестов как справа, так и слева. По стране прокатились беспорядки и вооруженные выступления, включая Кюстринский путч «черного рейхсвера» – тайной группы офицеров, жаждавших реванша за позорный для Германии Версальский мир.

Предвидя волнения, Штреземан добился введения президентом Эбертом чрезвычайного положения. Министр обороны Отто Гесслер и начальник управления сухопутных войск рейхсвера Ханс фон Сект были наделены исключительными полномочиями.

В тот же день консервативное баварское правительство объявило о введении собственного чрезвычайного положения и назначило правого монархиста Густава фон Кара комиссаром земли с диктаторскими полномочиями. Власть сосредоточилась в руках триумвирата: комиссара фон Кара, командующего баварскими частями рейхсвера генерала Отто фон Лоссова и начальника баварской полиции Ханса фон Зайсера.

Триумвират открыто противостоял берлинскому правительству. Кар не признал, что введённое в Германии чрезвычайное положение действительно в отношении Баварии, и отказался исполнять ряд приказаний Берлина, включая арест троих популярных лидеров вооруженных формирований – Хайса, Эрхардта и Россбаха – и закрытие газеты «Фёлькишер Беобахтер», печатного органа НСДАП.

Когда Сект попытался сместить Лоссова с должности командующего баварскими частями рейхсвера и заменить его генералом Крессом фон Крессенштейном, Кар открыто воспротивился этому решению. Он не только отказался подчиниться, но и потребовал от офицеров и рядовых принести специальную присягу баварскому правительству, что прямо нарушало конституцию.

К 1923 году Гитлер добился значительного влияния среди баварских националистических организаций, став одним из главарей «Немецкого союза борьбы». В эту группу входили НСДАП и ее штурмовые отряды под командованием Эрнста Рёма. На митинге 2 сентября в Нюрнберге союз открыто провозгласил цели свержения Веймарской республики и отказ от Версальского договора. На этом митинге вместе с Гитлером выступал генерал Эрих Людендорф, герой Первой мировой войны, пользовавшийся огромным авторитетом среди военных и консерваторов. Людендорф не только одобрял план захвата власти, но и сам претендовал на роль лидера националистической революции.

В Берлине непокорное поведение баварцев воспринимали как бунт – Сект направил предупреждение баварскому триумвирату, Гитлеру и вооруженным отрядам, что любое их выступление будет подавлено силой.

Воодушевленный примером похода Муссолини на Рим, Гитлер обратился к Кару и Лоссову с предложением организовать марш на Берлин «до того, как Берлин пойдет на Мюнхен». Когда 6 ноября триумвират проинформировал «Немецкий союз борьбы», что пока повременит с открытым вооруженным выступлением, Гитлер воспринял это как сигнал к самостоятельным действиям. Он решил взять всех троих членов триумвирата в заложники и силой заставить их перейти на сторону нацистов для совершения революционного переворота.

Первоначальный план, разработанный Максом Шойбнер-Рихтером и Альфредом Розенбергом, предполагал срыв военного парада, запланированного на 4 ноября в честь поминовения павших, где должны были присутствовать члены триумвирата и кронпринц Рупрехт Баварский. Предполагалось, что штурмовики перекроют узкие улицы и захватят почётных гостей, после чего Гитлер сможет заставить их принять и поддержать революцию. Однако этот план сорвался – утром 4 ноября Розенберг обнаружил, что улица, которую должны были перекрыть штурмовики, уже охраняется хорошо вооруженным отрядом полиции.

Вечером 8 ноября около 600 штурмовиков окружили пивную «Бюргербройкеллер», установив на улице пулеметы, нацеленные на входные двери. В зале собралось около трех тысяч человек послушать выступление фон Кара о программе нового баварского правительства. Хотя в зале присутствовали вооруженные баварские полицейские, начальник мюнхенского уголовного розыска Вильгельм Фрик, тайный сторонник Гитлера, позвонил и приказал им не вмешиваться, а только наблюдать и докладывать ему обо всем.

Примерно в 20:45 в зал быстрым шагом ворвался Гитлер, вскочил на стол и выстрелил в потолок из пистолета, заставив Кара прервать речь. С помощью Рудольфа Гесса и Ульриха Графа он пробился к трибуне, оттеснил комиссара и провозгласил: «Началась национальная революция!». Гитлер заявил, что здание окружено шестьюстами хорошо вооруженными боевиками, никому не разрешается покидать зал, и если толпа не успокоится, он прикажет установить на балконе пулемет.

Гитлер утверждал, что правительство Баварии в Мюнхене и правительство Веймарской республики в Берлине уже низложены, сформировано временное правительство страны, полиция и рейхсвер уже поддержали переворот и «вступают в город под знаменами со свастикой». Газета Le Figaro позже процитировала его полное театрального пафоса заявление: «Завтрашний день станет свидетелем торжества национального правительства Германии либо нашего поражения и гибели!»

В соседней со сценой комнате Гитлер собрал руководителей Баварии и с пистолетом в руке стал уговаривать их поддержать путч, обещая посты в новом правительстве, которое он должен был сформировать вместе с генералом Людендорфом. Однако ни Кар, ни Лоссов, ни Зайсер не соглашались встать на сторону нацистов даже под угрозой оружия. Комиссар Кар твердо заявил: «умру я или нет, не столь важно», а Зайсер упрекал Гитлера в том, что тот нарушил ранее данное честное слово не поднимать путча против полиции.

Ничего не добившись от них прямыми угрозами, Гитлер вернулся в зал и прибег к блефу – заявил, что Кар, Лоссов и Зайсер перешли на его сторону. В это время Шойбнер-Рихтер привел в пивную генерала Людендорфа, который до того момента ничего не знал о путче. Хотя генерал и поддержал нацистов, он был возмущен тем, что роль диктатора Германии предназначалась не ему – Гитлер намеревался поручить ему лишь командование армией. Тем не менее, авторитет Людендорфа и одобрительные возгласы публики в зале заставили триумвират сделать вид, что они готовы сотрудничать.

Гитлер вывел их с Людендорфом на сцену и произнес заключительную речь. После этого собравшиеся начали расходиться, хотя Гесс при помощи штурмовиков задержал у дверей других членов баварского правительства, пытавшихся скрыться в толпе.

В разгар событий Гитлеру сообщили о стычке между военными и штурмовиками в казармах инженерно-сапёрных войск. Решив лично урегулировать конфликт, он оставил Кара, Лоссова и Зайсера под надзором Людендорфа. Это решение оказалось роковым – все трое сумели сбежать. Лоссов попросился на улицу, дав Людендорфу «честное офицерское слово», что ему нужно отдать распоряжения в штабе. Кар и Зайсер также покинули пивную. Кар тут же убежал аж в Регенсбург, где первым делом издал прокламацию, в которой отказался от всех заявлений, сделанных «под дулами пистолетов», и объявил о роспуске НСДАП и штурмовых отрядов.

Хотя изначальный план нацистов предполагал синхронный захват основных правительственных зданий Мюнхена одновременно с акцией в «Бюргербройкеллере», этого не произошло. Только отряд Рёма «Военное знамя рейха» занял штаб-квартиру сухопутных войск в военном министерстве на Шёнфельдштрассе. Регулярная армия не поддержала путч – хотя несколько младших офицеров и рядовых дезертировали, мюнхенский гарнизон во главе с генералом Даннером был готов выполнять распоряжение Секта о силовом подавлении любых выступлений в Баварии.

Военных особенно возмутило, что Гитлер, гражданское лицо, угрожал в «Бюргербройкеллере» пистолетом генералу Лоссову – по неписаным армейским законам такое поведение заслуживало расправы на месте. Даннер и Лоссов организовали новый штаб в казармах 19-го пехотного полка и оттуда разослали другим военным частям приказ прислать подкрепления. К рассвету захваченное Рёмом здание военного министерства было окружено войсками.

В этой ситуации Людендорф предложил Гитлеру занять центр города, рассчитывая, что его авторитет поможет переманить на сторону нацистов армию и полицию. 9 ноября в 11 часов утра собравшиеся нацисты под знаменами со свастикой и военными штандартами колонной направились к центру города на Мариенплац, надеясь снять осаду с военного министерства. Во главе колонны шли Гитлер, Людендорф и Геринг. По утверждению историка Уильяма Ширера, среди марширующих были и заложники. На Мариенплац к демонстрантам присоединился Юлиус Штрейхер, специально приехавший из Нюрнберга.

Вначале немногочисленные полицейские патрули пропустили колонну, но когда путчисты вышли на Одеонсплац, путь им преградили усиленные наряды полиции. Трём тысячам путчистов, преимущественно имевших при себе гражданское оружие (пистолеты), противостояли 130 вооружённых баварских полицейских под командованием Михаэля фон Година. Гитлер призвал полицию сдаться, но получил отказ, после чего раздались выстрелы. Кто именно начал, мы не знаем до сих пор – имеющиеся сведения зачастую противоречат друг другу.

В ходе минутной перестрелки погибли 16 нацистов, в том числе Шойбнер-Рихтер, и 4 полицейских. Многие были ранены, включая Геринга – именно после этого ранения будущий шеф Люфтваффе начал стремительно полнеть. Непосредственный свидетель событий, американский дипломат Роберт Мёрфи, писал в своих мемуарах: «Когда началась стрельба... и Людендорф и Гитлер вели себя совершенно одинаково, как и подобает двум закаленным в боях солдатам. Оба одновременно бросились плашмя на землю, чтобы избежать обрушившегося на них града пуль. При этом телохранитель Людендорфа, маршировавший с ним рядом, был убит наповал, как и многие из сподвижников Гитлера».

Ни население, ни военные не поддержали попытку путча. В течение нескольких дней после него были арестованы все зачинщики, кроме Геринга и Гесса, бежавших в Австрию (Гесс позже вернулся и тоже был осужден). Пресса того времени была уверена, что с политической карьерой Гитлера покончено.

Венская Arbeiter Zeitung писала с нескрываемым сарказмом: «Комедия окончена... От этого поражения жалкий комик, вот уже год играющий немецкого Муссолини, уже не оправится!»

Мюнхенская пресса была еще менее снисходительна: «Иммигрант, чуждый Германии, самый ничтожный политически и интеллектуально, он не следовал никакой идее. Его программа – это он сам. Никто не поверил в его национал-социалистические лозунги... Он сделался диктатором – видимо, диктатором на один день».

The New York Times 10 ноября 1923 года была уверена в окончательном крахе нацистского движения: «После не слишком серьезного оборонительного сражения два лидера пали и совершенно дискредитированы, даже если они получат легкое наказание во время судов об измене... Этот переворот был самым сумасшедшим фарсом, который только можно вспомнить в истории... Есть, однако, и глубокие политические результаты этого дилетантского и неудачного путча в Мюнхене. Он очистил воздух и, безусловно, ликвидирует Гитлера и его национал-социалистических сторонников, как, впрочем, и Людендорфа».

Однако суд, состоявшийся в апреле 1924 года, преподнес сюрприз. За судебным процессом, длившимся 24 дня, следила вся мировая пресса. Гитлер использовал судебную трибуну как платформу для пропаганды идей своей партии. The New York Times с возмущением сообщала: «На фоне безумного ликования германских реакционеров и крайнего разочарования сторонников Германской республики сегодня в Мюнхене был опущен занавес судебного процесса... Адольфа Гитлера почти оправдали, а все остальные обвиняемые были либо отпущены без лишних разговоров, либо получили такие смехотворные приговоры, что на деле их можно считать свободными».

Гитлер был приговорен к пяти годам заключения за государственную измену, но отбывал наказание в весьма комфортных условиях в Ландсбергской тюрьме. Заключенным разрешалось собираться за общим столом и обсуждать политические вопросы. Именно там будущий диктатор написал большую часть своей книги «Моя борьба». Уже через девять месяцев, 20 декабря 1924 года, он был условно-досрочно освобожден.

The New York Times в день освобождения Гитлера писала: «Адольф Гитлер, некогда полубог реакционных экстремистов, был сегодня условно-досрочно освобожден... Его поведение во время тюремного заключения убедило власти в том, что его больше не следует опасаться. Считается, что он уйдет в частную жизнь и вернется в Австрию».