Как правильно сообщать ученым о присуждении им Нобелевской премии

Всего комитет награждает премией по пяти номинациям. Нобелевская премия мира вручается в Осло, за литературу отвечает Шведская королевская академия, а за медицину и физиологию — Королевский Каролинский институт. Я являюсь постоянным секретарем Королевской академии наук, которая вручает премии по физике, химии, а также по экономике (формально последняя не носит статус нобелевской). Таким образом, у нас в академии три комитета, и выбор кандидатов лежит на их плечах. Работают они целый год — рассмотрение кандидатов начинается в середине декабря, почти сразу после вручения премий в Стокгольме. После первичного отбора они передают дело каждого кандидата независимым экспертам по всему миру, а потом, в сентябре, отчитываются перед академией. Решение в каждой из номинаций принимается в начале октября — голосуют около 500 членов академии. Имена лауреатов объявляют публично через два часа после того, как прошло голосование, но лауреаты должны узнать об этом первыми от меня.

Получается, у вас есть только два часа, чтобы дозвониться?

Да. Если мы хотим, чтобы лауреаты узнали о премии от нас, а не от журналистов, нужно хранить все в строжайшем секрете и действовать быстро. Именно поэтому я со своими помощниками ухожу с заседания сразу, как только объявляют имена. Мы идем в специальную комнату, где стоит телефон. Оттуда и начинаем обзванивать лауреатов, чтобы сообщить им волнующую новость. Обычно это происходит в 11 часов утра по центральноевропейскому времени.

Как вы собираете телефоны лауреатов?

Этим занимается наш департамент информации, процесс кропотливый и длительный, в него вовлечены десятки сотрудников. Какие-то контакты можно найти в интернете, другие добываются через университеты, научные круги — если честно, я даже не представляю, как они все это собирают. Мы не сообщаем новость о присуждении премии коллегам или родственникам. Бывает, что трубку берет жена или кто-то из детей, но тогда мы спокойно говорим, что это очень важный звонок из Швеции, и просим пригласить к телефону самого господина N. Вы обратили внимание, что я говорю «жена лауреата»? К сожалению, за пять лет моей работы у нас ни разу не побеждала женщина.

Всем лауреатам вы звоните в одно и то же время?

Да, и с этим, конечно, бывают сложности. Ведь 11 часов в Стокгольме — это глубокая ночь в Калифорнии, где живет, скажем, астрофизик Сол Перлмуттер. Когда я звонил ему домой, он уже лег спать и долго не брал трубку. А химик Роберт Лефковиц вообще спал в берушах, поэтому трубку взяла его жена. Бывает, что лауреат, едва проснувшись, с трудом понимает, что вообще происходит. Бывает, приходится звонить много раз. Впрочем, наши лауреаты обычно много путешествуют, и никогда не знаешь наверняка, в какой точке мира и в каком часовом поясе их застанет звонок. Вот и получается: кто-то находится в полете между Францией и Японией, кто-то — на семейном ужине, другой — в магазине, выбирает туфли для жены (один из лауреатов мне так и сообщил).

Как вы представляетесь, когда звоните лауреату?

Изначально звоню не я, а мои коллеги. Как только они удостоверятся, что на проводе нужный человек, они сообщают, что с ним хочет поговорить Стаффан Нормарк из Королевской академии наук, и тут в разговор вступаю я. Обычно я еще раз представляюсь, сообщаю, что ему присуждена Нобелевская премия, поздравляю. От меня не требуется говорить на личные темы. Нужно просто сообщить о решении комитета, поздравить, пригласить на церемонию, убедиться, что он все правильно понял. Еще мы просим лауреата хранить тайну в течение хотя бы получаса, не сообщать новость никому, кроме ближайших членов семьи. Это, наверное, самое мучительное: ты не можешь позвонить другу или открыть окно и закричать от радости.

Вы так и просите лауреатов — не открывать окно и не кричать?

Да, я прямо так и говорю. Это делается опять-таки из соображений конфиденциальности.

А сами вы что чувствуете, когда звоните лауреатам?

Те, кому я звоню, как правило, ученые с мировым именем, внесшие огромный вклад в развитие науки. Я внимательно просматриваю научные работы кандидатов из короткого списка. Конечно, я отдаю себе отчет, насколько это особенный момент — звонить великому человеку, с которым ты не знаком, и сообщать такую новость. Я чувствую себя маленьким скромным человеком по сравнению с ними.

Какая самая распространенная реакция на новость о присуждении премии?

Чаще всего отвечают гробовым молчанием. Слышно только дыхание в трубке. Так было, например, когда я позвонил русскому лауреату по физике Константину Новоселову. А вот его коллега Андрей Гейм был куда разговорчивее. Иногда лауреаты реагируют очень эмоционально, что-то вроде «О господи!» или «Вау!» Но срывов или непредвиденных реакций обычно не бывает. И потом, для некоторых этот звонок — вовсе не неожиданность.

А за розыгрыш ваш звонок принимали?

Нет, в своей практике я такого не припомню. Может, мой шведский акцент выручает. Хотя коллеги рассказывали, что эмбриолог Джон Гардон действительно решил сперва, что над ним пошутили друзья, ведь он сделал открытие почти полвека назад. Чтобы этого избежать, нередко мы приглашаем к телефону кого-то из членов комитета, который знаком с лауреатом лично и может подтвердить, что это не розыгрыш. Когда-то давно, знаю, был случай, когда сотрудники академии дали секретарю по ошибке не тот номер. Он позвонил полному тезке лауреата и поздравил его с присуждением премии. Тот, естественно, ничего не понял.

Какие еще непредвиденные ситуации были?

Случается, что дозвониться не удается вообще. Тогда мы отправляем письмо на электронный адрес. В моей практике был случай, когда премию по физике получили сразу два ученых, и мы никак не могли дозвониться до одного из них. Я позвонил первому, сообщил новость, поздравил и потом на всякий случай уточнил, не в курсе ли он, где может быть его коллега. А он отвечает: «Так он тут, в пабе, сидит у меня за спиной». Оказалось, что у них такая традиция: каждый год в день объявления отправляться в паб и отмечать, что они в очередной раз не получили Нобелевскую премию. Они так праздновали десять лет подряд, пока радостная новость не застала их обоих в пабе. А вот профессор Питер Хиггс, получивший совместно с Франсуа Энглером премию по физике в 2013 году за открытие бозона Хиггса, вообще специально уехал за город, подальше от всех, чтобы быть вне доступа. Его имя накануне объявления лауреатов было на слуху, и он сознательно хотел избежать шумихи.

Часто премию получают за открытие, сделанное много десятилетий назад. что лауреаты говорят в таких случаях?

Как-то мы позвонили лауреату и сообщили, что он получил премию за открытие, которое сделал много лет назад, — а он к тому моменту уже оставил научную деятельность, уехал в Индонезию и вообще с трудом смог припомнить, о чем речь. Здесь проблема в том, что между появлением определенной теории или научной разработки и их верификацией проходят годы. Взять тот же бозон Хиггса. Теоретическое обоснование было опубликовано в 1964 году и занимало всего одну страницу. Но лишь в 2012-м, во время испытаний в Большом адронном коллайдере, оно подтвердилось. Когда в 2011 году Тумас Транстрёмер стал лауреатом по литературе, он уже не мог говорить — после инсульта, который пережил много лет назад. Другой лауреат скончался от рака через несколько дней после присуждения премии. На сцену за наградой вышла его вдова, а лекцию прочитал более молодой коллега. Но это единичные случаи: обычно даже те лауреаты, которым за 80, такие энергичные и бодрые, что проблем не возникает. С тем же профессором Хиггсом я встретился перед церемонией вручения, мы с ним познакомились и очень душевно пообщались.