Твой выход: Чак Паланик — о том, как прожить жизнь, достойную киносценария

Снаружи, в холле, ждет своей очереди толпа писателей: у каждого рукопись книги или сценарий. Дверь в бальную залу охраняет женщина-организатор, постоянно сверяясь со списком имен на подложке. Она выкликает ваше имя, вы делаете шаг вперед и идете за ней. Организаторша раздвигает шторы. Вы присаживаетесь за столик. И начинаете говорить.

Вы писатель, и у вас есть семь минут. В некоторых местах вам дадут восемь или даже десять, но организатор все равно вернется, чтобы сменить вас на другого писателя. За этот кусок времени вы заплатили от двадцати до пятидесяти долларов — чтобы продать свою историю агенту, издателю или продюсеру.

Весь день бальная зала «Шератона» гудит от разговоров. Большинство писателей — старики: с трудом стоящие на ногах пенсионеры, вцепившиеся веснушчатыми руками в свой единственный хороший сюжет. Большая часть текстов посвящена личным страданиям авторов. От них разит катарсисом. От них пахнет рассказами о прошлом и мелодрамой. Пока суд да дело, писатели отрабатывают свой единственный опус магнум друг на друге. О битве подводных лодок во время вoйны или о том, как тебя мутузит пьяный муж. Истории про то, как они страдали, но, в конечном счете, умудрились выжить. Испытания и триумф. Они следят за лимитом времени по наручным часам. У них есть всего несколько минут, чтобы рассказать свой сюжет и убедить в том, как гениально он подходит Джулии Робертс. Или Харрисону Форду. А если не Харрисону, то Мэлу Гибсону. И если не Джулии, то Мэрил.

И тут — извините, ваши семь минут вышли.

Организатор всегда перебивает на самом интересном месте, когда вы с головой ушли в рассказ о том, как вы подсели на наркотики. Как вы участвовали в групповом изнасиловании. Как спьяну залетели на машине в мелководную заводь на реке Якима. И как из этого получится великолепное полнометражное кино. А если не полнометражное, то для кабельного телевидения. Или даже просто телефильм, но все равно потрясающий.

Толпа в холле, где каждый писатель сжимает в руках стопку бумаги, чем-то напоминает такую же толпу, которая собиралась здесь по случаю «Антикварного салона». Каждый из присутствующих несет свою ношу: позолоченные часики или шрам, оставшийся после пожара, или историю о том, как не сладко живется женатому гею, если он к тому же еще и мормон. Всю жизнь они по крохе наскребали на эту историю, и вот теперь приехали сюда, чтобы посмотреть, на сколько она потянет, если выставить ее на продажу. Сколько вы мне за это дадите?

За чайник или за травму позвоночника, которая приковала вас к коляске. Это стоящая вещь или просто мусор?

В гостиничной бальной зале, в этих зашторенных кабинках, один человек ничего не делает, пока другой выкладывается, как умеет. В этом отношении здесь все как в борделе. Пассивному участнику ситуации платят за то, чтобы он принял активного участника. Активный платит за то, чтобы его выслушали. Чтобы оставить по себе хоть какое-то впечатление — в неизбывной надежде, что это впечатление окажется достаточно сильным, чтобы пустить корни и перерасти в нечто большее. Вот только человек, который вас слушает, уже много раз все это слышал. Он вежлив, но ему скучно. На него трудно произвести впечатление. Эти семь минут вы, так сказать, на коне — но ваша подружка уже поглядывает на часы и думает, что сделать на обед. И тут вдруг...

Извините, ваши семь минут вышли.

Здесь история всей вашей жизни, свернутая до двух часов. То, что было когда-то сценой вашего появления на свет, когда у вашей матушки схватки начались на заднем сиденье такси, — стало вводным эпизодом фильма. Потеря девственности — кульминацией первого акта. Второй акт построен на пристрастии к болеутоляющим средствам. Финальное откровение будет явлено в третьем акте, вместе с результатами медицинского вскрытия. Лорен Бакалл чудесно сыграла бы вашу бабушку. Уильям Мэйси — отца. А поставил бы фильм Питер Джексон или Роман Поланский. Здесь вся ваша жизнь, но выкроенная по лекалу самого лучшего блокбастера. Что же удивительного в том, что каждый следующий день вы начали воспринимать как очередной сюжетный эпизод? А окружающая музыка кажется вам саундтреком. Одежда — костюмом. Обычный разговор — диалогом персонажей. Повествовательная техника становится тем языком, на котором мы запоминаем собственную жизнь. Той матрицей, по которой мы воспринимаем мир. Вспомните, как быстро люди стали в быту употреблять фразы вроде «на заднем плане». Или «снято». Или «дубль второй»...

Несколько лет назад подобные конференции, ради которых из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса привозили кучу профессионалов издательского и кинодела, размещали их в отелях и платили им деньги за то, чтобы они сидели и слушали, можно было пересчитать по пальцам. Теперь их столько, что организаторам приходится мобилизовать едва ли не все имеющиеся резервы, цепляясь за любого ассистента режиссера или внештатного редактора, который может пожертвовать выходными, чтобы слетать в Канзас-Сити, в Беллингем или в Нэшвилл.

Это Конференция Среднего Запада. Или Конференция писателей Южной Калифорнии. Или Писательская конференция штата Джорджия. Если вы подающий надежды автор, вы платите деньги за то, чтобы вас впустили, за имя на бейджике и официальный ланч для участников. Впереди вас ожидают занятия, лекции по технике письма и маркетингу. И дружеская поддержка пополам с чувством соперничества со стороны коллег по ремеслу. Вы платите еще некоторую сумму денег, деньги за семь минут, за то, чтобы купить внимание со стороны профессионального игрока на этом поле. За шанс продать свой товар — и, может быть, через эти несколько минут все деньги вернутся к вам сторицей. Это лотерея. Великая писательская лихорадка.

И тут вдруг — извините, ваши семь минут вышли.

В иных случаях бальная зала полнится людьми, которые рассказывают о том, какое преступление — одно-единственное, но ужасное — они совершили. Они готовы вывернуться наизнанку, чтобы рассказать о том, как они сделали аборт. Везли груз наркотиков из Пакистана, засунув их себе в задницу. Как они потеряли свою бессмертную душу; перед нами полная противоположность историй о героях. Вот так они готовы продать все самое худшее, что в них есть, — поскольку это может помочь другим. Предотвратить подобное впредь. Эти люди приходят сюда в поисках искупления. Для них каждая зашторенная кабинка становится исповедальней. А каждый продюсер священником.

Страшный суд отныне — не прерогатива бога. Он прерогатива рынка.

Контракт на книгу вполне может сойти за новый нимб. Новое воздаяние за силу духа и твердость характера. И вместо царствия небесного мы получаем деньги и внимание прессы. Может статься, картина с участием Джулии Робертс, которая нужнее жизни и прекраснее, чем ангел господень, есть единственная форма загробного существования, оставшаяся нам на долю. Но это только в том случае, если... если вашу жизнь, вашу историю можно как следует упаковать и продать.

Философ Мартин Хайдеггер обратил внимание на то, что человеческие существа привыкли воспринимать мир как бездонный источник сырья, которое в любой момент можно переработать на что-нибудь более стоящее. Лес на дрова. Зверей на мясо. У него это называется миром сырых натуральных ресурсов: Bestand. И люди, которые не имеют доступа к натуральному бештанду, то есть к нефтяным скважинам или алмазным копям, естественным образом обращаются к тому единственному ресурсу, который у них есть, — к собственным жизням.

Бештандом нашей эры во все большей степени становится наша интеллектуальная собственность. Наши идеи. Наш опыт. Все, что люди привыкли терпеть, и все, от чего они привыкли получать удовольствие, — всю эту паутину, сотканную из мелких бытовых навыков, медовых месяцев и онкологических диагнозов, — теперь можно продать. Секрет ремесла прост: нужно быть очень внимательным. И все записывать.

Кроме того, Хайдеггер считает, что любому событию форму и значимость придает присутствие наблюдателя. Упавшее в лесу дерево становится несколько иным, если в момент падения рядом есть человек, который замечает и проговаривает самые мельчайшие детали, с тем чтобы впоследствии сделать из этого эпизод в фильме с участием Джулии Робертс.

В шестидесятые и семидесятые кулинарные телешоу заигрывали с растущим классом людей, готовых тратить свободное время и свободные деньги на еду и вино. В восьмидесятые общедоступные видеомагнитофоны и CD-плееры превратили индустрию развлечений в новый вид массового помешательства.

Кино стало тем полем, на котором люди могли встречаться и обмениваться мнениями: так же как десятью годами раньше они делали это за суфле и вином. Индустрия развлечений стала той новой сферой, в которую мы принялись инвестировать свободное время и деньги.

Темами для разговоров вместо урожая, букета и послевкусия стали эффективность использования закадрового голоса, предыстория и развитие персонажа. Впрочем, была одна существенная разница: готовить человек все-таки мог и дома.

А вот фильма в домашних условиях вам никак не снять. Но книгу написать можно. Или сценарий. А из сценариев и получаются фильмы.

Сценарист Эндрю Кевин Уокер однажды сказал, что в любой момент времени любой житель Лос-Анджелеса находится не далее чем в пятидесяти футах от какого-нибудь киносценария. Они покоятся в багажниках автомобилей. В ящиках офисных столов. В ноутбуках. Впервые в истории человечества пять необходимых факторов выстроились в ряд, чтобы породить этот взрыв в повествовательном жанре. Факторы такие: Свободное время. Технология. Материал. Образование. И раздражение.

Первый фактор очевиден. Все большее количество людей обладает все большим количеством свободного времени.

Люди выходят на пенсию и живут дольше прежнего. Наши жизненные стандарты и система социальной безопасности позволяют людям работать меньше, чем когда-то. К тому же все больше людей осознает цену умения хорошо рассказать хорошую историю и, следовательно, все больше людей перестает воспринимать чтение, письмо и сбор материала как развлечение для умников. Писательство перестает быть милым маленьким хобби. Оно становится надежным финансовым предприятием, в которое стоит вкладывать время и деньги. Как только вы скажете кому-то, что пишете, последует неизбежный вопрос: «А что вы уже успели опубликовать?» Наши ожидания сводятся к следующей формуле: если ты пишешь, тебе платят деньги. Или, во всяком случае, если ты пишешь хорошо. Однако при всем этом выпустить свое творение в свет было бы почти невозможно, если бы не второй фактор:

Технология. За более чем скромную сумму вы можете опубликовать свой текст в Интернете, доступ к которому имеют миллионы. Любой человек с достаточной суммой денег может выпустить любое количество книг в твердом переплете. Просто чтобы увидеть свой текст напечатанным. Или отработать стипендию. Или потешить самолюбие. Еще никогда за всю историю человечества на рынок не выбрасывалось столько книг. Содержащих в себе третий фактор:

Материал. Чем больше людей доживают до глубокой старости, неся с собою груз памяти длиною в жизнь, тем больше боятся потерять этот опыт. Свои лучшие афоризмы, истории, шутки, от которых покатывался со смеху весь стол. Свое наследство. Свою жизнь. Один только намек на Альцгеймера, и все пойдет прахом. К тому же лучшие приключения всегда в прошлом. И так приятно воскрешать их, передоверив бумаге. И большое спасибо за фактор номер четыре: Образование. По крайней мере, мы все теперь знаем, как стучать пальцами по клавиатуре. Мы знаем, как ставить запятые... в общем и целом. У нас есть автоматическая проверка правописания. Мы не боимся взять и засесть за писательский труд. Посмотришь на Стивена Кинга, и сразу понимаешь, что не боги горшки обжигают. К тому же мы с самого рождения только и делали, что читали. Мы посмотрели миллион фильмов. По большому счету именно здесь и следует искать секрет одной из наших мотиваций, пятого фактора под названием:

Раздражение. Приходишь в видеомагазин, а там от силы шесть фильмов стоящие, а остальные — дерьмо. С книгами то же. Мы сами могли такое написать, и даже лучше. Все схемы нам известны. И вместо того, чтобы тратить время на очередную книжку, почему бы не взять и не сотворить свою? Нет, правда?

Опасность состоит в том, что мы можем промчаться по жизни, нанизывая событие на событие, только для того, чтобы составить их список. Ассортимент сюжетов. Люди уже начинают оправдывать совершенные ими преступления тем, что пытались понять что-то важное. Вайнона Райдер крадет в магазинах вещи, поскольку готовится сыграть роль воровки. Пит Таунсенд заходит на порносайты с детской натурой, чтобы написать, как он сам ребенком подвергался сексуальным домогательствам. Принятая у нас свобода слова вот-вот вступит в конфликт едва ли не со всем уголовным кодексом. Разве ты можешь писать о садисте-насильнике, если ты сам никогда никого не насиловал? Разве мы можем создавать острые, берущие за живое книги и фильмы, если живем мы тихо и скучно? Невозможно написать полноценные книги о рабстве, если правительство запрещает нам владеть рабами. Сюжет, «основанный на реальных событиях», продается гораздо лучше, чем вымышленный.

Хотя, конечно, не все так плохо. Идеи о том, что художественная литература — самая безопасная лаборатория для того, чтобы исследовать самих себя и окружающий нас мир, никто не отменял. Может быть, рано или поздно мы все-таки научимся не наступать все время на одни и те же грабли. В который раз выходить замуж за алкоголика. Опять залетать по глупости. Потому что на этот раз мы знаем, какой в результате получится персонаж: скучный и не вызывающий симпатии. За такую роль Джулия Робертс точно никогда не возьмется. И может быть, вместо того, чтобы делать жизнь с находчивых и смелых, но на сто процентов выдуманных персонажей, мы сделаем находчивость и смелость неотъемлемой чертой наших собственных жизней — чтоб было потом, с чего писать наших выдуманных героев. Вместо того чтобы дать жизни волю просто идти своим чередом, мы можем вычертить свой собственный сюжет. Мы можем развивать внимание ко все более и более тонким деталям. В этом смысле навык письма означает умение смотреть на себя и на мир самым крупным планом. И, может быть, если поднажать еще немного, если как следует поработать головой, у тебя и получится прожить такой сюжет, что литературному агенту захочется дочитать его до конца. У нас есть для этого все: свободное время, технология, материал, образование и раздражение.

И, в конце концов, что если в один прекрасный день некий автор принесет совершенно неожиданный сюжет? Небывалый и неотразимо привлекательный способ жить, а затем...

Извините, но ваши семь минут вышли.

Впервые материал «Твой выход» был опубликован в журнале Esquire в 2006 году. Текст печатается с сокращениями.
Перевод Вадима Михайлина. Фотограф Грег Сегал.