Роль стереотипов в истории: что это такое и откуда они берутся

Впрочем, в одном они согласны: основываясь именно на стереотипах, мы воспринимаем чуть ли не весь окружающий мир. Знать, как они работают, критически важно, чтобы лучше понимать и себя, и других. К тому же никогда не помешает напомнить себе, что современные ученые вовсе не экстравагантные гики, как в «Теории большого взрыва», бумеры необязательно трудоголики и технофобы, а зумеры не все сплошь ранимые либералы, которые хотят работать на удаленке. Это лишь стереотипы. Разбираемся, как они возникают и все ли одинаково вредны.

Первым о стереотипах заговорил 100 лет назад Уолтер Липпман, мастодонт американской журналистики, которого все тамошние президенты от Вудро Вильсона до Ричарда Никсона уважали или побаивались, а Никита Хрущев — не наоборот! — под интервью для него специально подгонял свой график. Липпман стал еще и первым медиаисследователем: в начале 1920-х он опубликовал масштабный отчет о том, как The New York Times — и тогда и сейчас главная газета в США, если не во всем мире — освещала революцию и гражданскую войну в России.

Изучив почти 4 тыс. заметок на эту тему, Липпман пришел к выводу, что большая часть — натуральные фейк-ньюс. И редакционные материалы, и даже новости были «катастрофически плохо» сделаны: авторы выдавали желаемое за действительное и все время предсказывали поражение большевикам. Толку от таких новостей никакого, считал Липпман, ведь, основываясь на них, нельзя ни составить корректные прогнозы на будущее, ни принять решение прямо сейчас.

Такую страсть честных, профессиональных журналистов к фейкам Липпман объяснял тем, что они, сами того часто не осознавая, вместо фактов на-гора выдают «картинки из своей головы» — личные оценочные суждения, о которых писать комфортнее, чем о достоверных данных.

От Липпмана досталось не только журналистам, но и читателям, которые «не заинтересованы в изучении и усвоении результатов точных расследований». В попытках выяснить, почему так происходит и как правда незаметно подменяется фейками, Липпман первым обозначил такое явление, как стереотип: «Стереотипная картина мира может быть неполной, но это картина мира, к которому мы приспособились. Мы чувствуем себя в этом мире как дома. Здесь все чарующе знакомо, нормально, надежно. Горы и овраги этого мира находятся там, где мы привыкли их видеть. Человеческие поступки основываются не на прямом и очевидном знании, а на картинах, которые индивид рисует сам или получает от кого-то другого. Человек, который заранее полагает, что японцы хитры и коварны, и, к своему несчастью, наталкивается на двух нечестных японцев, будет и впредь считать всех японцев обманщиками. Если в его атласе говорится, что мир плоский, он не станет близко подплывать к тому месту, которое он полагает краем земли, опасаясь свалиться».

Так Уолтер Липпман объяснил, почему люди предпочитают прятаться в домике, окруженном облаком комфортной информации привычных представлений об устройстве мира. Теперь предстояло выяснить, как и почему стереотипы работают и откуда вообще берутся.

Человеческий мозг, как давно доказали ученые, любит собирать все окружающее в эдакие удобные кучки по принципу подобия, как в супермаркете: помидор + баклажан = овощи, нож + вилка = столовые предметы, Пушкин + Толстой = классика. Как раз в этом, как считал Липпман и многие его последователи, кроется механизм работы стереотипов.

Называется это принципом экономии усилий. Липпман описывал его так: «Окружающая среда — слишком сложное и изменяющееся образование, чтобы можно было познавать ее напрямую. Мы не готовы иметь дело со столь тонкими различиями, разнообразием, перемещениями и комбинациями. Но, поскольку нам приходится действовать в этой среде, прежде чем начать с ней оперировать, необходимо воссоздать ее на более простой модели».

Липпмановский тезис недавно доказали нейробиологи в Университете Абердина: наш мозг прямо-таки запрограммирован навешивать ярлыки, так как «это помогает сохранять знания при минимуме усилий и структурировать окружающую действительность». Иначе сплошной хаос и в голове, и вокруг.

Объясняется это просто: человеческий мозг не сказать что ленив, но перетруждаться не любит. Все слышали миф об использовании мозга на 10%: это, разумеется, не так, но доля правды есть. Мозг не способен активировать все клетки одновременно, однако некоторые из них работают 24/7, в частности обеспечивая жизненно важные функции. Одно это уже суперэнергозатратно, так что при любой возможности мозг предпочитает сэкономить. Как раз тут в игру вступают стереотипы, объединяющие сложное и разнородное (скажем, людей) по понятным, даже примитивным категориям (скажем, женщины, русские и старики). И нашим предкам это, между прочим, спасало жизнь.

Все стереотипы родом из детства. Точнее, из детства человечества, если можно так выразиться. Формирование стереотипов считается одним из эволюционных механизмов. Например, оно помогало защититься от хищников. Предположим, они шуршат в кустах перед нападением. Слышишь этот звук — тут же прячься, не разбираясь, зайчик там или волк. Так мыслили наши предки. Рефлекс этот никуда не делся, как раз поэтому мозг часто продолжает реагировать на автомате: если чихнул кто-то рядом, значит, человек больной — отходим подальше, не разбираясь, аллергия там или ковид.

С другой стороны, стереотипы — продукт самого устройства первобытного общества. Тогда, как мы знаем, жили племенами, и человек из другого племени воспринимался как чудо-юдо, которое несет всем погибель. Причем небезосновательно: новый человек мог принести инфекцию, к которой у него, например, уже был иммунитет, а в племени не было. Условный homo sapiens смотрел на цвет кожи и волос, язык или просто поведение и по этим характеристикам определял, свой это или чужой. Под вторым подразумевался враг, болезнь или смерть. Как раз оттуда и растут самые опасные продукты стереотипного поведения — расизм, сексизм и другие дискриминационные практики.

Но списывать стереотипы исключительно на эволюцию нельзя. Медиа, как говорил, тот же Липпман, тоже немало постарались, чтобы их навязать. Взять хотя бы кинематограф. Первым киношникам нужно было, чтобы зрители узнавали персонажей без слов — звука-то не было еще, — и потому они положились на стереотипные изображения всех: и темнокожих, и женщин, и детей. Для этого часто брали массовку буквально с улицы. Психолог начала XX века Гуго Мюнстерберг писал о стереотипном изображении разных национальностей в кино: «Если продюсеру нужен толстый бармен с хитрой ухмылкой, или скромный еврейский разносчик, или органист-итальянец, он не станет полагаться на грим и парики — он найдет их готовеньких в Ист-Сайде Нью-Йорка».

Кстати, о стереотипах в первобытном обществе и кино. Везде — от мультика про Флинтстоунов до пародийных комедий вроде «Миллион лет до нашей эры» с Жераром Депардье — условное доисторическое общество в кино показывается в современных, часто сексистских образах. Женщина там — непременно хозяйка домашнего очага, которая наводит уют в пещере, пока ее могучий партнер охотится на условного мамонта. Ничего подобного не было. Куратор отдела Национального музея естественной истории Франции профессор Марилен Пату-Матис говорит: «Нет! Доисторические женщины не подметали целыми днями пещеру! Женщины рисовали, охотились на бизонов, вырезали кухонную утварь, изобретали новое и двигали общество вперед».

Стереотип о том, что уборка — женское дело, живее всех живых. В 1950-х в США, например, выпускали игрушечный набор небольших розовеньких швабр для девочек с такой рекламой: «Лучший подарок на Рождество — купите своей девочке швабру, чтобы уже сейчас она готовилась к будущему. С нашими швабрами она научится убираться по-настоящему. А что может быть увлекательнее, чем уборка для девочки? Подарите дочке швабру — и увидите, как загорятся ее глаза».

Сейчас дело обстоит, кажется, не сильно лучше. По статистике, мужчины тратят на уборку в три раза меньше времени, чем женщины. Некоторое время даже считалось, что мужчины генетически неспособны видеть беспорядок: вот так просто, заходит мужчина в комнату и не видит ни пыли на полу, ни груды белья на диване.

Недавно ученые из Калифорнийского университета объяснили, почему мужчины убираются реже, чем женщины. Во всем виноваты, конечно, гендерные стереотипы! Социологи провели эксперимент: позвали 600 мужчин и женщин, показали им фотографию захламленной комнаты. Одним сказали, что в ней живет Дженнифер, другим — что Джон, и попросили оценить и степень бардака, и самих хозяев. Оказалось, что бардак и мужчины и женщины видят одинаково, а вот условных Дженнифер и Джона оценили по-разному: первую чаще называли неряхой, но считали, что скорее уберется в комнате именно она.

Бороться с этим и другими стереотипами (в первую очередь в своей голове) можно — и даже нужно. Ведь, оказывается, они вредны для здоровья: согласно исследованию, опубликованному в Американском журнале общественного здравоохранения, у людей, ожидающих, что их засунут в прокрустово ложе стереотипов, на почве страха общественного осуждения развиваются сердечно-сосудистые заболевания. Патриция Грейс Дивайн, профессор психологии в Университете Висконсин-Мэдисон, предлагает на первый взгляд банальный, но, если задуматься, далеко не такой легкий способ: постараться осознать свои предубеждения по отношению к явлениям вокруг и находить им объяснение, отличное от стереотипа.

Уборки это тоже касается. С одной стороны, считается, что это муторно, сложно и долго. С другой — что это непременно женское дело, ведь часто рекламу приборов для наведения чистоты адресовывали именно женщинам.

Реклама. DREAME TRADING (TIANJIN) CO., LTD