И слово было блог
Принято считать, что для того, чтобы остаться в веках, нужно совершить что-нибудь значительное или как минимум стать знаменитостью при жизни. Тем удивительнее, что единственный исторический персонаж Х века, о внутреннем мире которого мы знаем очень много — намного больше, чем о внутреннем мире всех остальных его современников, — это не король, не завоеватель, не ученый и даже почти не поэт.
Более того, этот человек вовсе не собирался оставаться в памяти потомков и в общем-то ничего для этого не сделал. И мы до сих пор не знаем, как его звали на самом деле. Но зато мы знаем, что он любил, а что его раздражало, знаем, когда он переживал, а когда, наоборот, успокаивался. Что ему нравилось, а что нет. Точнее, ей, потому что это женщина.
Звали ее Сэй-Сёнагон, хотя, как я уже сказал выше, имя у нее было совсем другое. Сэй-Сёнагон — это или прозвище, или псевдоним и в переводе означает «младший государственный советник», хотя Сэй-Сёнагон никаким — ни старшим, ни младшим — государственным советником не была, она работала фрейлиной в свите императрицы Тэйси.
Однажды Сэй-Сёнагон выпросила у Тэйси кипу тетрадей и начала записывать в них свои мысли. Так она изобрела фейсбук (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) и ЖЖ в одном флаконе. Ее тексты, которые позднее превратятся в книгу «Записки у изголовья», представляют собой пересказанные дворцовые анекдоты, дневниковые записи, мысли, которые Сэй-Сёнагон записывала, чтобы не забыть, и даже списки — да, этот формат придумали не AdMe и BuzzFeed.
Писала Сэй-Сёнагон для себя, не предполагая, что эти тексты когда-нибудь будут опубликованы. Благодаря этому мы знаем, от чего ей становилось неловко (скажешь гадость за глаза, а человеку потом передадут), что утратило цену (спина побежденного борца), что глубоко трогает сердце (крик оленя возле горной деревушки и осенние капли росы), что неприятно слушать (неумелую игру на расстроенной цитре) – и много чего еще.
Историки любят напоминать, что приписывать историческим персонажам нашу психологию не стоит, время было другое, люди были другие, думали и чувствовали совсем иначе. Но конкретно Сэй-Сёнагон думала и чувствовала так же, как мы. Ну, почти так же. Бывали, конечно, исключения. Например, ее раздражало, что, пока она ездит в гости, ее слуги занимаются непонятно чем. Или она считала, что быть куродо шестого ранга – это великолепно, ведь только он может носить светлозеленую парчу. То есть какие-то вещи потеряли актуальность, но их относительно немного. И то я не уверен насчет куродо.
Но в основном Сэй-Сёнагон писала о вечном. Например, ее дико раздражало, что мужчина после one night stand (да, с японцами в Х веке такое случалось) быстро надевает штаны и торопится сбежать. Мужчине, считает Сэй-Сёнагон, не следует задерживаться на чужом ложе, но покидать его он должен изящно. В общем, наше обычное: не знаю, чего хочу, догадайся сам, а еще лучше — будь похож на Джорджа Клуни и Райана Гослинга одновременно, и все будет окей.
Или знаете, от чего, например, сердце Сэй-Сёнагон начинало биться чаще? От того, что «некий вельможа, остановив свой экипаж у твоих ворот, велит слугам что-то спросить у тебя». И от кормления воробьиных
птенчиков. Так, благодаря нашей героине мы знаем, кто занимал роль котиков в Японии периода Хэйан.
Даже легендарный вопрос всех женских российских форумов – может ли мужчина дружить с женщиной — и тот впервые пришел в голову Сэй-Сёнагон. И нет, не может.
«Записки у изголовья» написаны совершенно безыскусно, это именно записки, в них нет ни структуры, ни порядка (собственно, варианты, которые до нас дошли, отличаются как количеством записей, так и очередностью). Сама Сэй-Сёнагон жалела — возможно, напоказ, — что книга вообще увидела свет. Впрочем, не исключено, что у нее были и вполне осязаемые причины для сожалений — местами Сэй-Сёнагон в выражениях не стеснялась.
Но однажды рукопись унес с собой гость, и книга пошла по рукам. Сэй-Сёнагон оставалось только смириться и написать послесловие, что она и сделала. И это единственная известная мне книжка, в процессе чтения которой очень быстро начинаешь чувствовать, что живой автор сидит рядом с тобой и улыбается. И ты знаешь о нем все. Точнее, все важное.
Выше я уже сказал, что Сэй-Сёнагон в Х веке изобрела сразу несколько форматов для ЖЖ и фейсбука (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), даже не подозревая, что это литература. Но литературные критики, конечно, должны были придумать название тому, что она сделала, и такое название есть. Сегодня считается, что Сэй-Сёнагон дала начало новому литературному жанру: дзуйхицу. И это, конечно, подмена. То, что сделала Сэй-Сёнагон, не имеет никакого отношения к литературе, это жизнь, записанная на бумаге. Просто нам нравится придумывать названия и определять новые вещи знакомыми категориями.
У дзуйхицу наверняка есть строгое определение, но на самом деле дзуйхицу – это так же искренне, как Сэй-Сёнагон, только, скорее всего, немного хуже. Сегодня в этом жанре, ничего не подозревая, пишут сотни миллионов человек. Каждый из них пишет свою книгу.
Ну и поскольку «Записки у изголовья» — это фейсбук (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), один комментарий тоже продрался сквозь века и дошел до нашего времени. Его написала коллега и в каком-то смысле соперница Сэй-Сёнагон — Мурасаки Сикибу (это тоже не настоящее имя, и про леди Мурасаки мы тоже знаем мало).
Мурасаки, в отличие от Сэй-Сёнагон, написала самую настоящую книжку — «Повесть о Гэндзи». Как и полагается классике, это важный литературный труд, который сегодня читать можно только для того, чтобы чувствовать себя выше других, ну или для проверки силы воли. Про Сэй-Сёнагон Мурасаки написала в своем дневнике всего несколько строк, смысл которых сводится к тому, что Сэй-Сёнагон слишком много о себе воображает, записывает всякую чепуху и злоупотребляет китайскими иероглифами. Разве может, написала Мурасаки, такой тщеславный и безрассудный человек закончить свои дни счастливо?
Мы не знаем, что ответила Сэй-Сёнагон. И ответила ли вообще. Из того биографического почти ничего, которое сохранилось до наших дней, мы догадываемся, что жизнь обеих великих японских писательниц сложилась непросто, но дело не в этом. А в том, что каждый из нас — вслед за Сэй-Сёнагон — пишет историю своей жизни, и хотя она изначально не для того, чтобы ее кто-то прочел, может случиться так, что много лет спустя ваши правнуки раскопают архивы социальных сетей и поймут, какой их прадедушка был идиот. Вот он как живой сидит рядом с ними, улыбается и пытается объяснить, почему он расшарил видео с хомяком, хотя ему сорок лет, у него двое детей и скучная работа.
Мы живем в эпоху, когда и письма-то писать друг другу перестали. В наше время даже глупая шара в фейсбуке (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) — это тоже высказывание. Для этого не нужно быть великим человеком. Может, даже наоборот — быть великим в таком деле только мешает. Великие люди редко бывают искренними, искренность — богатство тех, кого эти великие люди завоевывают, уничтожают и не замечают. Мы все очень похожи друг на друга, но любой из нас уникален. Как креветки в полиэтиленовом пакете. Надо только приглядеться, а там за каждым красным панцирем судьба.
Так что каждый раз, когда кто-то говорит вам, что вы слишком много болтаете о себе, все время пишете в фейсбук (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) или выкладываете фоточки в инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), просто скажите ему: «Дзуйхицу». И через десять веков – посмотрим. И, разумеется, немедленно забаньте эту дрянь.