Управляемый хаос: какова расстановка сил на политической карте мира (и какое место в ней занимает Россия)?
Карта мира вновь стала пестрой. Тридцать лет назад можно было всерьез обсуждать конец истории и установившуюся гегемонию единственной сверхдержавы. Довольно быстро — в исторической перспективе почти мгновенно — стало ясно, что никакой «новый Рим» единолично с миром не управится, и разговоры о мировом жандарме сильно преувеличены. Похожая на бегство эвакуация американского контингента из Афганистана продемонстрировала этот факт наглядно — но и Афганистан, окончательно ставший для США Афганом, — лишь самое яркое, а не единственное проявление слабости супердержавы.
Вместо сбалансированной и довольно устойчивой «ялтинской» системы международных отношений и несбалансированного, но понятного миропорядка с единственной доминирующей сверхдержавой наступил этап, который уже успели окрестить и многополярным, и даже «постнормальным». США не являются бесспорным лидером мира, перестал быть таковым и «глобальный Запад» — Европа не планирует, да и не может подхватить это знамя. На роль глобального лидера не хотят и не могут претендовать ни Китай, ни Россия, ни кто-либо еще.
Международные структуры также не кажутся способными руководить мировыми процессами: какой глобальный вопрос ни возьми, от поддержания мира до борьбы с пандемией коронавируса, важность роли ООН или каких-либо еще всемирных объединений, мягко говоря, неочевидна.
Зато прямо на глазах растут локальные центры силы, которые заставляют с собой считаться. Возвышение Китая трудно не заметить, хотя его политическое влияние на мировые дела ниже, чем экономический вес. Однако и Китай — лишь самый яркий пример, а не единственная скала, торчащая посреди бурного моря. Турция создает свою сферу влияния от Ливии до Сирии; Иран борется за особую роль на Ближнем Востоке; и даже террористические группировки заставляют считаться с собой. При этом каждый игрок по отдельности слишком слаб, чтобы занять пустующий трон, или для того, чтобы создать вместе с другими игроками «концерт держав», напоминающий систему международных отношений, существовавшую в Викторианскую эпоху.
Все это происходит на фоне откровенной деградации международных отношений. Дональд Трамп, управляющий миром не выходя из твиттера, был не курьезным исключением из правил: рискованные заявления и резкая смена курса в мировой политике — это часть новой нормы. По выражению МИД РФ, безопасность теперь может поддерживаться «режимом контругроз». Соглашения, некогда подпиравшие систему мировой безопасности вроде Договора по открытому небу или ДРСМД, расторгаются. Мир, управляемый с помощью угроз — даже с приставкой контр, — это, откровенно говоря, не та реальность, в которой хочется жить. Однако эта реальность уже за окном. И в ней державы не слишком-то готовы объединиться даже для противостояния глобальному бедствию, бьющему по всем сразу: пандемия коронавируса среди прочего показала, чего стоят все разговоры о мировом сотрудничестве.
При этом глобальная взаимозависимость не просто никуда не делась, но и усилилась. Современная промышленность и мировая торговля чрезвычайно сложны. Логистика и промышленность часто зависят от ситуации в конкретной зоне. Контейнеровоз, по глупой случайности закупоривший Суэцкий канал, на несколько дней стал новостью номер один в мире — но что случится, если такой узел закупорит не заурядная авария, а например, затяжной вооруженный конфликт или техногенная катастрофа? Тем более, как показывает практика, черные лебеди иногда летают над миром косяками, и предсказать, откуда придет угроза, бывает нереально — а если угрозу удастся отследить, то предсказатель может оказаться в положении Кассандры. Получается парадоксальный мир, который, с одной стороны, куда более фрагментирован, чем прежде, но при этом опутан глобальными связями, зачастую не очевидными для стороннего наблюдателя.
Но все ли так страшно? Поводов для оптимизма в рамках такого миропорядка в действительности тоже немало.
Неожиданные преимущества такая конфигурация дает формально слабым игрокам — от государств до неправительственных организаций и даже террористических группировок. В прямом политическом или военном противостоянии обычной небольшой страны и сверхдержавы победитель очевиден. Но что если сверхдержава погрязла в борьбе сразу по всем направлениям, а слабый игрок сумел заинтересовать собой еще нескольких таких же? Да и выбор покровителей в эпоху новой раздробленности богаче, чем во времена четко определенных блоков. Экономические санкции могут быть очень болезненными, но их эффект гораздо менее очевиден, чем прежде: у стран, попавших под санкции, больше путей, чтобы их обойти.
Конца света тоже не будет. Коллапс цивилизации — тема очень благодарная для беллетристов и режиссеров, но все апокалиптические прогнозы — это несбывшиеся прогнозы. Мы сами недооцениваем запас прочности собственной цивилизации. Катастрофы вроде пандемии, безусловно, принесли много горя, но по опустошительности они даже близко не стоят рядом с теми, что человечество уже пережило. «Испанка» убила на порядок больше людей, чем ковид, и не вызвала коллапса цивилизации. Кстати, нынешний вирус не менее опасен, чем «испанка», разница только в том, что сейчас мировая система здравоохранения продвинулась далеко вперед, не говоря уж о фармацевтике. Глобальная война — тоже, в сущности, страшилка, которую используют политики, чтобы попугать избирателя. Дело даже не в том, что две мировые войны отрезвили политиков, а в том, что сами современные общества изменились, и потери, которых общество ХХ века могло просто не заметить, в наше время рассматриваются как однозначно неприемлемые.
Наконец, отсутствие единого мирового лидера — это, конечно, и отсутствие единого мирового жандарма. Афганистан, а до того Ирак поубавили энтузиазма у любителей разбомбить любую проблему. На наших глазах теряются иллюзии и по поводу менее острых решений, основанных на голом давлении — вроде экономических санкций. Вызовы децентрализовались. Мы можем столкнуться с множеством отдельно взятых угроз, но сами по себе угрозы не носят глобального и убойного характера.
Положение России в новом мире ожидаемо сложное. У нас целый клубок переплетающихся внешнеполитических проблем, сложные отношения со множеством стран — а с некоторыми и вполне явная вражда. К тому же Россия — все еще крупнейшая страна мира. Наличие общих границ одновременно с ЕС, Кореей, США и в особенности с Китаем — это не только факт, но и причина, по которой России касается множество вызовов и конфликтов, связанных с самыми разными регионами планеты. Нестабильность в Средней Азии, возвышение Китая, энергетика Европы — для нормального существования России важно все сразу. При этом козырей, имеющихся у того же Китая или США, у нас нет: внутренний рынок не такой уж крупный, население приличное, но не гигантское (особенно для территорий такого размера), нет ни контроля над мировыми финансами, ни многочисленных сателлитов.
Однако свои преимущества у России тоже есть. Она достаточно устойчива к внешним угрозам. В современной реальности это очень важно, как и во все прочие эпохи — от попытки прямого физического вторжения извне Россия защищена отлично. У нас неплохо образованное население, и к тому же — стакан наполовину пуст, но и наполовину полон — его не так мало, чтобы страна могла чувствовать себя защищенной, только прилепившись к мощному союзу. С другой стороны, «преимущество слабого» работает на нас: Россия не кажется таким вызовом, чтобы сильнейшие державы сосредоточили усилия именно на ее ослаблении.
Ответ на вопрос «Что делать?» для России довольно прост.
Во-первых, интеграция в глобальную экономику для нашей страны должна начинаться с развития собственного производства. Как показывает практика, идея «просто покупать» что-то критически важное для страны — от вертолетных двигателей до микросхем, порочна: легко на очередном повороте внешней политики обнаружить, что эти вертолетные двигатели производят только на Украине, и оперативно избавиться от этой зависимости не получается. Пользоваться, например, космодромом Байконур в любом случае придется, но все производства стратегически важных товаров, которые в принципе могут быть локализованы, должны быть локализованы.
Причем — это данность — российская индустриализация по-прежнему будет серьезно ориентирована на оборонный комплекс. Во-первых, список силовых угроз обширен и не сокращается, а во-вторых, и в «оборонке», которой мы привыкли гордиться, дела сейчас обстоят сложно, и к примеру, промышленные мощности для строительства кораблей ВМФ не впечатляют. То же самое касается энергетического машиностроения и транспорта: железные дороги — это не романтика плацкарта, это артерии страны, АЭС — не то место, где происходят техногенные катастрофы, а источник жизни.
Без пушек масла не будет, но это не значит, что масло неважно. Другим направлением для России должна быть, конечно, ориентация на себя, соблюдение собственных — быть может, эгоистических интересов и на благополучие своих граждан. Внутренний рынок, востребованность местных кадров, товаров и оборудования — это вопрос прочности и индустрии, и самого государства. На голом экспорте развитую экономику не выстроишь. Наконец, потребительская активность и бытовое благополучие граждан — это ценность, не противостоящая благу государства, а укрепляющая его. Одно время ходило много разговоров про глупцов, продавших Советский Союз за джинсы. Но уважающая себя страна не должна ставить своих граждан в положение, при котором единственный шанс на потребительское благополучие — это продажа Родины. В современных условиях невозможно держать на голодном пайке квалифицированных специалистов — от ученых до инженеров — и надеяться выиграть мировую гонку за технологиями и промышленной мощью.
Рынок труда уже глобален, если мы не предложим достойных условий дома, то так и продолжим читать о технологических и научных прорывах, которые люди с русскими фамилиями совершают в Массачусетсе и Дюссельдорфе. А это, в свою очередь, требует не только вложения денег в свою страну, но и создания более дружелюбной атмосферы. К сожалению, это не та мысль, которая легко доходит до политиков, но никаких альтернатив не существует. В конце концов, даже пятидесятиметровая яхта среднего олигарха цела только до той поры, пока он под защитой сильной, уверенной в себе страны. А чтобы страна была сильной и уверенной в себе, инженеру с завода этого олигарха должно хватать если не на яхту, то хотя бы на хорошую моторку.
На мировой же арене положение России вовсе не плохо. Да, мы не можем претендовать на глобальное лидерство, но, к счастью, этого и не требуется. Россия в лобовом столкновении не может противостоять Китаю или США — нет и ситуации, требующей подобного напряжения всех сил. Все мировые державы, включая Россию, играют в первую очередь не против кого-то, а за себя. Поэтому и стрелять себе в ногу, и совершать потенциально опасные шаги все игроки за великой шахматной доской (на самом деле, конечно, за великим покерным столом) стараются с оглядкой и на возможные контрмеры, и на других игроков. Да, нынешний мир хаотичен, отсюда следуют не только риски — но и возможности. История никогда не кончается. В этом ее трагедия, и в этом же величайший оптимизм.