Каково это — убить Усаму бен Ладена

УЧАСТНИК ОПЕРАЦИИ 2 МАЯ 2011 ГОДА, имя и возраст держатся в секрете:

«Самое трудное — поцеловать детей на прощание. Хорошо, если они спят: ты просто уходишь, уезжаешь на задание, и они ничего не говорят. А когда они не спят, то плачут. Не хочется, чтобы это был последнее, что ты видел дома. Думаешь обо всем этом 5 минут по пути на базу, а потом клик — и ты готов ехать.

Мое первое задание с "Командой №6" (подразделение, принимавшее участие в уничтожении бен Ладена. — Правила жизни) было в Афганистане. Потом Ирак, Афганистан, Ирак. Тогда я понял, какой это маленький мир. Те, кто смотрят войны по телевизору, думают, что все это происходит так далеко, что не имеет значения. Отстраняются. А на самом деле туда лететь на самолете несколько часов.

Первый раз, как туда попадаешь, странное чувство. Так вот о чем мне рассказывали по телевизору. Опасное место, горячая точка. Мы работали по ночам — выходили только на закате. В одну ночь приходишь в пустой дом, а на следующую внутри будет 13 парней с автоматами. Никогда не знаешь, что тебя ждет, пока не увидишь. Мы научились работать тихо. Вместо того чтобы взрывать двери, мы открывали замок, проникали внутрь и буквально будили их. Если не убить за ночь 5-6 человек, время потрачено зря, стоило пойти куда-нибудь еще. Это до фига убитых парней.

Мы входили — а там спит парень. У стены стоит туалетная вода, дезодорант, пояс шахида и калашников, гранаты лежат. А он спит рядом. Один такой спящий в Ираке проснулся и начал в нас стрелять. В результате мы там зачистили 7 или 8 домов — уничтожили целую ячейку "Аль-Каиды". Дюжину человек, не меньше. Женщин и детей не трогали. У нас тогда были две собаки в отряде — помогали вынюхивать их. Газеты потом цитировали какую-то местную: "Ниндзя пришли со львами".

Мы поняли, что задание нас ждет не рядовое, когда нас вызвали на базу в Вирджиния-Бич из Майами, где у нас были тренировочные погружения сразу после возвращения из Афганистана. А дежурное подразделение не тронули. Тогда много чего происходило — Ливия, "арабская весна". Понятно было, что будет круто, но насколько, мы не догадывались.

Поначалу нам, можно сказать, врали, туману напускали. Говорили про подводные кабели, как-то связанные с японским землетрясением, гнали еще какую-то дичь. Намекали на Ливию. Рассказывали, что где-то далеко есть убежище, мы полетим туда на двух вертолетах. Сколько народу внутри — неизвестно, но что-то из этого убежища надо будет вытащить. Поддержки с воздуха при этом не будет. Потом нам сказали, что в воскресенье утром мы едем в Харви-Пойнт, Северная Каролина, где нас проинструктируют и начнут тренировки. Старшина предупредил, что там будут люди из ОКСО (Объединенного командования специальных операций. — Правила жизни), а то и сам министр обороны. Тут я понял, что каша заварилась серьезная.

На первый инструктаж мы ехали втроем в одной машине. Операция, думали мы, будет в Ливии. Один из парней сказал: "Спорим, не Усама бен Ладен?" А второй: "Если бен Ладен, я у тебя в рот возьму". Потом, когда я бен Ладена застрелил, то привел этого приятеля показать тело. "Ну что, — говорю, — приступай".

В понедельник нашу группу собрали в большом учебном классе. Снаружи натурально посадили охранника. Кроме нас в помещении были генерал из ОКСО, сотрудники пакистано-афганского отдела ЦРУ, еще какое-то вашингтонское начальство и командир 6-го отряда. Командир, на вид, как всегда, совершенно невозмутимый, сказал: "Ну вот мы и подобрались вплотную к бен Ладену". И все стало понятно. Он смотрел на нас, а мы на него. Никаких тебе аплодисментов, никаких "ура". Мы все подумали в этот момент: "Отлично. Осталось всего-то прихлопнуть засранца". А чего тут еще думать?

Командир рассказал нам, как выглядит укрытие и как за ним следят. Там был один боевик — выше всех остальных, он все время ходил по двору. Они его называли "Шаги". Мы видели, что аналитик из ЦРУ жутко возбуждена. Как будто она хотела сказать: "Он у нас в руках. Это работа моей жизни, и я уверена в этом". Она давала процентов 80, что он там окажется.

У них был стол с макетом укрытия — мы стояли, смотрели на него и начали предлагать свои идеи. Здание было совсем не сложным, а времени была куча. Обычно приходится на ходу думать, нам говорят: вот цель, высадка через 20 минут, давайте свой план. Мы вообще любим поржать, когда обсуждаем операции, но тут было по-другому. Я сказал: "Ребята, сейчас не до шуток. 90 процентов, что обратно мы не вернемся. Раз уж погибать, давайте сделаем все как следует". Через несколько дней в Неваде, где мы тренировались на модели виллы, нам на глаза попались приготовленные для нас вертолеты. Я, когда их увидел, рассмеялся и сказал ребятам: "Расклад поменялся. Теперь у нас 90 процентов выбраться живыми. Я же не знал, что мы пойдем в бой на гребаных трансформерах".

В день перед заданием — совсем еще затемно — мы были во дворе нашего лагеря в Джалал-Абаде, и эта женщина из ЦРУ все мерила двор шагами. Она спросила, почему я такой спокойный. Я ей ответил, что такими вещами мы занимаемся каждую ночь: "На этот раз просто лететь подальше. Но мне-то ясно, что вы нервничаете, вы не можете ошибиться". Тогда она сказала мне: "Сто процентов, что он на третьем этаже. Так что бегите туда, если сможете".

Прежде чем сесть в вертолет, я позвонил всем своим. Позвонил отцу. Я потом только узнал, что застал его на парковке "Уолмарта". Говорю: "Привет, мне тут пора на работу. Пока. Спасибо, что ты есть". А сам думал, что последний раз ему звоню. Отец догадался, что происходит что-то очень важное, но что именно, он не знал. Он заплакал. Потом он рассказывал мне, что целый час просидел на той парковке в своем пикапе — выйти из машины у него не было сил.

Нам надо было лететь где-то полтора часа в одну сторону. Высадка и посадка — в темноте. Каждые 15 минут нам говорили, что нас не покрасили, — это значит, что радары нас не заметили. Над чужой территорией мы, как говорится, в родной стихии. Но вот только меня не отпускала мысль, что надо отлить, чтобы потом в бою об этом не думать. Я скорее в штаны напущу, чем пойду в бой с полным мочевым пузырем. Нам выдают такие специальные штуки, похожие на гибрид памперса со складной собачьей миской. Моя до сих пор цела, я ей ни разу не пользовался. А тогда я поссал в бутылку из-под питьевой воды. Я только потом вспомнил, что когда я стрелял в лицо бен Ладену, у меня в кармане лежала бутылка с мочой.

Мы открыли дверь вертолета, и я выглянул наружу. На местности все выглядело совсем не так, как во время тренировок: вокруг был город, огни, поле для гольфа. Я больше не думал, что меня сейчас убьют. Это обалденный момент. Я весь собрался, но страха не было.

У меня с собой была огромная кувалда на случай, если придется ломать стену. В северо-восточном углу двора мы заметили ворота и двинулись к ним. Заложили заряд, подорвали, и створки разворотились, как крышка консервной банки. Но ворота оказались фальшивыми, за ними была стена. Как в домике Багза Банни. Это был хороший знак, мы поняли по нему, что дом укреплен, просто так люди прятаться не станут.

Мы подбежали к въездным воротам на северной стороне и уже приготовились их взрывать, но нам их с другой стороны открыл боец, который высадился во дворе. Мы думали, что в какой-то момент они нас окружат. На видео по всему участку ходили боевики, и у него есть еще смертники. Но они были не готовы. Совсем расслабились. Те, кто мог стрелять, стрелял, но мы быстро с ними разобрались. Один боец подстрелил мужчину и женщину. Он сказал мне: "Господи, женщины лезут вперед своих мужиков. Хотят мученицами стать. Место тут точно непростое. Если и не бен Ладен, то какая-то большая шишка точно засела".

Мы вошли в главное здание. Там был холл, комната направо, комната налево. Мертвый парень и мертвая женщина. Мы пошли дальше. Еще две комнаты. А потом эта гребаная дверь — ее мы просто разнесли взрывчаткой. Я увидел девочку лет пяти, она плакала в углу. Я отнес ее в комнату напротив и отдал там женщине. Их там было, наверное, пятнадцать — и все, судя по всему, в этой комнате и жили.

В следующую дверь пришлось дважды стрелять, чтобы она открылась. Мы понеслись вверх по лестнице. Я был позади, когда передовой боец, номер первый, остановился. Он увидел Халида, 23-летнего сына бен Ладена. Я услышал, как он говорит шепотом: "Халид, поди сюда". Он сказал это сначала на арабском, потом на пушту. Халида сбило с толку, что его зовут по имени. Он высунулся с калашниковым в руках и получил пулю. Халид был одет в белую футболку и белые штаны, вроде как от пижамы. Больше у нашего объекта охраны не оставалось. Помню, как я подумал тогда: "Здорово было бы все-таки выжить сегодня, в эту потрясающую ночь".

В тот момент я еще ждал всяких подвохов типа веревочных лестниц и потайных комнат. Мы перешагнули через тело и пошли дальше. Номер первый двинулся дальше мимо двери, а четверо или пятеро ребят, которые шли передо мной, свернули на второй этаж, чтобы проверить помещения. Мы всегда так работаем — следим, чтобы в тылу было чисто. Халид был последней линией обороны. Номер первый тем временем заметил бен Ладена — тот выглянул из-за занавеси, закрывавшей вход с лестницы на третий этаж. Единственным взрослым мужчиной в доме на тот момент оставался бен Ладен. Боец выстрелил раз или два, мужчина скрылся в помещении.

Первый остановился на лестнице и ждал, чтобы кто-нибудь занял место второго номера. Я встал за ним, оглянулся и увидел, что позади нас никого. На третьем этаже были две телки, они орали на номера первого, он что-то орал в ответ. "Надо подниматься, — сказал он мне. — А то эти суки вконец вызверились". Помню, я еще повторил про себя: "Вызверились..." Красивое слово.

Я снова оглянулся — из наших так никто не появился. Тут мы поняли, что подмоги не будет. Надо было идти вперед. Я положил руку номеру первому на плечо и слегка сдавил его — это был сигнал "вперед". Мы пошли. На третьем этаже у первой двери справа он сгреб в охапку обеих женщин и оттащил их в сторону. Он думал, что если на них пояса шахидов, он собой прикроет меня от взрыва.

Я метнулся мимо него в комнату и замер за порогом. В комнате был бен Ладен. Он держал перед собой за плечи женщину и подталкивал ее вперед, не то чтобы на меня, а в сторону выхода. Это была Амаль, его самая молодая жена. Было темно, он ничего не видел. Ориентировался он только на слух. Передо мной была цель, сомневаться в этом не приходилось. Во время тренировок у нас там были мишени с его портретом.

В первый момент я подумал: какой же он тощий, какой длинный и какая короткая у него борода. Он был в этой своей белой шапочке, а под ней — почти налысо бритым, совсем как у нас по уставу положено. Помню, как я все это про себя отмечал. Меня поразило, что он такой высокий, выше всех нас — обычно наоборот, в жизни люди оказываются ниже, чем ожидаешь. Прямо как сейчас вижу: вон на полке лежит автомат, его знаменитый укороченный калашников. Бен Ладен подается вперед. Откуда мне знать, может быть, на его жене пояс шахида, и он сейчас заставит ее подорваться. Он может легко дотянуться до автомата. Он представляет угрозу. Стрелять надо в голову, чтобы он не успел нажать кнопку.

Я дважды выстрелил ему в лоб. Он начал заваливаться уже после первого выстрела. Грохнулся на пол рядом с кроватью, и я сделал третий выстрел — бах! — все туда же. В этот третий раз я смотрел сквозь голографический прицел. Бен Ладен был убит. Он не шевелился. У него вывалился язык. На моих глазах он сделал последние вдохи, уже чисто рефлекторно. Помню, я думал, глядя, как он испускает дух: "Это лучшее, что я сделал в жизни, или наоборот худшее?"

На базе в Джалал-Абаде мы вытащили бен Ладена из мешка и предъявили церэушникам и Макрейвену (адмирал Уильям Макрейвен, командующий ОКСО. — Правила жизни). Макрейвен приказал высокому бойцу лечь рядом с трупом, чтобы можно было оценить рост убитого. Пока изучали тело, я — как был, в форме и при оружии — сходил за той женщиной из ЦРУ. Подвел ее посмотреть и спросил: "Этот был вам нужен?" Она расплакалась. Тогда я отстегнул от автомата магазин и вручил ей на память. В нем оставалось 27 патронов.

Потом мы сопровождали тело в Баграм, и один момент мне там особенно запомнился. Я завтракаю на базе, ем сэндвич, стою рядом с трупом бен Ладена и гляжу на экран телевизора, где президент объявляет о том, что мы сделали ночью. Слушаю я его, смотрю то на тело, то на президента, жую свой сэндвич с сосиской, яйцом, сыром и беконом, а сам думаю: "Какого черта меня сюда занесло? Тут такое творится — а я кто такой?"

О жизни после операции

ВЫ ДУМАЛИ, ЧТО ВАША ЖИЗНЬ ИЗМЕНИТСЯ, КОГДА ВСЕ ЭТО ПРОИЗОШЛО?

А ПЛОХОЕ?

ЕСЛИ ВАШИ ИМЕНА СТАНУТ ИЗВЕСТНЫ — ЧТО ТОГДА?

А ЕСЛИ НАПАДУТ НА ВАШУ СЕМЬЮ?

А У ВАС ЛИЧНО КАКОЙ ПЛАН?

ВЫ ГОТОВЫ К ТОМУ, ЧТО ПРОИСХОДИТ?

А ЕСЛИ БЫ БЫЛИ?

ТО ЕСТЬ ВЫ ХОТИТЕ ПОЛУЧИТЬ ОБРАЗОВАНИЕ? ЧТО ЕЩЕ?

ЧТО ДЕЛАЮТ ВАШИ ДЕТИ? ВЫ ГОВОРИЛИ С НИМИ ПРО СВОЮ ОПЕРАЦИЮ?

This text is originally from a video that was produced by the Center for Investigative Reporting. It is based on a series of interviews with the Navy SEAL who killed Osama bin Laden. Phil Bronstein, executive chairman of the board of the Center for Investigative Reporting, conducted the interviews. Bronstein’s story The Shooter appears in the March issue of Правила жизни. The video was produced by Carrie Ching of CIR.