Чай не Франция: долгий и извилистый путь китайского чая на русский стол, или Как и зачем в России подделывали чай

В 1860-м Китай заключает соглашение о свободной торговле с Россией, а чуть позже и с другими европейскими странами. Это хорошо сказывается на торговле, но возникает и новая проблема: конкуренцию русским теперь составляют англичане, наладившие вывоз чая морем, через Кантон. Это быстрее и дешевле русского караванного пути, но сказывается на качестве. Во всяком случае, так говорят русские торговцы: чай впитывает морскую влагу и портится, англичане продают некачественный продукт. Англичане парируют: зато русские подмешивают в чай белую глину, чтобы добавить вес. Китайцы зарабатывают на тех и на других. Чай меняют на меха и сукно по произвольному курсу. Многочисленные китайские закупщики, производители и посредники пользуются неопытностью иностранцев и нередко подсовывают дешевое сырье. Русские купцы стараются минимизировать свои потери. Они объединяются и делятся опытом, арендуют фабрики и ставят своих управляющих из числа воспитанников курсов китайского языка при торговой миссии. Но, даже несмотря на этот очевидный прогресс, розничные цены велики, чай добирается до городов очень долго, а объемы поставок не поспевают за растущим спросом. За дело берутся фальсификаторы.

Сибирские купцы, посетившие столицу в 1857 году, удивлены: в Иркутске фунт байхового — 1 рубль 70 копеек серебром, а в Петербурге тот же чай на 20 копеек дешевле. Секрет рыночного чуда — суррогаты и подделки. Торговля китайским чаем имела стратегическую важность для двух рынков: китайского, где кяхтинские торговцы могли менять меха и мануфактуру на чай, и Американской кампании. Бюджет пополнялся, крепли связи с местными. Поэтому начиная с 1816 года правительство пробовало защитить как торговцев, так и малоимущих граждан, чаще всего становившихся жертвами чайного надувательства.

Главная из примесей — суррогаты. В Киеве под видом чая продавали листья вербы, подцвеченные куркумой. На юге распространялась кавказская брусника. В центральной России в ход шли земляничные и березовые листья. Но главное русское ноу-хау — «копорка», «копорский чай» из кипрея. Первым за его производство взялся царскосельский помещик Савелов. В отличие от купцов, он привез из Китая не товар, а метод. Он задумал найти замену чайному листу и, подвергнув соответствующей обработке, получить русский аналог напитка. В качестве замены подошел обильно растущий на принадлежащих ему землях близ Копорья кипрей. Копорский чай распространяется по крупным ярмаркам настолько хорошо, что Савелов перевозит часть своих крестьян поближе к центру чайного потребления — к Москве. Суррогат заполоняет московские рынки с названием «иван-чай». Секрет привлекательности — невероятно низкая цена. Он стоит примерно в сто раз дешевле, чем китайский продукт. «Копорское крошево и кисло, и дешево», — говорили в народе. Но в целом не возражали. Копирка была неплоха на вкус и безвредна. Другим распространенным ингредиентом был «рогожский чай» — вторично использованная спитая заварка. Этот промысел был особо популярен в Москве, центром его была Рогожская слобода (отсюда и название). Половые из трактиров выбирали остатки чая из чайников, со столов, а порой и из выгребных ям — вместе с окурками сигар и пеплом, лимонными корками и прочим мусором. Собранное сырье сдавали перекупщикам, а те везли его в Рогожскую слободу, где спитой чай сушили и приводили в товарный вид. Подделка чая превратилась в настоящее искусство. Для придания заварке свежего вида ее сперва очищали от сора, потом смачивали раствором гуммиарабика или крахмального клейстера, чтобы листы правдоподобно сворачивались при высушивании. Затем спрыскивали веществами, содержащими дубильную кислоту, для вяжущего вкуса и окрашивали — чаще жженым сахаром, но иногда в ход шла сажа или берлинская лазурь. Для веса добавляют гипсовый порошок, глину, свинец, а то и железную стружку. Не брезговали спекулянты и контрабандой английского чая из Кантона под видом русского. Дешевый, а порой и поддельный чай (в самой Англии подделка — обычное дело, она составляет треть чая на прилавках) ввозят через западную границу, предварительно обернув в упаковки известных русских марок.

Неразборчивому покупателю, терявшемуся среди ярких этикеток с нарисованными китайцами и вычурными, часто выдуманными псевдокитайскими названиями, оставалось рассчитывать на порядочность надежных продавцов, дороживших своей репутацией.

К концу XIX века самые узнаваемые «этикеты» русского чая — те, что с крупными буквами «К» и «С» фирмы «Братья К. и С. Поповы». Это образцовое по современным меркам предприятие. Товарищество одним из первых открыло собственную фабрику в Китае. Первое привезло чайные кусты в Россию и основало плантацию на территории нынешней Грузии. «Братья Поповы» — поставщик русского императорского двора, императора Австрийского, короля Греческого, короля Шведского и Норвежского, короля Румынского, короля Бельгийского, шаха Персидского. У них есть филиалы во всех крупных городах России (всего более ста) и Европе. Фирма бережет свою репутацию, вкладывает большие деньги в обучение сотрудников иностранным языкам, рекламу и имидж. В отличие от других производителей, «К. и С. Поповы» не ослепляют покупателя яркими названиями. Их стиль — минимализм, все их чаи номерные. Вместо громких слов за них говорит качество товара и доброе имя на этикетах — для их печати фирма даже покупает собственную типографию.

Этикеты фирмы Поповых неоднократно пытались подделать. Особенное рвение проявили однофамильцы основателей — Александр и Иван. Первый раз он попались на подделке упаковки и вышли сухими из воды. Благодаря небольшой хитрости — рядом с крупными «К. и С.» мелким шрифтом уточнялось: «контора и склад» — им удалось избежать судебного наказания. Суд посчитал, что тождество незначительное. Однако оригинальное предприятие братьев Поповых все же решило поменять оформление. Но и настойчивые однофамильцы не сдавались: они отпечатали подобный этикет и продолжили торговлю от лица мифического «Торгового дома братья Поповы в Москве». На этот раз им выписали штраф — ничтожный по сравнению с доходами от продаж фальсификата. А для того, чтобы считать лже-Поповых еще и фальсификаторами, были основания. Вот только доказать это было крайне сложно. Опасаясь ареста, крестьяне сбывали сырье посредникам-факторам под видом лекарственных трав или сена, для конспирации оставляя товар у знакомого дворника или в лавке. И лишь после этого суррогат попадал в трактиры и чайные. Экспертиза также была неэффективна: даже опытный ботаник с трудом мог бы определить, из какого листа состоит байховая россыпь, не говоря уж о проверяющей комиссии.

Для того чтобы защитить свой главный капитал — честное имя, — «К. и С. Поповы» пошли на уловку. По слухам, они подкупили сотрудников своих недобросовестных однофамильцев, благодаря их показаниям у властей появился веский повод для визита на склад.

Дело вышло исключительно громкое. Суд присяжных слушал двух звездных адвокатов: Карабчевского, защищающего обвиняемых, и легендарного судебного оратора Плевако на стороне истцов. В те времена судебные заседания — это настоящее шоу. Адвокаты — мастера слова, их цитируют в газетах, об их остроумии ходят слухи. Здесь же еще и прецедент: наконец-то удается усадить на скамью подсудимых производителей фальшивых продуктов и, как выяснило следствие, еще и лекарств. Карабчевский оправдывал подопечных: на подлог их толкнула не столько жажда наживы, сколько никем не удовлетворенный общественный запрос. Обыватель просто не мог позволить себе дорогой чай, вот и пришлось продавцам идти навстречу его потребностям, разбавляя оригинал суррогатом. А поскольку смеси эти, по заключению экспертов, безвредны, то и основания для жестокого приговора нет. Плевако парировал: лже-Поповы лишили настоящих Поповых интеллектуального блага, заключенного в добром имени и почете, заработанных долговременной честной работой. Кроме того, подвергал он сомнению и добросовестность лже-Поповых. «Зачем честному торговцу в своем помещении иметь внушительную массу материала, из которого фабрикуется подделка того самого товара, которым он торгует?» — спрашивал он.

«Опыты? Но вы видели здесь, что для опытов достаточно щепотки травы», — обращался он к присяжным, намекая на результат экспертизы. Экспертиза проведена была уникальная, в этом деле впервые в судебной практике применяется в качестве доказательства микрофотосъемка. Плевако обращается к присяжным: «Очевидно, мы присутствуем в лаборатории современного Фауста. Только у нового Фауста, А. Попова, не было отдельного искусителя — Мефистофеля. Мефистофель сидел в нем же самом: это страсть к наживе».

Поистине мефистофелевское коварство: как установило следствие, лже-Поповы, по их собственным словам, «работали по-лондонски» — смешивали копорку и рогожский чай и продавали суррогат под этикеткой «К. и С. Поповы». Под своей же маркой они продавали настоящий китайский чай. Пороча чужое имя, возвышали свое. Вину за преступление взял на себя старший из лже-Поповых, Александр. Он взывал к милосердию, надеясь, что присяжные оправдают отца семерых детей. Однако суду было важно создать прецедент, и наказание было суровым: Александр Попов был лишен купеческого звания и пожизненно сослан в Томскую губернию. Дело Поповых о фальсификации китайского чая было закрыто в начале 1888 года. Проверка этого же года выявила добавление копорки почти во всех пробах из чайных магазинов Петербурга. Варьировался лишь процент ее содержания — в зависимости от стоимости чая и наглости продавца.