Как собирают и проверяют подписи на выборах
Избирательное законодательство считает, что для допуска непарламентской партии на выборы нужно убедиться, что избирателям это вообще нужно. Не что они готовы голосовать за эту партию, а именно что полпроцента населения региона поддерживают саму идею участия конкретной оппозиционной партии в выборах. В Новосибирске таких должно набраться 11 тысяч человек. Но хитрость в том, что дальше начинаются ограничения, направленные на то, чтобы проверка этого факта была однозначной. И тут можно понять, как власть меняла законы на протяжении нескольких лет. Начиная с 2002 года процедура сбора подписей ужесточалась: сперва можно было сдать подписи с 25% превышением их числа, потом стало 10%. Раньше в том же Новосибирске сдать подписи нужно было за 45 дней до выборов, а теперь — за 55. Прямо на ходу поменяли законодательство, так что весь этот сбор больше похож на марафон с гирями на ногах. А впереди тебя ждет еще избирательная кампания, но нет, ты должен пройти строжайший фильтр, причем собрать подписи в Новосибирске, получается, нужно было за 20 дней, а в оставшиеся проверять их. Вот она, беда информатизации, которая появилась, но которая не вытеснила бумажную работу.
Я собирал подписи за себя в Екатеринбурге в 2011 году, но тогда я обошелся силами волонтеров — было нужно всего 1100 подписей, и то часть из них в итоге забраковали. Но в Новосибирске я убедился: те, кто говорят, что сами собрали за 20 дней два миллиона подписей на президентских выборах, врут. С этим законом, с этими правилами это почти нереально. Я и в 200 тысяч не поверю теперь.
Перед нами стояла задача: в кратчайшие сроки развернуть штаб, собрать подписи с запасом, чтобы из всех собранных было больше 11 тысяч годных, придумать систему контроля сборщиков. Мы поступили следующим образом. Собрали 17,5 тысячи на 6 тысячах листов. Обойтись одними волонтерами нереально. Понятно, что идейный человек будет работать добросовестно, но такого количества энтузиастов мы не наберем. Значит, нужны были наемные сборщики, но кто дает гарантию, что они будут работать добросовестно? Велик соблазн при плате по 150 рублей за подпись найти базу паспортов, аккуратно нарисовать подписей 500, получить деньги и пропасть. В итоге мы устроили конвейер: дважды в день проводили обучение для 800 претендентов, из которых в итоге 300 стали сборщиками. Кто-то сам отваливался, кого-то браковали мы: мутные гопники какие-то, просто подозрительные ребята. Но мы придумали ноу-хау, такого в регионах до нас никто не делал. Мы сделали систему маршрутных заданий. В Новосибирске 8 тысяч многоквартирных домов, мы их разбили на маршруты с равным числом квартир. В общей сложности таких заданий вышло 2 тысячи, в каждом — 300 квартир, то есть это 4-5 домов. И мы решили, что сборщик должен по итогам задания приходить в штаб каждый день, а мы проверяем, прошел ли он по намеченным адресам, все ли собрал, и потом даем следующее задание. Кроме того, мы ввели еще и такую финансовую мотивировку как доплату по 50 рублей тем, кто помимо подписей принесет еще 75% телефонов. Работа рисовальщика становится и неудобной, и невыгодной. А так — мы получали возможность еще и перепроверять у подписавшихся лично, они ли ставили подписи, все ли в порядке со сборщиком.
Еще мы придумали рейтинг сборщиков, который строился из качества собранных подписей и из их количества. У каждого было такое личное дело, где хранились строго его подписи. Таким образом мы понимали, что из 17 тысяч собранных подписей сдаем сначала те, что собрали лучшие сборщики, потом похуже, а тех, кто в хвосте, не берем.
Мы, увы, поздно поняли, что рисовальщики бывают не только коммерческие, но и от конкурентов. Мы их называли «токсичными». Они браковали подписи специально: меняли одну цифру в паспорте злонамеренно. Кто-то сканировал подписной лист, меняли некоторые данные и печатали фальшивый. Проверить это нереально: подпись качественная, прозвон все подтверждает, а баз у нас нет. В общем, в итоге мы с этими сборщиками отбраковали больше 3000 подписей. И это очень сужает простор для маневра перед подачей.
Новые проблемы начались в новосибирском избиркоме, куда мы все понесли 18 июля. Сначала там проверяли подписные листы на корректность их заполнения — не вылезла ли подпись за края. Еще инновация этого года — заверить подпись самого сборщика и его данные. И тут начались придирки. Скажем, у сборщика в паспорте указано, что он из Ачинского района, город Ачинск. Но сейчас это уже другое муниципальное образование формально. И это считали как расхождение с данными в подписном листе, что означало автоматический брак. Или, к примеру, сборщик переехал, а у него в прописке указано, что он из рабочего поселка, который теперь стал поселком городского типа, — это тоже брак. Так мы лишились еще больше 100 подписей.
Еще около 100 отбраковали по техническим признакам: подпись залезла за края, помарки и так далее. Потом началась графологическая проверка — все подписи сдали в полицию, где есть криминалистическая лаборатория, и эксперт проверял это дело сутки. Интересно, что раньше экспертов не предупреждали об уголовной ответственности за недобросовестность, а теперь стали разъяснять им, что они могут нарушить 307 статью УК. И надо сказать, наш эксперт отработал добросовестно: она нашла 8 подозрительных подписей, из которых забраковала 4. Там дата была проставлена одной и той же рукой. Мы стали разбираться: оказалось, что это все супружеские пары, так что все ясно: муж за жену поставил дату или наоборот. Но в избиркоме забраковали все 8.
А 24 июля в десять вечера пришла справка от УФМС, проверившего все оставшиеся наши подписи. Оказалось, что какие-то избиркомовские девочки-клерки переколбасили в экселевскую таблицу все, что мы собрали: ФИО, год рождения, номер паспорта и адрес. То есть это примерно 200 знаков, 12 тысяч строк, а значит в сумме получается почти 2,5 миллиона знаков. Они оцифровывали это в кратчайшие сроки, в полном аду, без проверки. Не туда посмотрела, вписала не в ту строку не ту фамилию, номер в паспорте перепутала. Это все был такой мартышкин труд. Данные оцифровали, загрузили в систему «ГАС-выборы» и там, конечно, нашлись расхождения. Причем они нашли 2600 таких случаев. И вот все это отправили в УФМС.
Ответ пришел ровно через день: 1300 подписей прошло, а еще 1300 забраковали. Логично, что забраковали: у нас в подписи человек с фамилией Яковлев по такому-то паспорту, у них он трансформируется в Яковенко. Естественно, в УФМС такой человек не находится. И вот все это вернули нам за 65 часов до заседания избиркома, который должен решить, допускать нас на выборы или нет. А нам предстояло все это опротестовать. Мы перебили все в свою табличку, начали сравнивать. Вот что получилось. Помимо ошибок избиркома (девочки допустили 700 на более чем 11 тысяч, молодцы), выяснилось, что нас пробивали по неактуальной базе паспортов. Это выяснилось через федеральный сайт ФМС, где можно забить номер паспорта и узнать, действителен ли он, числится в розыске и т.д.
Первые четыре цифры паспорта — это код региона и год выдачи, как правило. Код для Новосибирска, например, 50. В наших подписях, например, так: 5014 — то есть выдан в этом регионе в 2014 году. В справке из УФМС стоит 5005. Но есть нюанс: по закону расхождение в цифрах может быть не дольше двух лет. То есть в 2014 году можно получить серию 5012, но никак не 5005. Мы стали выяснять, в чем еще может быть дело: оказалось, недействительными признаны паспорта в основном молодых девушек, года 1988-го примерно. Но почему так может быть? Все просто: она меняла паспорт. Начали искать этих девушек по соцсетям и нашли: чуть ли не каждая либо с животом, либо уже с годовалым ребенком на руках, либо еще в фате. То есть девушка вышла замуж, поменяла паспорт, а нам сообщают, что ее вовсе не существует.
Еще около 30 подписей вылетело из-за того, что человек снят с учета по адресу фиктивной регистрации. Это все из нового закона о резиновых квартирах. Да, те, кто подписывался, поступил неверно, покупая справку, но откуда сборщику знать, когда ему показывают паспорт, что это фиктивная регистрация? В 2014 году еще Конституционный суд постановил, что в случае с подписями верна лишь та информация, что указана в паспорте, сборщик должен ей верить.
Когда мы пошли на заседание, начался настоящий цирк. Там сидела дама из ФМС, которой мы объяснили, что они пользуются устаревшими базами. Но в избиркоме стали отмораживаться: «ФМС — это госорган, а значит его справкам мы должны верить, нет оснований подозревать его в недобросовестности». Вообще-то избирком должен заниматься оценкой: если ему подсунули туфту, неважно кто, то он и оценить это должен как туфту. Но они решили, что справками ФМС прикроют себе зад. В итоге они признали только ошибки ввода, допущенные на стадии подачи данных от избиркома. Да и то не все. Таких подписей мы в итоге отбили 157. Но вот запросы, где, например, Яковлев становился Яковенко, они не признали. Нет таких людей и все. В итоге стало 1300 недействительных подписей.
Мы сейчас застыли в положении, когда нам нужно около 200 подписей отбить, чтобы пройти на выборы, но это я забегаю вперед. Выслушав избирком, мы с юристами подготовили 600 индивидуальных жалоб — по каждой подписи, что была забракована. В понедельник, 27 июля, пришли снова. Заседание в итоге длилось девять часов, так как они должны были уложиться до 23.59, иначе бы мы автоматически проходили. А мы рассчитывали устроить такую итальянскую забастовку — пусть зароются в жалобах. Но после сотой жалобы они просто сменили председателя рабочей группы. Вместо уставшего на его место пришел член избиркома от «Единой России», который отклонял по несколько жалоб в минуту. Зачитывал — отклонял, без пояснений.
Я примерно понимаю, что делать с юридическим беспределом, как с ним бороться, но тут начался беспредел политический. Поэтому мы и приняли спонтанное решение бороться с ним политическими же методами — объявили голодовку. Я и сейчас не очень понимаю, что еще можно противопоставить этой технологии, она правда новая. И, кажется, обкатывается сейчас именно в Новосибирске. Здесь срок сбора подписей вышел гораздо раньше, чем в той же Калуге — там все только начинается. Похоже, что новосибирская технология станет хедлайнером на осенних выборах.