Это у нас семейное: что происходит с институтом семьи и брака?
Согласно недавнему опросу Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), приуроченному ко Дню семьи, любви и верности, больше половины респондентов (51%) считают, что идеальная семья — полная, обязательно с детьми, и лучше, если детей много (больше трех). Второй важной характеристикой стали отношения, основанные на любви, доверии и поддержке, — о таком понимании семейной гармонии мечтают 40% опрошенных. За последние 12 лет представления об идеальной семье изменились: если в 2012 году россияне больше задумывались о материальном достатке, пусть и в ущерб семейным отношениям, то сейчас все чаще говорят о поддержке и взаимном уважении. Эксперты считают, что подобные цифры свидетельствуют «о трансформации ценностных ориентиров в сторону нематериальных аспектов семейной жизни».
Еще один наметившийся тренд — увеличение запроса на индивидуализм внутри семьи, то есть «право каждого поступать так, как он хочет, даже если это противоречит интересам других». Если в 2016 году между коллективизмом и индивидуализмом в пользу последнего сделали выбор 15% респондентов, то в 2024 году — уже 22%. Пока рано говорить, что коллективистская модель семьи сдает позиции, но все же тенденция очевидна.
Социологи настроены менее оптимистично: профессор кафедры социологии семьи и демографии МГУ имени М.В. Ломоносова, доктор социологических наук Александр Синельников полагает, что давно наметившийся кризис института брака выражается как раз в том, что все больше становится людей, которые делают выбор в пользу индивидуализма, пренебрегая при этом семьей: «Несомненно, институт брака в течение всей своей долгой истории претерпевал существенную трансформацию, однако есть главный закон, который невозможно отменить: вступление в брак — это добровольный переход от личной свободы к постоянным самоограничениям ради мужа или жены и детей. Самая главная причина кризиса семьи в том, что люди становятся все более эгоистичны. Проявляется это и в том, что многие отказываются вступать в законный брак. Что они делают вместо этого? Одни предпочитают отношения, которые называют у нас в обществе гражданским браком. Зачем вообще люди вступают в брак? Программа-максимум — чтобы стать счастливыми, программа-минимум — чтобы избежать одиночества. С обеими программами сочетается и желание иметь детей, но так бывает не у всех, особенно если есть хотя бы один ребенок от предыдущего брака. Люди, которые живут в гражданском браке, по всем позициям занимают промежуточное положение — между одинокими людьми, без постоянных партнеров, и состоящими в традиционном законном браке. Да, они более счастливы, чем одинокие, но менее счастливы, чем живущие в законном браке. По основным параметрам это промежуточная форма отношений, а не какая-то особая современная форма брака, как об этом пишут многие нынешние демографы. Эта промежуточная форма у многих пар становится растянутым во времени процессом вступления в брак. Сперва он и она встречаются время от времени, потом живут вместе без регистрации несколько месяцев или даже несколько лет, а в итоге расписываются в загсе. Но многие люди, особенно пережившие в прошлом развод и его пренеприятные последствия (например, потерю квартиры при разделе имущества), категорически отказываются регистрировать брак с гражданскими супругами, даже если у них рождаются общие дети».
Число гражданских браков растет, и чаще всего такой формат отношений предпочитают молодые люди до 25 лет. Причины такого поведения разные, но главная — сомнения в прочности отношений, подчеркивает Александр Синельников: «Брак — основа семьи, но не единственная возможная основа. Семья может быть создана на основе сожительства, которое в наше время принято называть гражданским браком. Но это еще менее надежная основа, чем законный брак. Гражданские пары — что с детьми, что без детей — распадаются гораздо чаще, чем законные браки. Очень многие предпочитают жить без штампа в паспорте не только потому, что сомневаются в прочности союза, но и потому, что считают такую связь менее обязывающей по отношению к партнеру. Вот, например, интересный момент: мы говорим про гражданского мужа и гражданскую жену, а вы что-то слышали по гражданскую тещу? Или гражданскую свекровь? Родители партнера не воспринимаются так, как родители супруга, — это тоже довольно важное различие между законным и так называемым гражданским браком».
Опыт психоаналитически ориентированного психолога Ольги Бушуевой говорит об обратном: «В своей практике в 90% случаев у пациентов я вижу желание вступить в брак. Это один из самых частых запросов, причем формулировка звучит не как "хочу найти партнера", а как "хочу найти мужа или жену, создать семью". Те оставшиеся 10% — это совсем молодые люди, до 18-19 лет, которые приходят с другим запросом — найти любовь, найти человека, с которым будет хорошо. Они пока не задумываются о браке — и в целом не должны, у них другие цели и желания. Но вообще наши потребности мало чем отличаются от того, что было сформулировано несколько лет или десятилетий назад. Главное — это запрос на любовь. Исходя из моей практики и того, что я вижу, все равно превалирует желание иметь ребенка, иметь семью, и у большинства представление о семье достаточно патриархальное: мужчина — глава семьи и добытчик, женщина — хранительница очага. Я не могу избежать этих клише, поскольку действительно часто слышу их. Безусловно, бывают разные семьи, но меняется не институт брака — меняется психическое состояние человека, его возможность поддерживать долгосрочные отношения, выдерживать союз с другим, противоположным ему, переживать кризисы и конфликты».
Превалирующее стремление к личной независимости социолог Александр Синельников определяет как эгоизм, «разрушающий семью со всех сторон»: «Проблемы семьи упираются в то, что у нас принято называть индивидуализмом, перерастающим в конечном счете в эгоизм. Потому что крайний индивидуализм — это эгоизм». Ольга Бушуева, в свою очередь, говорит о «психической невозможности существовать вместе»: «Мне здесь кажется особенно важным то, как изменилась возможность психически переживать и выстраивать взаимоотношения с другим человеком — в том числе социальные, сексуальные и материальные. Я не говорю о некоем единении душ — это скорее идеализация процесса, но все же брак предполагает не только штамп в паспорте. Возможность жить с кем-то и любить кого-то, отстаивать интересы личные и принимать интересы партнера — она, как мне кажется, меняется. Но трансформация эта не зависит от института брака — скорее от того, какие изменения происходят в течение времени, способен ли человек ориентироваться на супруга как на объект, реальный объект, а не недостижимый идеал, свое нарциссическое отражение. Проблема появляется тогда, когда партнер подменяется образом — могут возникать вариации брака или происходить разочарование, деидеализация, которую невозможно пережить в отношениях».
Различие социологического и психологического подходов к изучению семьи очевидно: социолог Александр Синельников утверждает, что брак — он имеет в виду возраст регистрации отношений — стареет: «Если мы сравним статистику конца 1980-х годов и нашего времени, то есть почти середины 2020-х годов, то за это время средний возраст вступления в первый брак как у мужчин, так и у женщин увеличился на четыре года. То же самое можно сказать и о среднем возрасте матери при рождении первого ребенка. Чем больше срок, на который откладывается заключение законного брака и особенно рождение ребенка, тем больше вероятность, что ни то ни другое вообще никогда не произойдет. За эти три с половиной десятилетия число первых браков уменьшилось примерно в полтора раза, а число новорожденных первенцев — в два раза».
Психолог Ольга Бушуева, в свою очередь, полагает, что на территории всей России изменения происходят незначительные — это касается и возраста вступления в брак в том числе: «Если мы говорим о регионах, то желание вступить в брак появляется гораздо раньше 30 лет. Если мы говорим про Москву и Петербург, то здесь все несколько иначе. Меняется скорее видение, как строятся отношения внутри семьи, каким становится распределение обязанностей, и это нас все-таки возвращает к психологии отношений».
Тяготение к эгалитарному, то есть основанному на равноправии, браку подтверждает и официальная статистика: все большее количество россиян — шесть из десяти (или 62% респондентов) — выступают в 2024 году за равноправие в семье, в том числе в распределении обязанностей (против 45% опрошенных в 2012 году).
Еще одна любопытная тенденция, отмеченная в исследовании ВЦИОМ этого года, — стремление уйти от так называемой нуклеарной модели семьи, в которой супружеская пара проживает обособленно от родственников: если в 2012 году за такой формат отношений проголосовало 65% респондентов, то в 2024-м — уже 57%.
Готовы ли супружеские пары к помощи родственников? Александр Синельников считает, что отношения супругов со старшим поколением все же трансформируются в сторону дистанцирования. Отношения внутри семьи очень точно отражает язык, будучи структурой живой и подвижной: «В английском [языке] ведь нет слов "дедушка" и "бабушка" — есть слова Grandfather, Grandmother, то есть "старший отец" и "старшая мать". Как и в немецком — Großvater и Großmutter. Чем в определенной стране теснее и важнее родственные отношения, тем больше терминов, которые их описывают. Нет более бедного языка в плане терминологии родства, чем английский. Сложно объяснить англичанину разницу между тещей и свекровью — у них это все Mother-in-law, "мать по закону", что, кстати, звучит очень холодно. В русском языке слов для описания родства достаточно, но раньше таких употребительных терминов было гораздо больше. Все, например, понимают, что сноха и невестка — это одно и тоже. Однако еще в XIX веке термины различались: замужняя женщина была снохой по отношению к свекру и невесткой по отношению к свекрови. Сейчас эта разница уже размыта. И чем дальше на Восток мы идем, тем больше усложняется терминология родства. В китайском языке разными словами называются дед и бабушка с отцовской стороны, с материнской стороны, внук от сына и внук от дочери — в Китае очень сильная система родственных связей».
Очевидно одно: современные бабушки в наше время уже не так часто сидят с внуками, как это было, скажем, несколько поколений назад: «Этому, помимо прочего, способствует и пенсионная реформа — повышение возраста выхода на пенсию. Старшему поколению мешают сидеть со вторыми и третьими внуками — теми детьми, от количества которых прежде всего зависит демографическая ситуация. Впрочем, многие супружеские пары, если у них есть возможность, скорее наймут няню, чем попросят бабушку посидеть с детьми, ведь бабушка непременно будет вмешиваться в семейные дела. Отношения между поколениями у нас меняются в сторону независимости — по западному образцу».
Но все же Россия от Запада отличается — прежде всего историческим опытом. Основное различие, которое видит Александр Синельников, — отсутствие в России исторических традиций майората, то есть порядка наследования всего недвижимого имущества старшим сыном: «Эта система, на которой строилась европейская семья, появилась еще в Средние века. Будущее старшего сына было обеспечено, он мог привести жену в родительский дом, а уже жена выгоняла из дома его младших братьев и сестер, которые были вынуждены жить самостоятельно, не имея еще собственной семьи. Устраивались кто как мог — это было сильнейшим стимулом для экономической активности, в том числе для поступления на работу по найму. Без майората европейцы, может быть, и открыли бы Америку, но точно бы не смогли ее заселить. Младшие сыновья из европейских семей уезжали в Новый Свет, как тогда называли Америку, потому что у себя на родине, в Старом Свете, им ничего не светило. В России майората никогда не было. Когда Петр I пытался ввести эту систему, у него ничего не вышло. Русские люди считали бесчеловечной саму мысль, что ради неделимости дома и земельного участка надо отдать все это старшему сыну и обездолить других детей. А европейцы считали нормальным порядок, при котором старший сын получал в наследство мельницу, а младший — кота, как в сказке Шарля Перро "Кот в сапогах"».
С этой же традицией социолог связывает тенденцию позднего вступления в брак или его постоянного откладывания: «В экономическом смысле эта система очень продуктивна: из майората вырос капитализм. Но это хорошо сработало в обществе, где все-таки считалось, что каждый обязан создать семью. Когда эта социальная норма перестала действовать, оказалось, что одинокому человеку достаточно заработать только на самого себя. И пусть майората уже давно нет — во Франции он был отменен во время революции в конце XVIII века, в других европейских странах постепенно исчез в течение XIX века, в Англии его упразднили в 1925 году, — но норма уходить от родителей сразу после окончания школы осталась. Привыкая к жизни в одиночестве, люди уже с трудом создают семью или не могут ее сохранить, тем более что общество от них этого уже не требует. Далеко не все готовы круто пересматривать свое поведение и свои привычки, чтобы жить в законном или хотя бы в гражданском браке. По данным последней переписи населения (Всероссийская перепись населения 2020–2021 годов. — Прим. ред.), в возрасте от 40 до 45 лет, когда репродуктивный период у женщин подходит к концу, каждый восьмой мужчина никогда не был женат и каждая десятая женщина никогда не была замужем. Стоит отметить при этом, что состоящие в "незарегистрированном супружеском союзе", то есть в "гражданском браке", учитывались как отдельная категория и не считались никогда не состоявшими в браке. Столь высоких показателей безбрачия не было даже в тех женских поколениях, которые потеряли в годы Великой Отечественной войны больше трети потенциальных женихов. Сейчас сам по себе брак не становится такой ценностью, ради которой люди поступаются личной независимостью, чтобы создавать или сохранять семью с супругами, которых они считают не вполне подходящими для себя».