Бессеребренники
Ровно год назад мартовский номер Правила жизни вышел с Кириллом Серебренниковым на обложке. С тех пор его отправили под домашний арест, а в феврале его «Гоголь-центр» отпраздновал пятилетие. Катерина Гордеева перечитывает письма зрителей, чтобы понять, как идеи режиссера живут и без него.
В половине десятого вечера 2 февраля 2018 года в гримерке театра «Гоголь-центр» выдающиеся российские артистки — Хаматова, Раппопорт, Исакова, Добровольская, Спивакова, Чиповская — готовятся к первому в жизни совместному выходу на сцену. До начала минут сорок. Гримерши крутят артисткам букли, рисуют стрелки и пудрят носы. В радиоточке театра невнятным фоном шуршат, усаживаясь в Большом зале, гости. Звучат аплодисменты.
Cлышно, как ведущий вечера, посвященного пятилетию «Гоголь-центра», Алексей Агранович объявляет о начале юбилейной церемонии награждения почетным знаком «Гоголь-центра». Звучат фанфары. И вдруг...
Вдруг гримерши одна за другой охают и с криком «Кирилл!..» выбегают из гримерки. Мчатся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, — вниз, потом — через технический коридор и дальше — за сцену. Потому что со сцены звучит голос Кирилла Серебренникова, режиссера, художественного руководителя «Гоголь-центра», человека, который пять лет назад наполнил жизнью эти стены и умудрился в отдельно взятом те-атре очистить словосочетание «я люблю свою работу» от шелухи корпоративной пошлости.
Любимый ГЦ!
Совершенно случайно я пару лет назад попала на спектакль Мученик. Весь спектакль сидела, кивала головой и говорила: так все и есть в нашей школе (моя младшая дочь учится в 9 классе). Я вышла из зала под таким сильным впечатлением, с таким восторгом! (немного со страхом – неужели ТАКОЕ разрешили поставить) <....> Вы, в Москве, возможно даже не понимаете насколько сильно то, что вы делаете! Светлана, Саратов
За два месяца до юбилея театра, в декабре 2017-го, актеры Виктория Исакова и Алексей Агранович, отыграв очередной спектакль «Маленькие трагедии» в переполненном зале (билетов не достать!), сидят в пустующем кабинете художественного руководителя «Гоголь-центра», режиссера-постановщика и художника-постановщика «Маленьких трагедий» Кирилла Серебренникова. Исакова и Агранович исписывают мелкими чернильными строчками по листу А4 и складывают вчетверо. Эти два письма и другие — больше четырехсот, написанных артистами театра, его зрителями, друзьями, товарищами и просто случайными людьми в надежде, что Серебренников их однажды прочтет, — можно отыскать в лапах новогодней елки, наряженной в фойе «Гоголь-центра». О чем они? В основном о любви.
За три месяца до юбилея театра — в начале сентября 2017- го, ночью, артисты Никита Кукушкин, Филипп Авдеев и рэпер Хаски сидят кружком на сцене «Гоголь-центра». Перед ними рабочие записи Серебренникова к спектаклю «Маленькие трагедии», сделанные в мае 2017 года. По ним нужно пересобрать спектакль, премьера которого через полтора месяца. И артисты, как на костыли, опираются на конструкции из слов «Кирилл тогда говорил», «Кирилл тут хотел» или «Кирилл планировал». В зал заходит режиссер Евгений Кулагин, со дня основания «Гоголь-центра» работающий бок о бок с Кириллом Серебренниковым. Он произносит что-то рядовое вроде «Так, давайте, погнали!» Все встают, сцена начинается заново. Никаких костылей больше нет. Ясно, что «Маленькие трагедии» надо выпустить так, чтобы ни у кого ни в чем не было сомнений. Всем, кто сейчас в театре, кто выпускает эту премьеру, кто занят в постановке или не занят, но приходит в зрительный зал посидеть на репетициях, поддержать ребят, чрезвычайно трудно. Но все стараются делать вид, что это не так.
В конце концов, этому театру уже пять лет. А до этого три года была «Платформа», а до этого — «Седьмая студия», курс, который Серебренников набрал в Школе-студии МХАТ в 2008-м и репетиции которого проходили как раз в седьмом репетиционном зале. Молодые, влюбленные в театр студенты Серебренникова, ставшие главными артистами «Гоголь-центра», — это, собственно, и есть передовая театра. В самом широком смысле этого слова.
Мы толкали поворотный круг, на котором уморительная шекспировская комедия превратилась в высокую трагедию. «Сон в летнюю ночь» оказался не просто сильнейшим театральным потрясением, этот спектакль стал событием нашей личной жизни.
За пять лет мы посмотрели все спектакли репертуара, многие пересматриваем по несколько раз. Вместе с «Гоголь-центром» мы учимся быть независимыми и свободными, мыслить нелинейно, быть искренними и не стесняться этого. За эти годы «Гоголь-центр» стал для нас настоящим университетом. Здесь мы проводим свою молодость, здесь мы не прочь и состариться.
Не сдавайте и не сдавайтесь. Вы нам очень нужны. Мы вас любим.
Евгений и Кристина
Меньше чем за месяц до юбилея — 23 августа 2017 года — они увидели своего мастера Кирилла Серебренникова в наручниках. С полиэтиленовым пакетом магазина «Азбука вкуса» в руках. В Басманном суде города Москвы. Они слышали, как судья назначил меру пресечения на время следствия — домашний арест. Такое довольно трудно забыть.
Все стоявшие вокруг здания и внутри, где судили Серебренникова, знали, что через месяц в «Гоголь-центре» премьера. За ней еще одна. И еще две. А прямо сейчас в Санкт-Петербурге, откуда арестованный режиссер был доставлен в Москву ночью в машине с затемненными стеклами, заканчиваются съемки фильма «Лето», где многие из них снимались.
Пока судья бубнит приговор, помреж картины, про- веряя на ходу, как правильно — «Камера, мотор!» или «Мотор, камера!», — вбегает на съемочную площадку «Лета» в Санкт-Петербурге: он будет доснимать отрепетированную накануне Серебренниковым сцену. «Лето» решено не останавливать, премьеры не отменять. Потому что остановить и отменить — значит сдаться. Значит, предать того, кто все это придумал, сделал возможным.
Да, кстати, именно про любовь, которая важнее многого, даже несправедливости, говорил со сцены голос режиссера Кирилла Серебренникова в половине десятого вечера 2 февраля 2018 года. На большом черном экране прыгала кардиограмма звукового файла. Под ней: «Запись. Август 2017-го». Гримерши вздохнули, охнули снова и побежали наверх — докручивать букли и дорисовывать стрелки артисткам.
Артистки же с забытыми в волосах шпильками, недокрашенными глазами, а то и вовсе неодетые — все это время были вынуждены как привязанные сидеть в креслах перед зеркалами гримерной. И слушали через радиоточку, как со сцены Кирилл Серебренников говорил о том, что благодарен каждому человеку, работающему в «Гоголь-центре», что каждый ценен и уникален. «Это только голос!» — сказала одна женщина, первой вернувшаяся в гримерку после марш-броска за сцену. «Это его голос», — вздохнула другая.
«Дорогой Кирилл, я так соскучилась по вашему голосу», — сказала со сцены в микрофон народная артистка России, актриса «Гоголь-центра» Ольга Науменко.
«Первый почетный знак "Гоголь-центра", — невозмутимо продолжил голос Кирилла Серебренникова, — я хотел бы вручить техническому директору театра Илье Рейзману». Рейзман пришел в театр полтора года назад. И так вышло, сразу оказался в самом пекле: театр, ОМОН, Следственный комитет, опять театр. О награждении Илью никто не предупреждал. Он выбежал, растрепанный, на сцену. Попытался сказать: «Я люблю вас!» Но не смог. И уткнулся рыдать в букет цветов. И вместе с ним зарыдал зал. Ведь поплакать было над чем. А совместные слезы облегчают переживания. Рыдали, я лично видела, обхватив голову — Дмитрий Муратов, зажав себе рот — Юлий Ким, закрыв лицо руками — Светлана Лобода. А еще Алла Демидова, и Роман Абрамович, и Федор Бондарчук, и Ксения Собчак, и Евгений Миронов, и Игорь Верник, и Сергей Капков, и Татьяна Лукьянова, жена заключенного в СИЗО в июне 2017 года бывшего директора «Гоголь-центра» Алексея Малобродского. Она тоже сидела в этом зале. Прямо за ней — немного неожиданно — целый ряд классных московских адвокатов. Они теперь тоже очень любят театр. Все эти гости были в партере.
Амфитеатр заняли артисты и сотрудники «Гоголь-центра». Было темно и плохо видно. Но кто-то сказал: «Смотри, они обнимаются». Я оглянулась: сидели, как воробьи на ветке, прижавшись друг к другу. Именно сюда, в амфитеатр, в мае 2017-го во время обыска их согнали омоновцы. И кто-то со сцены об этом вспомнил. Правда, никто больше не плакал. Заслуженные артисты «Гоголь-центра» вместе с Ромой Зверем плясали под «Все только начинается», Александр Филиппенко читал мо- нолог арестованного рояля, Константин Райкин — стихи Гумилева о Брюсове, Алла Демидова хвалила Хаски, Один Байрон пел «Русь, чего ты хочешь от меня», артисты-мужчины исполняли танец с бубнами, а актрисы — Хаматова, Раппопорт, Исакова, Добровольская, Спивакова, Чиповская — номер Big Spender из мюзикла «Милая Чарити» Боба Фосса, перекроенный в соответствии с текущими жизненными обстоятельствами:
«Кому на Руси хорошо
От того, что это шоу будет длиться?
Кто здесь продюсер,
Кто начал этот бред?
И кто включает звук и выключает нам свет?
Кто тут отвечает за грим?
Может, Кафка или Салтыков-Щедрин?
Эй, откройте!
Он у нас такой один!» —пели они. И заканчивали: «Мне нужен режиссер! Кирилл, ты нужен нам».
Тут стало совершенно понятно, что голос Серебренникова со сцены, так всех обрадовавший в самом начале, заменить его самого не может.
В книге из пятисот пятидесяти бесполезных фактов, вышедшей лет пять назад в Англии, в первой десятке значился такой: курица без головы живет и бегает целых сорок минут. Сколько и как именно живут обезглавленные театры, ни в каких книгах не написано. В этом смысле «Гоголь-центр» тоже первопроходец.
Это не была любовь с первого взгляда. Мой первый спектакль, который я посетила, был «Хармс. Мыр.» Это было необычно, свежо и даже странно. Видимо, именно это и зацепило. Но самый большой катарсис произошел со мной во время просмотра (М) ученика! Он настолько глубоко вспахал и прошелся по самым болезненным и травмированным местам моих школьных лет. У меня была другая трагичная история, но ваша история бомбанула и пробудила мои, как мне казалось, навсегда запечатанные эмоции. Это было очень тяжело и в то же
время магически, я вышла со спектакля захлебываясь в своих воспоминаниях и слезах. То, что я когда-то закопала в своих воспоминаниях я сейчас учусь проживать и не прятать. И самое главное, что и тогда в моем прошлом и здесь на спектакле актуально капслоком проходит ЗДЕСЬ МОЕ МЕСТО, Я ОТСЮДА НЕ УЙДУ. Гульназ
В первые после ареста Серебренникова дни поход в «Гоголь-центр» был для зрителей с известными и не очень лицами чем-то вроде поступка. Со временем каждый спектакль стал восприни- маться как последний. В итоге ни на один билетов не достать. Люди приходят сюда и просто так — без билета. Постоять, поговорить, посмотреть на то, как устроена жизнь. Кто-то назначает встречи в кафе театра. Кто-то поднимается наверх, в комнату помощницы Кирилла Серебренникова Анны Шалашовой. На пять минут: обнять, спросить, как дела, уточнить время и место проведения будущего суда. Друзья театра теперь встречаются не только в «Гоголь-центре» — в судах. Все знают: в Басманном правила пожестче, там нельзя ни смеяться, ни фотографировать; в Мосгорсуде — помягче, там, если повезет, можно даже обнять Серебренникова и перекинуться с режиссером парой слов.
Словечки «апелляция», «допрос», «административка», «пристав» и «продление» пролезли в прежде не знавшую их речь. Допросы стали реальностью почти для всех сотрудников «Гоголь-центра». Об этом не говорят, но это висит в воздухе. Как и надежда на то, что однажды все это закончится. Возможно, станет воспоминанием, а может, даже полностью сотрется из памяти, исчезнет.
В конце концов, скоро лето.
О том, что фильм Кирилла Серебренникова «Лето» смонтирован и скоро выйдет на экраны, стало известно во время празднования пятилетия «Гоголь-центра».
Однажды мы с моим любимым человеком рассуждали об эмиграции. «Но как же мы переедем в другую страну, ведь там не будет "Гоголь-центра?"» — сказал он мне. На этом разговоры о переезде прекратились. Мне кажется, именно в тот момент я наиболее четко осознала, как сильно люблю «Гоголь-центр» и не вижу никаких альтернатив этому театру. Для меня это место силы, это гордость и концентрат того хорошего, думающего, честного, красивого, настоящего, что осталось в нашей стране. Пожалуйста, продолжайте творить несмотря ни на что! Верю, настоящее искусство победит. Екатерина
В письмах зрителей орфография и пунктуация сохранены.