Как Кремль ответит на вызовы времени
В размышлениях о ближайшем политическом будущем нас, обычно, интересуют имена: кто какой пост займет, за что будет отвечать и на что влиять. Тем более, масштаб кадровых перемен после президентских выборов обещает быть впечатляющим. Однако подобные прогнозы всегда носят спекулятивный характер, даже если ими делятся люди осведомленные и влияющие на принятие решений. Почему?
Во-первых, слишком много переменных. Это касается не только претендентов на должности (никогда не один, всегда несколько), но и сопутствующих обстоятельств. Группы влияния, ситуативные факторы, настроение первого лица – все имеет значение, все может перемениться в последнюю минуту. Хорошо известно, что некоторые указы о назначении/снятии порою клались на письменный стол Путина, но так и не были подписаны. А порою даже принятые решения отыгрывались «взад» (например, первое снятие главы РЖД Владимира Якунина).
(Единственное, в чем сейчас имеется полная ясность, так в том, кто станет первым лицом государства. Победа Путина на выборах не ставится под сомнение даже его врагами.)
Во-вторых, знаменитая и ставшая притчей во языцех склонность Путина к неожиданным кадровым назначениям и утаиванию до последнего своих решений. Похоже, он получает нескрываемое эстетическое и эмоциональное удовольствие, наблюдая, как его окружение мечется между страхом и надеждой. Правда, здесь присутствует и важный прагматический аспект: конкуренция между потенциальными кандидатами повышает эффективность работы госаппарата и затрудняет возможность объединения недовольных.
Но если не удается назвать конкретных людей, то можно выявить доминирующие тенденции и вызовы, на которые новой власти неизбежно придется отвечать. А это предполагает определенную политику, которая, в свою очередь, требует соответствующего типа людей – кадров, «заточенных» именно под конкретные задачи.
Какие вызовы и факторы определят политику России после марта 2018 года? Во-первых, общество хочет перемен. Скорее социально-экономических, чем политических, но хочет настоятельно, причем желает их именно большинство. Впервые за последние 25 лет запрос на перемены превзошел запрос на стабильность. Последний раз подобное наблюдалось на рубеже 1980-х –1990-х годов. И для Кремля это настораживающий сигнал: запрос надо удовлетворить, пока он не перерос в массовое политическое недовольство.
В гипотетическом ответе Кремля на запрос перемен два измерения. Тактическое: идущему на четвёртый срок Путину надо предложить что-то новенькое или, по крайней мере, выглядеть по-новому. Стратегическое: после выборов надо предложить обществу новую политику и новых людей.
Сам Путин и все отечественные элиты и Запад рассматривают нынешнюю российскую ситуацию как транзитную. Главный нерв будущего – подготовка перехода власти в новые руки, что в персоналистской системе выглядит крайне нервным, возбуждающим и рискованным занятием. Причем цели у главных актеров начинающейся драмы различны. Можно спорить, хочет ли Путин сохранить влияние на политику после своего ухода, но бесспорно его намерение гарантировать себе и членам семьи жизнь и безопасность, включая финансовую.
У «ближнего круга» президента, всех этих Ротенбергосечиныхковальчуков, задача та же: выжить после ухода Путина и сохранить свои экономические активы. Они понимают неизбежность сокращения или даже потери своего политического влияния, но не готовы поступиться экономическими позициями. «Бояре» Путина намерены выжить и сохранить полученные от него « вотчины» любой ценой. Если надо, то и за счет благодетеля.
«Царь Владимир» это прекрасно видит, его крайне раздражает неуместная и поспешная суета облагодетельствованных им старых товарищей. А потому он все больше привечает «дворян» – молодых технократов. Исторически это похоже на противопоставление опричников боярам при Иване Грозном и намерение тов. Сталина незадолго до его кончины «почистить» коммунистическую элиту.
Нравы сейчас, правда, вегетарианские и методы действий тоже. Да и «бояре» очень даже нужны Путину в рамках его макиавеллиевской политики. Скажем, Игорь Сечин помогает поддерживать в отличной форме правительство и переключает на себя гнев, боль и обиды других «бояр».
Третий фактор – Запад, который из пассивного игрока стал превращаться в активную и наступательную сторону. Россия навсегда должна перестать быть угрозой мировому порядку, а Путин – уйти, и это уже не просто политико-идеологическая позиция, а категорический императив и целенаправленные действия в отношении самого слабого звена российской власти – путинских олигархов. «Ухватите их за яйца, а остальные части тела придут сами», – говаривал в свое время один из помощников Ричарда Никсона. Узнайте, где их активы и пообещайте их заморозить, – тогда они сделают все, что угодно, для спасения денег. В том числе и выступят против Путина. (Это, кстати, еще одна причина, по которой Путин все недоверчивее в отношении старых товарищей.)
Наконец, четвертый фактор, это видимый всем и каждому кризис государственного управления, нарастающая дисфункциональность бюрократии. Попытки разрешить его за счет селективных репрессий (борьба с коррупцией) привели скорее к параличу, чем к повышению эффективности. Кризис госуправления стал заметнее из-за ослабления и разрыва части неформальных элитных коммуникаций, ранее компенсировавших слабые государственные институты и практики. В общем, «сумбур вместо музыки» – фрагментация власти.
Как новый старый президент намерен реагировать на эти вызовы?
Участие Ксении Собчак в президентской гонке не поставит под сомнение конечный результат, но придаст традиционно скучным выборам элемент карнавальности, напугает (уже напугало) несменяемых ветеранов отечественной политики вроде Зюганова и Жириновского, умело направляемым хайпом привлечет к урнам молодежь и в то же время теснее сплотит вокруг Путина старшее поколение.
Ответом на потребность обновления и кризис госуправления станет формирование нового кабинета министров преимущественно из «молодых технократов», могущих составить до 75-80% правительства. Аналогичное по масштабу обновление ожидает губернаторский корпус, правда, здесь процесс будет растянут во времени. С точки зрения Кремля, масштабное кадровое обновление призвано решить три главные задачи: удовлетворить потребность общества в новых лицах, повысить эффективность госуправления и, самое главное, резко повысить лояльность государственного менеджмента к президенту. «Новое дворянство» будет обязано своим возвышением лично Путину и связано с ним личной лояльностью; в то же время «дворяне» не успели обзавестись значительными активами и не подвержены давлению Запада.
Войны старого «боярства» и нового «дворянства» постараются избежать. Часть «бояр» уйдет в тень (некоторые из путинских вельмож уже сейчас с удовольствием отправились бы на заслуженный отдых, но знают, что вождь воспримет это как личное предательство). Другие готовы принять новые правила игры. Тот же Дмитрий Медведев вполне удовлетворится спокойной и статусной должность главы судебной ветви власти (председатель высшего судебного присутствия).
В конце концов, «молодых технократов» слишком мало, они слишком слабы, а их компетентность не вполне ясна, чтобы можно было обойтись без «бояр» и старшего поколения технократов (к таковым, например, относятся Вайно, Кириенко, Мантуров, Песков, Собянин, Шувалов).
Во главе кабинета встанет «боярин» или представитель старшего поколения технократов. На этой должности нужен человек, пользующийся личным доверием Путина, готовый реализовывать его стратегию, и в то же время обладающий опытом и весом, чтобы прикрывать «молодых технократов» и не поддаваться влиянию старых лоббистских групп. Намеки на будущее премьерство получили, кажется, пятеро – и все из числа технократов. Но главой кабинета может стать и неожиданная фигура, например готовый вернуться в строй Сергей Иванов.
Технократический управленческий корпус приступит к реформам, тоже технократическим. Предполагается осуществить масштабные реформы судебной системы и госуправления. Критерии эффективности в данном случае не предполагают, например, независимого правосудия, суды просто должны быстрее работать. Надо заставить быстрее и слаженнее вращаться колесики и винтики государственной машины, но не менять сам тип механизма. Цифровизация, которую объявят чуть ли не панацеей, всего лишь метатехнология, не меняющая характера власти и государства.
В экономике доминирующей идеей станет повышение производительности труда. Разрабатываемая на сей счет обширная программа не предполагает экономических вольностей, свобод, поощрения конкуренции и преференций мелкому и среднему бизнесу. Повышение производительности рассматривается как технологическая, а не экономическая задача, что типологически очень напоминает горбачевское «ускорение».
Для мобилизации значительных средств, которые потребует технологическое перевооружение, будет резко усилено налоговое и фискальное давление на мелкий и средний бизнес, на население (пакет законопроектов уже подготовлен). Как известно, люди – наша новая нефть, они должны предоставить средства для инвестирования экономики в условиях дефицита западных кредитов и низких ценах на сырье.
При трансляции верховной власти может использоваться ельцинский образец – досрочная передача преемнику, чтобы спутать карты оппонентам, – но ни в этом случае, ни в любом другом не ясна личность этого самого преемника. От него требуется слишком многое: личная лояльность Путину, приемлемость для основных элитных групп, умение наладить отношения с Западом. (Похоже, последний пункт будет делегирован именно новому поколению руководителей; нынешние уже не верят в свою способность о чем-то серьезном договориться с Западом.)
Если «чудо-преемник» не будет найден/выращен, то на этот случай подготовлено несколько вариантов реформы высшего государственного управления – от фантасмагорической идеи учреждения в России конституционной монархии до более щадящих нервы вариантов. Один из них – введение вице-президентства – позволяет в случае досрочной передачи власти обойтись без внеочередных президентских выборов.
В следующем году начнет реализовываться последовательная и внутренне логичная программа изменений, имеющая главной целью беспрепятственный транзит верховной власти. Но вот что из нее получится в итоге, а, главное, как получится – вопрос открытый. Лично у меня ощущение, что задумали одно, сделают – другое, а в итоге получится такое третье, которое никто не ожидал.