Как изменилась расстановка сил на Ближнем Востоке спустя 10 лет «арабской весны»?
Больше десяти лет назад по Ближнему Востоку прокатилась волна событий, загнавших последние гвозди в гроб до сих пор очень популярной, но несостоятельной идеи — теории Сэмюэля Хантингтона о столкновении цивилизаций. Хотя ей хватало критиков и до событий 2010-2011 годов, серия революций в арабских странах окончательно доказала: Хантингтон был неправ, вслед за Киплингом противопоставив Запад и Восток. Тысячи людей, вышедших на улицы ближневосточных городов, требовали свержения своих собственных, вполне себе восточных властей или социальных, политических и экономических трансформаций не в пику, а наподобие Западу. Конфликты, выросшие из цепочки революций, тоже доказали несостоятельность хантингтоновской теории. Например, альянсы, образовавшиеся в ходе войны в Сирии, не были цивилизационными: Европа и США сформировали коалиции с «темной» оппозицией, по сути исламистами, против светских властей во главе с Башаром Асадом (долгое время прожившим в Британии). А мусульманские Иран и Саудовская Аравия столкнулись в Йемене, раздираемом повстанцами и правительством.
Примечательно, что самые влиятельные игроки на Ближнем Востоке избежали бурь 2011-го, умудряясь сохранять равновесие в атмосфере полного хаоса вокруг — речь об Израиле, Иране и Турции, хотя последние к Ближнему Востоку формально и не относятся. Более того, эти страны скорее воспользовались «весной» себе на пользу: тот же Иран в Ближневосточном регионе располагает уникальной системой военно-политических группировок, которые в том числе действуют в до сих пор не оправившихся после «весны» Ливане, Сирии и Ираке. Там иранцы противостоят Израилю и его военным технологиям, а также Турции. Анкара расширяет свое влияние и в Северной Африке, и на Аравийском полуострове, предоставляя вооружение — например, Ливии — и поддерживая региональные организации – вроде «Братьев-мусульман» в Йемене.
Правила игры, по которым действуют перечисленные акторы, написаны не Хантингтоном: в противном случае турецкие и иранские мусульмане давно бы объединились против прозападного Израиля, например, в Сирии. Анкаре и Тегерану и так хватает противоречий — например, они сталкиваются в Ираке и на Кавказе, — так что они не могут отвлечься на идеологию и отказаться от своих региональных интересов. Фигуры на доске расставлены с точки зрения прагматики — или, если угодно, реальной политики, — а не религии или национальности. Ни турки, ни израильтяне, ни иранцы не цепляются за какую-либо идентичность, и поэтому мусульманская Анкара действует в пику мусульманским же Эр-Рияду и Абу-Даби, а Израиль пытается затормозить европейский проект ядерных переговоров с Ираном. Концепция «столкновения цивилизаций» — чрезмерно упрощенная идея, благодаря которой можно интеллектуализировать предубеждения и уберечь себя от излишнего политического анализа.
Может быть, именно поэтому она так живуча на Ближнем Востоке, где хантингтоновские по духу идеи каждый раз достают из гроба, чтобы воззвать к мусульманскому единству и культурной общности. Вероятно, именно поэтому одной из важнейших политических фигур региона до сих пор остается египетский философ Сейид Кутб, умерший больше 50 лет назад: никто после него так и не создал сильных политических проектов, которые могли бы доказать состоятельность цивилизационного подхода и добиться единства арабов.
Именно идеи Хантингтона — причина того, что даже спустя десять с лишним лет Ближний Восток продолжает лихорадить от «арабских весен», которые затем сменяются «зимами». Напомним: согласно его теории, в основе конфликтов всегда лежат экономические, культурные, социальные и политические различия. Запад «остается на пике власти» и продолжает манить другие страны демократизацией и высоким уровнем жизни. США и Европа вывели формулу «как жить хорошо», а арабы — нет. Частному человеку на Востоке захотелось больше денег и меньше проблем: и хотя выше мы отметили, что по своей сути это не было конфликтом с Западом, именно разница в уровне благосостояния указала населению Туниса на огромную пропасть между ним и условными американцами. А чем американцы лучше?
Отчасти «цивилизационный пробел» после 2011-го уменьшился: Тунис избавился от диктатора Зин аль-Абидина Бен Али, который сбежал из страны, и прошел через демократические преобразования (в стране изменили конституцию и начали проводить реформы в сфере образования, права и борьбы с безработицей). Формула «как жить хорошо», кажется, найдена, цивилизационного конфликта нет, мы не хуже наших соседей на Западе — значит, можно успокоиться.
Но повезло в этом только Тунису. Жители других стран с удивлением обнаружили, что свержения президента и правительства недостаточно, чтобы начать жить хорошо. Где-то один правитель сменился другим, и оба оказались тоталитарными. Так, в Египте вместо Хосни Мубарака и Мухаммада Мурси к власти пришел Абдель Фаттах ас-Сиси и армия, ничуть не уступающие своим предшественникам ни в сфере ограничений свободы слова, ни в нежелании проводить реформы. В Бахрейне смены власти и вовсе не произошло, и режим со временем стал более авторитарным: «арабская весна» показала, что лучший способ предотвратить потрясения — жестко разгонять демонстрации и сажать лидеров оппозиции в тюрьму. А где-то протесты 2011-го спровоцировали начало вооруженных конфликтов — так, например, произошло в Сирии, Йемене, Ираке и Ливии.
В обозримом будущем официальные власти этих стран едва ли сумеют вернуться на десять лет назад и вновь подчинить себе бунтовщиков: ситуацию осложняет гуманитарный кризис, вмешательство других стран и нехватка ресурсов. В большей части стран, переживших потрясения 2011-го, желание преодолеть пропасть с Западом не сыграло протестующим на руку. Впрочем, подавившие бунты силовики вряд ли останутся без работы: желание создать свою демократию еще будет гнать в бой юных революционеров и действовать на нервы старым автократам.
Если фактор революции и сыграл роль в позитивных переменах в условном Тунисе, он едва ли стал ключевым: перечисленные выше примеры показывают, что страна вышла в плюс вопреки, а не благодаря «весне». В целом протесты и последовавшие за ними преследования митингующих привели к экономическому упадку в регионе. Если в 2011-м уровень безработицы в арабских странах едва превышал 7 % трудоспособного населения, то уже к 2017-му этот показатель достиг 8,1 %, а в 2018-м страны Ближнего Востока обогнали Латинскую Америку по числу живущих за чертой бедности.
Несмотря на это очередного «потепления» ждут и ливанцы, десятки раз выходившие на митинги против ухудшения условий жизни и повышения цен на топливо; и сирийцы, уставшие от десятилетней войны. Далеко за примерами ходить не надо, ведь очередная серия потрясений, также известная как «арабская весна», произошла в 2019 году в Алжире, Судане и Ираке. Кто знает, когда начнется новая волна протестов? В регионе по-прежнему ждут и требуют перемен, опираясь на разницу в образе жизни с западными странами. Есть предположения, что вслед за радикальной сменой власти может произойти и скачок в сфере геополитики, но те, кто так считает, слишком много внимания уделяют материальному: деньгам, вооружению, идеологии.
В действительности фактор, который когда-то позволил Турции, Ирану и Израилю вырваться вперед и контролировать политические процессы на Ближнем Востоке и в других уголках планеты, не имеет ничего общего с благосостоянием или противостоянием Западу. Движущая сила Турции, Ирана и Израиля — это отказ от поиска формулы «как жить хорошо» и жесткая политическая воля, основанная не на идеологии, а на прагматике. Благодаря этому Тегеран со всей своей антиамериканской риторикой идет на сближение с традиционными американскими партнерами — вроде Саудовской Аравии и Китая (если говорить о 2000-2010-х годах, когда между Пекином и Вашингтоном еще не началось похолодание) — и добивается покровительства европейских стран в переговорах по ядерной сделке. Благодаря этому Израиль постепенно перестраивает архитектуру безопасности, не попав таким образом в ловушку зависимости от США после того, как администрация Байдена начала вывод войск из Ближневосточного региона. Турция действует России на нервы у самых ее границ, на Кавказе и в Причерноморье и остается ее незаменимым партнером в Сирии. Отказавшись от попыток просто улучшить частную жизнь человека, Турция, Иран и Израиль обрели политическую субъектность и избавили себя от цепи изнуряющих революций — ведь чтобы обрести влияние на мировую политику, добиваться счастья каждого отдельного гражданина и не требуется. Потрясения «арабской весны» не подарили ближневосточным государствам ни хорошей жизни, ни геополитического влияния, а только поставили некоторые из них в зависимое положение.
Больше десяти лет назад по Ближнему Востоку прокатилась цепочка событий, показавших, что возможно все. Разгневанная толпа может надругаться над трупом своего правителя. Случайный прохожий может найти «секретные материалы» одной из ЧВК, действующих в Ливии. Мусульмане могут сотрудничать с иудеями и грызть глотки другим мусульманам из-за клочка земли. Только одно, пожалуй, невозможно — упрочить благосостояние и международный авторитет своей страны после целого ряда революций.