Одно расстройство: как американские психиатры изучают психопатию с помощью экспериментов над заключенными в тюрьмах

Когда Кенту Килю было 8 лет, его отец Джеф, редактор такомской газеты News Tribune, пришел с работы и заговорил о Теде Банди. «Этот парень вырос на нашей улице, — рассказывает Киль. — И оказалось, что он был маньяком». В 1970-х Банди изнасиловал и убил в окрестностях Такомы по меньшей мере 30 женщин. Со стороны он выглядел многообещающим молодым человеком. У него были блестящие рекомендации от профессора психологии Вашингтонского университета, где он учился, и от республиканского губернатора Вашингтона, на которого работал. Привлекательная внешность, обаяние и хорошая речь — качества, сделавшие его таким успешным убийцей, убеждали многих в Такоме, что он невиновен — пока в 1979 году ему не вынесли смертный приговор. Банди казнили десять лет спустя.

Поступив в университет, Кент Киль записался на курс психологии. Когда научный руководитель спросила его, в чем бы он хотел специализироваться, Киль ответил, что хочет понять, почему люди становятся Тедами Банди и что творится у них в мозгу. «Тогда займитесь психопатами», — ответила она.

Психопатия — это состояния моральной пустоты, в котором пребывают от 15% до 25% заключенных в США, и, по мнению некоторых ученых, каждый сотый взрослый мужчина в мире (женская психопатия встречается много реже). Психопаты не страдают маниями, истерией или неврозами, типичными для других психических расстройств. Свой главный дефект — «тяжелую эмоциональную отчужденность», полное отсутствие сочувствия и раскаяния — они отлично скрывают, и его труднее диагностировать, чем шизофрению или маниакально-депрессивное расстройство. В американском «Диагностическом и статистическом справочнике психических расстройств» психопатия отсутствует, вместо нее используется общий термин «антисоциальное расстройство».

Ученые расходятся во мнениях, в чем причина психопатии. Некоторые масштабные исследования, в частности на близнецах, указывают на генетические причины. В то же время в любящих и заботливых семьях психопаты вырастают куда реже, чем в неблагополучных. Хотя в западной индивидуалистической культуре психопатов больше, болезнь встречается во всех культурах. У эскимосов-юпиков существует специальное слово для человека, который систематически лжет, ворует и насилует женщин: «кунлангета». На вопрос исследователя, что обычно делают с кунлангетой, эскимос ответил: «Кто-нибудь сталкивает его со льдины, пока никто не видит». Долгое время психиатры неохотно занимались психопатами по нескольким причинам. Во-первых, болезнь считалась неизлечимой. Сессии с терапевтом не помогают больному и даже ухудшают его состояние, тренируя способность к манипуляциям. Во-вторых, не существовало способов измерить черты личности, связанные с болезнью. Исследователи могли изучать лишь поступки больных, чаще всего по уголовным делам. Наконец, восприятие психопатии как болезни противоречило либеральной общественной мысли середины прошлого века, которая склонна была искать внешние причины асоциального поведения.

38-летний Кент Киль — один из ведущих современных американских исследователей психопатии, удивляется слабому интересу к болезни со стороны государства. «Представьте себе, — говорит он, — преступность стоит государству триллион долларов в год. Средний психопат совершит четыре преступления, связанных с насилием, к сорока годам. При этом практически никто не финансирует исследований психопатии. От шизофрении криминальных последствий куда меньше, но в ее изучение вкладывают в сотни раз больше денег. Почему? Потому что шизофреников воспринимают как жертв, а психопатов — как хищников. Первым мы сочувствуем, а вторых запираем в тюрьмах».

Хотя на воле психопатов больше, чем в тюрьме (если верить оценкам ученых, в Штатах их несколько миллионов), вычислить их значительно труднее. Некоторые «успешные психопаты» работают на престижных работах. Как правило, только совершив преступление и попав за решетку, они становятся доступны для исследований. Поэтому в январе 2007 года Киль установил магнитно-резонансный томограф (МРТ) в одной из исправительных колоний штата Нью-Мексико и сумел завербовать сотни волонтеров из числа заключенных. Томограммы должны подтвердить его теорию, что психопатия вызвана дефектом в определенных участках коры головного мозга, которые отвечают за эмоции, внимание и самоконтроль. «Если выделить дефектный участок мозга, возможно, получится его вылечить. Если вылечить хотя бы каждого двадцатого психопата — получишь Нобелевскую премию».

В американской пенитенциарной системе каждому заключенному присваивают определенную цифру — от одного (самым безобидным) до шести (самым агрессивным). Хотя не все психопаты склонны к насилию, по словам Киля, большинство из них — четверки, пятерки и шестерки. 406 обитателей колонии в Нью-Мексико отбывают сроки от года до пожизненного заключения без права на досрочное освобождение, но выше пятого уровня здесь нет никого. Участвовать в сканировании соглашаются 90% заключенных, но некоторые из них слишком накачаны и не влезают в томограф. В дополнение к оплате (доллар в час, стандартная тюремная ставка) они получают изображение своего мозга, которое можно повесить на стену или сравнивать с мозгом сокамерника.

Чтобы диагностировать психопатию, Киль и его студенты используют специальный тест, разработанный канадским психологом Робертом Хейром. Процедура занимает около трех часов, в течение которых суждения заключенного сопоставляются с его уголовным делом. Психологи оценивают испытуемых по двадцати критериям — в частности, паразитический образ жизни, патологическое вранье, мошенничество, склонность к промискуитету, подверженность скуке, эмоциональная ограниченность, отсутствие эмпатии, слабый самоконтроль, безответственность, подростковые судимости. За каждый ставится от нуля до двух баллов, в зависимости от того, насколько ярко выражено качество. Тридцать баллов и больше — признак психопатии. «Те, кто набирают больше 35 баллов, даже выглядят иначе, — говорит Киль. — Когда встречаешь такого, говоришь себе: попался, голубчик, ради тебя-то я все это и затеял. Хотя бывает и наоборот. Например, недавно мы интервьюировали заключенного, набравшего 38,9 балла. Он убил свою девушку, поскольку думал, что она была неверна, и с таким обаянием об этом рассказывал, что мне стоило усилий не рассмеяться, хотя он говорил об ужасных вещах».

Киль и его сотрудники разработали тест для психопатов. На экране с внутренней стороны МРТ испытуемому показывают описания действий и просят оценить их моральную допустимость. Действия бывают трех типов: очевидно аморальные, например, «заниматься сексом с собственной матерью»; неоднозначные, как «аборт»; нейтральные, как «прислушиваться к окружающим». Компьютерная программа фиксирует не только ответ, но и скорость, с которой он дан, а томограмма регистрирует, какие участки мозга были при этом задействованы. Ученые избегают ставить перед больными сложные моральные вопросы, например, убьет ли он одного человека ради спасения нескольких жизней, поскольку психопат может не понять проблемы или ответить не всерьез. Все исследования проводятся параллельно на заключенных-психопатах и на двух контрольных группах: здоровых заключенных и на обычных людях со сходным уровнем образования и интеллекта.

Студенческие годы Киля совпали с расцветом использования магнитно-резонансной томографии в неврологии. Прорыв в этой области был вызван исследованиями, проведенными в 1991 году Робертом Хейром. Профессор Университета Британской Колумбии выяснил, что мозг психопата обрабатывает слова вроде «любви» и «ненависти» иначе, чем мозг здорового человека: у психопатов не активируется участок, ответственный за эмоции. Как говорит сам Хейр, «они как будто понимают эмоции лингвистически; знают слова, но не слышат музыки».

Киль поступил в аспирантуру в Университет Британской Колумбии, и Хейр направил его в новую тюрьму для особо опасных преступников по соседству. «Тюремный психиатр сказал мне: "Вот твой офис, а вот заключенные". На этом инструктаж закончился, — говорит Киль. — Я открыл дверь, за ней было пятьдесят парней в татуировках, и все они смотрели на меня. Первую неделю я интервьюировал серийного убийцу. Сидя через стол от меня, он рассказывал, как убивал шестнадцать человек и подробно описывал, на какие части он их расчленил».

Там же Киль встретил заключенного — назовем его Джордж, — 40-балльного психопата. Когда Джорджа привезли в тюрьму, он сразу же разделся догола и стал прогуливаться под ливнем. Объяснил он это так: «Я здесь новичок, и хотел всем показать, что я сумасшедший ублюдок, мол, оставьте меня в покое». Свою уголовную биографию Джордж описал в подробностях. Начав в детстве с незначительных преступлений, в 17 лет он был обвинен в поджоге. В начале 1990-х, отсидев полтора года в тюрьме за грабеж, он поселился у матери. Однажды они подрались, и мать подняла трубку, чтобы вызвать полицию. «Прикинь, совсем оборзела», — рассказывал Джордж. Он обмотал вокруг ее шеи телефонный провод и задушил ее. «Я сбросил ее с лестницы, но не был уверен, что она померла, поэтому взял кухонный нож и пырнул для верности. Такой странный был звук, наверное, из нее газ выходил. Потом я вышиб ей мозги баллоном с пропаном». После этого Джордж ушел и три дня не появлялся дома. «Когда я вернулся, весь дом ею пропах. Господи, как там воняло». Он вымыл все отбеливателем, упаковал тело, положил его в багажник и повез в горы.

В пути его остановил полицейский и поинтересовался, не пьян ли он. Джордж сказал, что просто искал, где бы справить нужду. Полицейский указал ему на проселочную дорогу, он свернул на нее и выбросил тело. Оказалось, что это место было заражено древесными жучками, поэтому лесные службы обнаружили труп через считанные дни. «Е***** жучки», — сетовал Джордж. Сначала полиция не могла найти улик, но Джордж забыл вымыть баллон с пропаном, на нем остались следы крови. Когда суд приговорил его к пожизненному заключению, Джордж улыбался.

Киль хотел сделать Джорджу МРТ. Но транспортировка заключенных в больницы стоила слишком дорого. Долгие годы он ничего не мог с этим поделать. За восемь лет работы в Университете Британской Колумбии Килю удалось просканировать лишь около пятидесяти заключенных, а за следующие семь лет в должности доцента в Йельском университете — еще 200 человек, уже отбывших заключение, среди которых почти не было больных с высоким баллом психопатии.

Решение Киль придумал в 1993 году, когда на трассе в Ванкувере обогнал грузовик с надписью на борту: «Передвижной пункт магнитно-резонансной томографии». «Я сразу подумал: вот было бы круто привезти такую штуку в тюрьму». Тогда он не надеялся скопить необходимые три миллиона долларов. В 2006 году Университет Нью-Мексико предложил ему перевезти свою лабораторию в Альбукерк. Киль получил должность научного руководителя местного неврологического центра и аппарат МРТ. В январе 2007 года прибор был установлен в тюрьме Западного Нью-Мексико, и Киль начал сканирование: «За четыре месяца я сделал вдвое больше томограмм, чем за всю предыдущую карьеру».

Профессор Хейр скептически относится к идее Киля использовать МРТ для диагностики психопатии и сравнивает ее с френологией (популярная в XIX веке система представлений, согласно которой шишки на черепе — следствие разросшихся участков мозга, и, следовательно, по ним можно диагностировать психические особенности). «Это те же шишки, только изнутри, а не снаружи», — говорит он. За следующие десять лет Киль надеется создать базу данных из 10 000 психопатов — мужчин, женщин и подростков из разных этнических групп, в которой будут томограммы, образцы ДНК и уголовные дела. «Требуется собрать бездну данных, чтобы это имело смысл, — комментирует эту идею Хейр. — И даже тогда мы, вероятно, не узнаем, что заставляет людей действовать бессознательно».

В то время как Киль и его коллеги ищут физиологические причины психопатии, молекулярные биологи изучают ДНК в поисках причин генетических. Гильермо Понсе и Джэнет Хёнике выяснили, что два гена, которые, как считалось, отвечают за тяжелый алкоголизм, могут быть связаны с болезнью. Если установить биологические первопричины психопатии и выработать лекарства, идея о том, что во многих людях есть немного от психопата, станет восприниматься более благосклонно. «Еще в 1950-х немногие подходили под клинические симптомы депрессии, — говорит Киль. — В наше время эти критерии расширены настолько, что большинство людей соответствует им в тот или иной момент жизни. В основном это пролоббировано фармацевтическими компаниями, поскольку у них появились лекарства, способные лечить даже слабую депрессию. Так же и слабая психопатия может со временем быть признана расстройством, особенно, если у нас появится лекарство».

Кроме того, изучение психопатии в будущем может сильно изменить юриспруденцию. В основе американской юридической системы лежит представление, что всякий, кто находится в своем уме, несет ответственность за свои поступки, а в американском суде психопатов признают здоровыми. По словам Жана Десети, профессора Чикагского университета, «мы все еще работаем по библейской системе наказания. Мы практически не интересуемся, в какой мере действия преступника были намеренными. Но современная психиатрия предполагает, что многие преступления совершаются вынужденно, преступник просто не может с собой совладать. Когда это будет доказано — что делать с юриспруденцией?»