Режиссер Дэвид Кроненберг — о теориях заговора, рептилоидах и всемогущей русской мафии
В конце 1960-х, когда я оканчивал Университет Торонто, конспирология окружала нас всюду. Некоторые наши профессора — мы знали наверняка — сотрудничали с ЦРУ и были приставлены следить за распространением левацких идей и за поведением политических беженцев из США, отказавшихся от службы в армии из-за войны во Вьетнаме. Время от времени в Канаде задерживали и агентов КГБ, некоторые из них переходили на сторону Запада. Так что мое формирование как художника и автора прошло в атмосфере шпиономании, арестов и подозрительности.
В XXI веке люди по-прежнему верят в теории заговора. Но эта вера не столько следствие невежества, сколько фундаментальная потребность человека — вроде религии. Как бы далеко ни продвинулась наука, люди все так же верят в Бога, и сколько бы журналисты ни провели расследований, у теорий заговора не убавится поклонников. В основе самых популярных теорий всегда лежит старинный миф о том, что могущественная группа людей контролирует мир и управляет им. Орден иллюминатов, всемирное сионистское правительство, инопланетяне или Господь Бог — разница лишь в деталях. Желание верить первично, а факты можно подобрать. Или попросту выдумать, если иные подтверждения не находятся.
В современном мире, где вскрываются настоящие и очень странные заговоры, все проще быть адептом конспирологии. После разоблачений Эдварда Сноудена невольно задумаешься: может, все эти правые американские деятели, защищающие право на ношение оружия и бесконечно подозревающие в чем-то Белый дом, не такие уж психи, какими кажутся. В конце концов, у человеческой способности к обману и хитрости нет абсолютно никаких пределов.
Политики с помощью теорий заговора манипулируют населением, но одновременно людям определенного склада они дают ответы на все вопросы — на самом деле это важная функция. Вы понимаете, как могущественны, коварны и опасны ваши враги, и вдохновляетесь на борьбу с ними. Конспирология дает возможность казаться себе чуть сильнее, чем ты есть на самом деле, дает чувство, что тебя не так-то легко одурачить. Люди верят в заговор масонов и потому чувствуют себя умными, проницательными и свободными от чьих-то манипуляций, хотя, разумеется, как раз ими вовсю манипулируют.
Среди великих американских теорий заговора моя любимая — про высадку Нила Армстронга на Луну. Якобы никакой высадки в 1969 году не было, а показанная кинохроника — это качественная подделка, которую изготовили в голливудских павильонах. Обычно теории заговора поражают тем, насколько богатое воображение бывает у людей. Я просто не представляю, как должен быть устроен мозг человека, который всерьез утверждает, что Jay Z и Бейонсе — рептилии. Но в истории с «Аполлоном-11» захватывает, напротив, холодная рациональность, в которой нет фантастических элементов, а все аргументы наукоемкие.
Часто теории заговора парализуют не только массовое сознание, но и интеллектуалов. Вы наверняка замечали, что самые умные люди порой ведут себя как полные идиоты. Меня поразила недавняя история с вручением премии PEN-центра в Нью-Йорке, когда часть моих коллег выступили против награждения редакции Charlie Hebdo. Не понимаю, что не так с этими людьми — образованные, творческие, артистические личности повели себя глупо и невежественно. В своем романе «Употреблено» я использую как раз такую теорию заговора: профессор Аристид Аростеги — интеллектуал, позволяющий себе считать Северную Корею идеальным государством. Конечно, в нем угадывается влияние Сартра, идеализировавшего Сталина и не замечавшего миллионы жертв. Но в сущности это все та же дурная наивность, которая заставляет людей верить в масонов.
И все же в теориях заговора есть нечто полезное: они обладают странным терапевтическим эффектом, объясняя события, которые иначе кажутся абсолютно бессмысленными. Например, совершенно прекрасная теория о том, что малайзийский Boeing, сбитый на Донбассе в прошлом июле, был набит трупами жертв другого малайзийского самолета, исчезнувшего с радаров весной. То есть над территорией, контролируемой сепаратистами, был специально сбит самолет с сотнями мертвых тел, чтобы скомпрометировать Россию. Фантастическая и волшебная теория, с азартом растиражированная государственными телеканалами.
Впрочем, на западе по отношению к России тоже распространены прекрасные теории. Русскую мафию боится не меньшее число людей, чем масонов или иллюминатов, — это такой же глобальный игрок на сцене теорий заговора, и тоже один из моих любимых. По иронии, когда я снимал фильм «Порок на экспорт», ни о чем подобном на Западе не говорили. Я скорее фантазировал на тему русской мафии: меня восхищала мысль о том, как группа людей может пытаться воссоздать Россию и правила своего круга в Лондоне, вдали от родины. А сейчас нечто подобное происходит в мировом масштабе, и мы все чаще читаем о беглых олигархах и тайном влиянии русских в Европе.