«Красный Содом» или политическая необходимость: сексуальная жизнь общества в первые годы советской власти

В конце весны 1918 года в Саратове появились необычные листовки. На них был напечатан текст документа под странным названием «Декрет об отмене частного владения женщинами». Автор «Декрета...» Михаил Уваров предложил считать всех женщин в возрасте от 18 до 32 лет государственной собственностью. Он утверждал, что каждая дама, достигшая 18-летнего возраста и не вышедшая замуж, обязана зарегистрироваться в «конторе свободной любви». Зарегистрированным лицам должно было быть гарантировано право выбора в мужья мужчины в возрасте от 19 до 50 лет. Главная причина, по которой женщин в возрасте от 18 до 32 лет необходимо сделать национальным достоянием, заключалась в том, что якобы все лучшие экземпляры прекрасного пола принадлежат буржуазии, тем самым нарушая естественный уклад жизни на земле. Мужчины, подтвердившие свою принадлежность к трудящимся массам, согласно «Декрету...», имели право пользоваться одной женщиной «не более трех раз в неделю в течение трех часов». Что касается мужа, то он имел право на исключительный доступ к жене.

Данный документ являлся не чем иным, как розыгрышем, а самого Уварова уже спустя несколько дней в ходе ограбления убили местные саратовские анархисты. Однако скандальному «документу» вполне хватило нескольких дней, чтобы разойтись по многим городам европейской части тогдашней России и обрести там популярность. В Екатеринодаре (современный Краснодар) летом того же года отличившимся бойцам Красной Армии выдавали мандаты следующего содержания: «Предъявителю сего товарищу ... предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16 до 20 лет (иногда — до 25 лет), на кого укажет товарищ ...» В том же году в екатеринодарской газете «Известия» был опубликован похожий документ, озаглавленный как «Декрет о социализации женщин». Согласно этому «Декрету», большевик, желающий воспользоваться «социализированной» женщиной, должен был обратиться за мандатом-разрешением в ближайшее революционное учреждение. Инициатором этой «социализации» был местный уполномоченный внутренних дел, который сам выдал аналогичные «мандаты». К тому моменту, когда эта информация дошлп до большевистских руководителей в Смольном и они распорядились срочно прекратить подобную практику, в Екатеринодаре были «социализированы» порядка 60 женщин. К несчастью для этих дам, в те времена не было ни интернета, ни спутниковой связи, поэтому мало кто сразу понял, что данный «документ» не имеет никакой юридической силы.

В феврале 1919 года Ленин получил жалобу от нескольких жителей села Медяны (Чимбелевская волость, Курмышский уезд) на местного комиссара по делам бедноты. По словам обвинителей, комиссар распоряжался судьбой девушек, «передавая их своим друзьям, не считаясь ни с родительским согласием, ни со здравым смыслом». Ленин немедленно телеграфировал в Симбирский губисполком и в Симбирскую чрезвычайную комиссию: «Немедленно расследовать. Если окажется правдой — виновные должны быть арестованы». 10 марта 1919 года председатель Симбирской чрезвычайной комиссии сообщил Ленину, что национализация женщин в селе Медяны не производилась. Через две недели Гимов, председатель Симбирского губисполкома, отправил Ленину телеграмму, в которой между прочим сообщал: в селе Медяны люди, составившие донос, не живут, зато персоны с аналогичными фамилиями проживают в Петрограде.

В 1920 году РСФСР стала первой страной в мире, официально легализовавшей аборты. Официально это разрешение было следствием сложной экономической ситуации в стране и неудовлетворительного материального обеспечения населения. Благодаря легализации абортов многие женщины перестали делать их подпольно, и в результате за второе десятилетие XX века количество несчастных случаев со смертельным исходом при аборте снизилось с 4 до 0,28%. Решение о легализации абортов в то время не стало неожиданностью — подобная идея витала в воздухе еще до революции 1917 года. Так, например, на прошедшем в 1913 году 12-м Съезде Общества русских врачей большинство участников проголосовали за отмену запрета на искусственные аборты. В постановлении съезда говорилось, что уголовное преследование матери за искусственный аборт никогда не должно иметь место, а врачи, производящие аборт по просьбе матери (или даже по настоянию), должны быть освобождены от уголовной ответственности за проведенную процедуру.

Дискуссия, состоявшаяся на вышеуказанном съезде, вызвала широкий общественный резонанс. Высказался тогда об этом и Ленин: в газете «Правда» (номер от 16 июня 1913 года) вышла его статья под названием «Рабочий класс и неомальтузианство», в которой он решительно поддерживал требование абсолютной отмены всех наказаний за аборты или (если наказания остаются) за распространение медицинских профилактических мер. Ленин видел в этом защиту основ демократических прав гражданина. Поэтому совершенно неудивительно, что съезд партии под председательством Ленина 19 ноября 1920 года официально отменил все наказания за аборты, которые с тех пор стали разрешены законом. Для сравнения: в США аборты легализовали только в 1973 году, а, например, в Португалии — в 2007-м.

Спустя пять лет после легализации абортов рождаемость в Советском Союзе начала активно снижаться. Темпы снижения рождаемости составляли 2-2,5% в год, что приводило к демографическому спаду. В период с 1925 по 1930 год рождаемость снизилась на 12%, а в период с 1930 по 1935 год — на все 25%.

13 октября 1922 года Совет народных комиссаров РСФСР издал постановление, в котором предписывал изучить ситуацию относительно половых связей среди детей Петрограда. Было выявлено, что среди подростков до 18 лет интимный опыт имели 47% юношей и 62,6% девушек. Согласно подсчетам советского демографа и современника событий Владимира Владиславовича Паевского, из 92 620 беременностей, зарегистрированных в 1928 году, только 42% закончились родами. Остальные 58% были прерваны абортом. По мнению самого Паевского, такая ситуация свидетельствовала о почти уникальной роли абортов в снижении рождаемости.

С 1923 по 1986 год в СССР действовал полный запрет на чтение, печать и распространение произведений Набокова, который, по официальной формулировке, враждебно относился к советской власти, поскольку в прошлом он был открытым сторонником партии кадетов. Следствием этого стала недоступность его романа «Лолита» для рядового советского читателя даже в период относительной сексуальной свободы.

Нередко первые годы советской власти преподносят как период неограниченной сексуальной разнузданности, целиком и полностью поощряемой правительством. Это верно лишь отчасти. Действительно, сексуальная жизнь общества стала более либеральной, чем при царе, однако РСФСР начала 1920-х годов отнюдь не была «красным Содомом». Действительно, большевики критиковали привычный институт семьи, называя его пережитком прошлого. Во многом это также было вызвано их антицерковной политикой, поскольку в Российской империи брак был неразрывно связан с православием. Таким образом, в основе этой «сексуальной эмансипации» лежали сугубо политические мотивы: большевики хотели порвать с атрибутами прошлого и ради этого были готовы поощрять конфликтующие с этим прошлым явления.

Однако тот же Ленин неоднократно заявлял, что пролетариату, как формирующемуся классу, совершенно не нужно предаваться сексуальной невоздержанности. Арон Залкинд, видный «красный» врач и психиатр, а также автор изданной в 1925 году брошюры «Революция и молодежь», утверждал, что чрезмерное внимание к гендерным вопросам может подорвать боеспособность пролетарских масс. Поэтому, как полагал врач, партия может и должна вмешиваться в интимную жизнь своих последователей, чтобы не допустить их нравственного падения.

Что касается гомосексуализма, то это явление в первые годы советской власти было фактически декриминализовано, за исключением ряда республик (преимущественно мусульманских), где данный вопрос регулировался местными законодательствами. Дело в том, что порицание гомосексуальных связей расценивалось большевиками как «церковные пережитки».

В этом контексте довольно интересен случай с так называемым петроградским клубом. В 1921 году чекисты узнали о странной квартире, в которой периодически проходили собрания, на которых присутствовало большое количество мужчин и женщин. Естественно, они сразу же заподозрили, будто в «нехорошей квартире» тайно собираются контрреволюционеры, замышляющие враждебные действия против советской власти, и нагрянули туда с облавой. Каково же было их удивление, когда выяснилось, что вместо контрреволюционного клуба чекисты «накрыли» тайный клуб гомосексуалистов. Более того, прямо в момент рейда в клубе проходил стилизованный под свадебную церемонию бал, на котором все, в том числе дамы, были одеты в мужскую одежду.

В ВЧК решительно не понимали, что делать с этим маскарадом, и даже привлекли авторитетных экспертов из мира психиатрии. В итоге всем изловленным трансвеститам и гомосексуалистам влепили статью за «хулиганство», а вскоре вообще закрыли дело по амнистии. Тем не менее публичные проявления гомосексуальных отношений были запрещены и должны были караться административной ответственностью.

Вот таким странным образом в первые годы советской власти сочетались, казалось бы, несочетаемые вещи: сексуальная либерализация и партийный контроль за жизнью граждан. Усилия новой власти зачастую носили хаотичный характер — слишком многое приходилось «перекраивать» в новом мире, который пытались строить большевики, и сексуальная жизнь была в нем далеко не первым приоритетом. Тем не менее постепенно начинали регулировать и ее. Так, например, в конце 1920-х годов при Сталине гомосексуальные отношения вновь будут криминализованы, однако это уже предмет для отдельного разговора.