Остров невозврата: история изнасилования и борьбы тревел-журналиста Анны Карабаш

Я начала писать этот текст спустя три недели и как будто снова оказалась там, на той адской вилле. У меня дрожат руки, и я начинаю рыдать. Сижу в кафе возле школы, где учится мой сын, через 40 минут у него будет спектакль, и мне надо идти, хлопать и фотографировать. А я не знаю, как сделать так, чтобы слезы не падали из глаз...

3 мая 2017 года я чувствовала себя особенно хорошо. Я была в рабочей поездке в новом отеле Six Senses Zil Pasyon, на частном сейшельском острове Фелисите. Фелисите значит счастье. Потом я должна была написать воодушевляющую статью о новых резиденциях при этом отеле в один тревел-журнал. Весь апрель я готовилась к марафону и была собой очень довольна, а моя подруга и коллега Оля Флер — глава агентства New Standard Communication, у которой был новый контракт на продвижение резиденций Zil Pasyon в России и которая поехала на Фелисите вместе со мной, — все время ахала: вот бы ей столько энергии!

Мы уже все сделали в тот день: встречи, интервью, — теперь можно было отдохнуть. Оля назавтра улетала. А я накануне отправила фото с гигантской черепахой, которую увидела на соседнем острове Ла-Диг, своему другу Андрею. Написала, как мне тут круто. Андрей — человек быстрых решений: перетасовал планы на майские и купил себе билеты. Уже поздно было сдавать мой обратный билет на 5 мая Маэ — Дубай — Москва, так что мне он купил новый, на 10-е. Еще пять дней мы планировали провести на острове Фрегат. Ну а пока у нас с Олей оставался еще целый вечер вместе. После ужина я проводила подругу до ее виллы и пошла к своей, а потом написала Андрею, чтобы он не забыл купить мне очки для плавания. И благополучно заснула.

«Не пытайся кричать. Никто не услышит». Я открыла глаза и увидела темное лицо. У шеи поблескивал нож. Неизвестный мне голый человек лежал под моим одеялом и крепко держал меня за плечи. Когда я попыталась закричать, он начал меня душить. Закрывал мне рот и все время что-то говорил. Сказал, что следил за мной все три дня, что работает здесь уборщиком и знает, что это последняя моя ночь в отеле, потому и пришел меня изнасиловать. Рассказывал, что его бросила девушка и что у него проблемы на работе. Я вывернулась и выпрыгнула из кровати. Босиком спросонья не могла быстро бежать, споткнулась, он меня поймал, показал нож, затащил обратно и бросил в кровать. Я изловчилась посмотреть на телефон: было 0:35 или что-то такое. Подумала: успею ли позвонить? Кому и по какому номеру? 911? Пока я буду возиться, он меня схватит. И если даже успею сказать три слова полиции, он меня убьет. Я царапалась. Пыталась кричать, сумела вырваться еще раз, он опять меня поймал и вернул на виллу. Швырнул на пол, лег сверху, прижал и вдруг начал рыдать.

Я была в отчаянии и в ярости. Какого хрена он тут еще и рыдает? «Что ты будешь делать?» — спросила я. «Дай мне тебя трахнуть», — говорил он, и на меня капал его пот и его слезы. Я не считала количество «подходов». Он начинал делать мне больно. И тут на полную мощность включилась защитная программа, которую мой мозг судорожно искал последний час. Я поняла с точностью, какая у меня сейчас будет роль. «Вау! — неожиданно заорала я. — Какой сюрприз, что ты пришел. Как тебя зовут?» — «Равинд» — «Равинд! Почему ты не кончаешь?» — «Я вообще не кончаю», — сказал он. «А ты не хотел бы сходить в душ и почистить зубы, Равинд? Ты всем хорош, но вспотел и пахнешь перегаром», — забормотала я. Он как-то обмяк, и я отвела его в ванную. Быстро натянула халат и встала рядом, чтобы он не подумал, что я планирую сбежать, — это было бессмысленно.

И тут я вспомнила. В пачке со снотворным оставалась одна таблетка — по рецепту, сильная, «Сероквель». Я вожу ее с собой на случай джетлэга — у меня бывали панические атаки от переутомления и недосыпа в путешествиях, и врач в Москве дал мне рецепт. Сама принимаю четвертинку или треть. От целой он должен вырубиться. Повернулась к нему спиной, налила в стакан воды и бросила таблетку аспирина. Показала ему: «Дорогой, выпей — с утра будет хорошо». Голосом гейши попросила его надеть халат: мол, тебе же холодно. Он отвел от меня взгляд, и я подбросила в шипящий напиток «Сероквель». Он залпом выпил. Теперь надо продержаться, пока снотворное подействует. Я решила занять время разговором. «Равинд! Приляг, поболтаем. У тебя впереди прекрасная жизнь, — чревовещала я голосом психоаналитика. — Ты работаешь и живешь в раю! Как ты можешь хандрить?» — «Моя девушка меня бросила. Что мне делать? Ты меня посадишь в тюрьму, по глазам вижу». — «Что ты! Я никому не скажу. Спи, Равинд». Как только он заснул, я прыгнула в прихожую. Когда убегала, нож еще лежал на пороге. Рванула. Бежала быстро и тихо. Пробежав минут пять, начала кричать. Стучалась в двери домов, в которых мог быть кто-то из персонала. Никто не открывал.

Наконец ночной свет закрытого ресторана. Я обежала здание по периметру. Никого. О господи! Надо найти телефон. Со своего позвонить я не могла — попросила менеджера МТС отключить мне дорогущую связь. А для коммуникации с Олей, сыном и родными мне хватало WhatsApp через бесплатный Wi-Fi. Но как позвонить в полицию через вайфай? Я залезла в офис — смогла открыть окно и пробраться внутрь. Зажгла свет и начала звонить по всем телефонам. Никто не брал трубку.
Спустя полчаса пришел охранник. Я сказала, что меня изнасиловал сотрудник отеля и я ищу помощь, надо вызвать полицию. Он спросил, как этот человек зашел. Откуда мне знать? Я спала. Попросила его срочно вызвать полицию и схватить преступника. Дежурный вызвал начальника охраны. Мы сели в багги и поехали на адскую виллу номер 11. Они пошли искать. Послышалась возня. Один из секьюрити вышел и сказал, что его нашли в саду.

Скоро приехала женщина лет пятидесяти — Лиззи Ли. Сказала, что она заместитель генерального менеджера, и спросила, может ли меня сфотографировать. Я согласилась. Лиззи расспросила, что случилось, и все записывала, потом сунула мне листок на подпись, я не читая подписала. Она пообещала, что напечатает этот рапорт для полиции, я его перечитаю и смогу подписать. Лиззи сказала, что ночью полиция не приедет. Я послушно кивала. Мне в голову не могло прийти, что она не на моей стороне.

Потом Лиззи пошла говорить с ЭТИМ. Он сидел связанный на лавочке. Я слышала, что он ей подтвердил, что изнасиловал меня. Лиззи сказала охране: «Выкиньте его с острова». У меня есть фото показаний Лиззи, которые подшиты к делу, там нет ни слова о том, что он ей признался. Но я — слышала. У меня отличный слух.

Охранники потащили ЭТОГО к багги и куда-то повезли. Лиззи сказала, что ей надо проверить, есть ли в отеле пустые виллы, чтобы я могла поспать. Минут сорок я сидела и ждала. Тупо смотрела на простыню в крови. Написала два сообщения в WhatsApp о том, что случилось, — Андрею и Оле. Открыла глаза в восемь утра. Взяла телефон, увидела смс от Оли: «Милая. Я плачу. Мне страшно. Я в ресторане. Как проснешься, напиши, я приду к тебе». Стояла полчаса в душе, пытаясь смыть весь ужас. В тот момент я не думала, что мыться мне не надо, потому как предстоит пройти освидетельствование. Но я вообще не представляла, как себя вести в таких случаях. Дошла до ресторана. Оля пила кофе и дрожала. Она написала знакомому адвокату Юле. Юля обратилась в МИД, нашла нашего консула на Сейшелах, велела немедленно вызывать врача. Юля сказала: «Срочно сами звоните в полицию, даже если вам все говорят, что ее уже вызвали. Консулу. Требуйте врача для освидетельствования». Оля набрала полицию, и ей ответили, что это первый вызов. Около девяти утра появилась Лиззи и повезла нас с Олей говорить с генеральным менеджером Эдуаром Громанженом. Оля включила диктофон — эта запись у меня есть, но в качестве вещдока суд ее не принял. Суд также не принял показания Оли и Андрея, которые мы отправили по DHL (сказали, поздно, а на месте у Оли не взяли показания). А 14 показаний свидетелей защиты — приняли. Там такое написано — помереть от смеха можно. Как я лежала на пляже в черной юбке (которой у меня нет) и мастурбировала. Как я то плакала, то смеялась (шьют шизофрению, это к таблетке «Сероквеля» очень в тон).

С моей стороны, однако, есть всего один свидетель — полицейский Хендрик, который допрашивал Равинда 4 мая, и тот полностью признал свою вину. Когда мы сидели с Хендриком у зала суда, он подтвердил, что Равинд во всем признался. (Но пока суд еще не выслушал его показания: в декабре не успели, слушания перенесли на май, возможно, успеют во втором раунде, но, вероятно, и в мае до Хендрика дело не дойдет: выслушать 14 свидетелей защиты — это по сейшельским меркам по дню на каждого и это тоже способ затянуть дело.). Но вернемся к Эдуару. Он сказал, что я должна сообщить как можно больше деталей на тему того, как именно он меня насиловал. Почему ему? Он что, полицейский? Но я была как в коме и отвечала на все вопросы. В какой-то момент поняла, что Эдуар говорит: мол, все так выглядит, будто я сама позвала хаускипера на виллу. Пропустила мимо ушей и продолжала отвечать на вопросы. Эдуар в начале разговора сказал, что, конечно же, полицию они уже вызвали. А на 25-й минуте вдруг принялся объяснять, что они только составляют рапорт. Мы с Олей переглянулись: врет!

После, в суде, я слышала, что первым был зафиксирован звонок из отеля около десяти утра. Олин звонок до девяти утра не был зафиксирован как первый. Полицейские приплыли быстро, кажется, около одиннадцати. И удивились, что из отеля не позвонили ночью. Они работают 24 часа в сутки, и у них есть лодка, участок прямо у причала, плыть десять минут. Сказали, чтобы мы подождали, пока следователи закончат работу. После чего они повезут меня к врачу и потом в участок — писать заявление. Все это время мы были на связи с Юлей. Юля посоветовала попросить встречи с владельцами Six Senses Zil Pasyon и сказать им следующее: «Это драма не только для меня, но и для отеля. И если они не хотят, чтобы я подавала в суд на отель, то я оцениваю свой моральный ущерб в такую-то сумму». Оля договорилась, что я наедине пообщаюсь с совладелицей отеля Лаурой Валабджи. Я зашла. Лаура не поздоровалась. Я автоматически произнесла то, что мне посоветовали адвокат и Оля. Лаура ответила не глядя в глаза: «Изложите все, что хотели сказать, в письме». Потом вдруг, подняв на меня взгляд, спросила: «Анна, вы получили вчера удовольствие?» У меня поплыла картинка. Что она имеет в виду?

После меня отвели к отельной медсестре — чтобы потом можно было сказать, что меня осмотрел врач. Но медсестра — это не врач. Она натянула перчатки, я разделась. Нет синяков и ран, обрадовалась она. Сказала, что в порядке. Я вернулась к Оле и рассказала о реакции Лауры. Мы потом сидели у моей виллы (входить было нельзя: следователи собирали вещдоки и документировали произошедшее). Впрочем, был ли в этом какой-то смысл? На месте преступления не было полиции почти полсуток, за это время можно было изобразить любую картину. Я сказала об этом полицейскому офицеру Монро-Мадлен: преступление было совершено давно, об изнасиловании я доложила охране отеля в 2:45 утра, то есть много часов назад, и, возможно, вещи уже передвинуты и убраны. Я лично провела там часа полтора уже в присутствии Лиззи Ли, когда мы приехали ловить преступника. Монро-Мадлен очень удивилась, почему отель не позвонил им ночью.

С этого момента я перестала разговаривать с представителями отеля и общалась только с полицией. Когда следователи закончили собирать вещдоки, мы поплыли на Ла-Диг. К 16:00 меня привезли к полицейскому врачу. Прошло 14 часов с момента изнасилования, и я два раза была в душе. У меня взяли мазки. Из вены еле вытянули немного крови. Сразу сказали, что ВИЧ нет — ну и не могло появиться за сутки, даже если ЭТОТ — носитель, — я не беременна. Выйдя от врача, я написала Андрею: «Сдавай билеты — я тут не останусь». И правильно сделала. Через сутки, когда я была в Москве, врач в EMC сделала мне укол с антибиотиками, дала экстренное противозачаточное и прописала препараты профилактики ВИЧ, которые надо начинать пить в течение 48 часов после изнасилования. При этом, как сказали мне врачи в Москве, по международному протоколу полиция должна была выдать их при обращении. Потом я долго занималась тем, чтобы через российского консула убедить сейшельские органы, что насильник должен сдать анализ на ВИЧ. Оказалось, у него кровь сразу не брали. И по закону должны были взять только после суда (последнее дело об изнасиловании на Сейшелах длилось четыре года — надо было ждать столько же?). Через неделю меня обрадовал консул Дмитрий Чагишев: у ЭТОГО взяли пробы, он negative.

Четвертого мая я подписала рапорт, и мы побежали на причал, чтобы успеть собрать чемоданы на Фелисите (арест с моей виллы сняли, и я, выйдя от врача, могла забрать вещи) и оттуда гнать в аэропорт. Оля попросила дать нам с собой еды. Мы за день поели только орешков и чипсов, нам дали на них денег полицейские, поскольку у нас не было с собой наличных. Просьбу Оли проигнорировали (а еще вчера нас чуть не через силу укармливали лобстерами и гребешками). На остров Праслин мы добирались на лодке Громанжена, которую он вел сам. Эдуар всем видом показывал, что мечтает, чтобы мы перестали омрачать жизнь вверенного ему отеля: даже не подал руки, когда мы выходили из лодки, и не помог вытащить чемоданы.

Когда я долетела до Москвы, совершила страшную ошибку: написала письмо Лауре. Мне не надо было делать ни шага без адвоката. Если коротко, то я написала следующее: «Дорогая Лаура, произошло преступление, и я думаю, что причина этого — отсутствие должных мер безопасности. Я в любом случае сужусь с преступником. Насчет проблем с отелем вижу два варианта. Мы можем обсуждать извинения с вашей стороны и компенсацию морального ущерба. Второй: если вы не хотите разговаривать, я иду в медиа. Ну и параллельно подаю в суд на отель. Конечно, во избежание унизительного и ресурсозатратного процесса я бы предпочла разговаривать об этом до суда. А поскольку медиа нужны новости, у нас с вами есть совсем немного времени осмыслить произошедшее». С чего я решила, что эта женщина начнет разговаривать по‑человечески? Я думала, что ей важна хотя бы репутация гостиницы. Но я ошибалась.

Слушания были назначены на конец декабря 2017 года. Тем временем Равинд был выпущен под залог и в сентябре 2017 года снова арестован в доме местной незнакомой с ним женщины голым — она заявила в полицию о попытке изнасилования. Однако прокуратура мне ни разу толком не ответила, почему оба дела не соединены в одно, — это обычная мировая практика, в том числе по британскому праву (которое действует на Сейшелах). Потом, на суде, я на весь зал спросила, почему два дела об изнасиловании одним человеком не рассматриваются вместе. До этого я задавала этот вопрос прокуратуре в письмах, мне на него не ответили. В суде также не ответили («Вы тут не для того, чтобы спрашивать»). А государственный обвинитель Дэвид Эспарон — он вроде как мой государственный защитник, своего адвоката мне брать не разрешили — позже в коридоре сказал, что «у нас так не делают». Судья Говинден, конечно, о втором деле знает. Но не должен принимать во внимание, поскольку действует презумпция невиновности: пока вина ни по одному из исков не доказана, человек считается невиновным.

У меня нет информации, как идет второе дело об изнасиловании против Равинда. Я приехала на суд в декабре 2017 года — в разгар рождественских каникул (раньше у дорогого суда никак не получалось найти время). И со мной прилетела одна американка. Там все такие самоуверенные, что никто даже не спросил, кто такая Дейна, с которой мы приезжаем и уезжаем с заседаний. Если бы спросили — она бы не стала скрывать, что фамилия ее Кеннеди. Забиваешь в Google — и видишь судебного репортера с 30-летним стажем работы в медиа — от CNN до The New York Times. А еще — известную феминистку, у которой волосы дыбом встанут от того кошмара, который устроили мне на суде. Скажу только, что в момент перекрестного допроса адвокатом защиты я отвечала на отвратительные вопросы о деталях моего менструального цикла, о том, проститутка ли я, агент ли я КГБ или, может, шизофреничка. А также услышала симпатичную просьбу продемонстрировать позу анального секса, в которой меня насиловали. После заседания судья сказал мне, что Дэвид Эспарон оповестит меня письмом о том, когда будет решение суда. Надо ли говорить, что письмо пришло не завтра и не послезавтра, а спустя месяц со словами, что слушание перенесли. Ну что же, ждем мая. Почему им выгодно затягивать суд? Во‑первых, расчет на то, что я утомлюсь и плюну. Во‑вторых, если Равинда осудят по криминальному иску, мои шансы на победу в гражданском иске против отеля вырастают. Ах да, вот еще: говорить с руководством отельной сети мне пока не о чем — так Нил Джейкобс, CEO Six Senses, написал в июне 2017-го.

...Когда я сделала открытую публикацию в фейсбуке (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), перепостив статью Дейны Кеннеди в The Daily Beast, мне в личку посыпались истории, от которых становилось жутко. Этих девушек тоже насиловали уборщики и официанты отелей, в том числе крутых, пятизвездочных. А с утра генеральный менеджер объяснял, что это случилось в их фантазиях, а полиция отклоняла заявления. Увы, не все могут вот так встать и прийти в медиа. Надо знать, куда идти. И надо иметь смелость. Для меня это тоже было очень тяжелое решение: больше всего я боялась за родителей. Но я журналист, и я понимаю, почему о таких вещах надо говорить. Я делаю это для вас. Сейчас не скажу я — завтра это случится с другой: с вашей дочерью или сестрой. С вами.

Чтобы узнать, как помочь, перейдите по ссылке по ссылке.