Колонка Правила жизни: Владимир Гуриев — о том, как сохранить обаяние, оставаясь неприятным человеком
Во вторник мне позвонил редактор Правила жизни. Это звучит довольно обыденно, как будто для меня такие звонки – привычное дело, но я думаю, что это был первый и последний звонок из Правила жизни в моей жизни. Собственно, сам факт такого звонка – уже довольно удивительное для меня событие, но еще удивительнее оказался повод.
– Мы тут подумали, – сказал редактор, который никогда в жизни меня не видел, – и хотим попросить вас написать колонку про обаяние и харизму.
Мне кажется, это был самый неожиданный звонок в моей жизни. Перебить его мог бы только звонок Стивена Спилберга с предложением сниматься в кино. Не то чтобы я начисто был лишен обаяния и харизмы, но консультироваться со мной по этому вопросу – все равно что спросить у Василия Уткина, как ему удается оставаться в такой хорошей форме и какой воркаут он может порекомендовать читателям журнала. Я помолчал и согласился. Во-первых, потому что журналистика – почти всегда мошенничество, в котором одни люди, которые ничего не понимают, рассказывают о чем-то другим людям, которые в этом тоже ничего не смыслят. И, подумал я, если откажусь, то дело поручат какому-то совсем бессовестному и незнакомому мне человеку.
Но убедило меня второе соображение. Я вдруг понял, что лучше всего про обаяние может рассказать человек, который от природы его лишен. Самый лучший учитель – это всегда неудачник, потому что пока остальные пожинали плоды побед, он получал опыт. Бессмысленно расспрашивать про поиск клада дурака, которому один раз случайно повезло, – найдите старателя, который ничего не нашел за двадцать лет копания в земле. И это, конечно, я, потому что я всегда хотел нравиться.
Не знаю, удалось ли мне до вас донести, что я не очень обаятельный человек, но в предыдущем разделе я обидел редактора Правила жизни, Василия Уткина, журналистов и читателей журнала – и все за пару абзацев. Обаятельные люди так не делают. Не повторяйте моих ошибок. Обаятельные люди легки и поверхностны, они не загружают вас своими проблемами, не критикуют вас и всегда рады вашим победам. И никогда-никогда не начинают рассказывать о своем детстве, если вы спросили, как у них дела, например. Но мне терять нечего.
Еще в детстве я понял, что обаяние не универсально. Для того чтобы нравиться родителям других детей, достаточно было всего лишь хорошо учиться. К сожалению, на детей это не действовало: меня первым приглашали на все дни рождения – приглашали, конечно, родители, – и я сидел на этих днях рождения в углу с какой-нибудь книжкой, пока все нормальные дети играли в какую-нибудь скучную дрянь.
Второе правило я открыл благодаря своим родителям. Однажды я сидел с книжкой дома, и вдруг мама попросила меня прикрыть рот, потому что я с открытым ртом выгляжу как умственно отсталый, и вообще у меня слишком часто стекленеет взгляд.
– Но ведь Андрей Макаревич все время сидит с открытым ртом, – сказал я, опираясь на единственный известный мне авторитет с нарушенной механикой нижней челюсти.
– Вот именно, – сказала мама.
Так я узнал, что людей встречают не только по одежке, но и по челюсти. Все остальное детство я провел с закрытым ртом, учиться сознательно стал немного хуже и разочаровался в Андрее Макаревиче. Я думал, что пара четверок в табеле решит проблему обаяния раз и навсегда, но лет в тринадцать стало понятно, что этого недостаточно. По крайней мере, для девочек. Проблема усугублялась еще и тем, что росту во мне было примерно метр сорок, а девочки за лето вымахали так, что при встрече с моей любовью – привет, Лена! – я автоматически упирался взглядом ей в грудь.
Я научился играть на гитаре. Я прочитал Карнеги. Я писал стихи. Я научился шутить. Я начал ходить в «качалку». Это просто невероятно, сколько бесполезных навыков может получить мужчина, когда у него нет женщины. К сожалению, ничего не помогало. Казалось, что в таинственной формуле обаяния огромную роль играет рост. Что касается «качалки», то маленький глист со штангой отличается от обычного маленького глиста только наличием штанги.
Вплоть до пятнадцати лет я был чудовищно одинок и, разумеется, думал, что у меня никогда не будет девушки, я проживу короткую бессмысленную жизнь и умру где-нибудь на отшибе, потому что мне никто не поднесет стакан воды.
Разумеется, все вышло не так. Более того, впоследствии выяснилось, что короткая бессмысленная жизнь – не самое страшное, есть вещи и похуже. Например, длинная бессмысленная жизнь с бессмысленными людьми. Надеюсь, я никого не обидел или вы уже привыкли.
С Карнеги получилось смешно, потому что сам по себе Карнеги не самый худший автор в области популярной психологии, но, как часто случается с универсальными рекомендациями, его советы обычно понимают и трактуют неверно. Основная идея Карнеги в том, что мы нравимся людям, если мы проявляем к ним интерес, подтверждая тем самым их существование. Для этого нужно слушать других людей, спрашивать, как у них дела, обращаться к ним по имени и время от времени вворачивать в диалог личные детали, которые показывают, что мы этих людей знаем и помним.
Это все звучит очень разумно, но нам подкузьмил русский язык. На английском все просто. Захотел спросить про детей – спросил. Захотел спросить про домашних животных – спросил. Потому что английскому языку наплевать на грамматический род, kid – это и девочка, и мальчик, и даже кто-то до конца не определившийся. В русском языке нужно помнить, сын это или дочь. Как их зовут. Про каких-то детей лучше не спрашивать вообще. Имена путать нельзя. Конструкция «эээ... а как там твое... эээ... дитя?» звучит не очень.
Что касается имен, то да, люди любят, когда вы обращаетесь к ним по имени. Но стоимость ошибки тут довольно высока. Однажды в «Старбаксе» я перепутал имя баристы. Думаю, Регина ненавидит меня до сих пор, а Сабина, с которой я ее перепутал, перешла в другой «Старбакс», так что я ничего не выиграл, только потерял.
– Слушайте, ну похожие же имена, – сказал я. – Простите, пожалуйста.
– Регина и Сабина? – сказала Регина. – Похожие имена?
Очевидно, она считала иначе.
Короче, от Карнеги русскому человеку с плохой памятью на лица и имена только вред.
К этому моменту я заметил, что людям кажутся обаятельными те, кто уверен в себе и доброжелателен. Рост и внешность тоже не помешают, но тут уже кому что досталось. А первые два качества были похожи на такие, которые со временем можно в себе развить. План был понятен. Оставались мелочи: обрести уверенность в себе и полюбить окружающих. Поскольку к первой проблеме я не очень понимал, как подступиться, я сразу решил полюбить людей, думая, что это проще. Разумеется, это оказалось не так. Если у вас есть выбор – полюбить окружающих или сельдерей – смело выбирайте сельдерей.
За инструкциями я снова обратился к Карнеги, потому что других книжек о людях под рукой не было. Но сейчас я читал его, чтобы понять, как можно любить тех, кто рядом со мной. Карнеги писал, что Линкольн восхищался генералом Ли, но было совершенно непонятно, как этот пример в принципе может мне помочь. Я-то имел дело не с генералом, а с ворчливой соседкой, которая при встрече укоризненно качала головой и говорила, что мне было бы неплохо подстричься. Но немного другими словами.
Тут я обнаружил в Карнеги второй изъян. Оказалось, что техники Карнеги работают только на короткой дистанции. Это набор правил для коммивояжеров, которые продают расчески. Обратился к клиенту по имени, отметил пару деталей, польстил, отсчитал сдачу – и снова в путь. Если нужно наладить отношения с людьми, которых вы видите каждый день, Карнеги не работает. В первую очередь из-за людей.
Чем лучше человека узнаешь, тем труднее им восхищаться. Это издалека все красивые и стройные, а поближе подойдешь – сразу кривой нос, грушевидная фигура и прыщи. Интересоваться и восхищаться людьми нужно искренне, но довольно сложно интересовать- ся чем-то толстым и прыщавым, если это не гриб.
Подмога пришла не сразу и, как часто это бывает, с неожиданной стороны. После школы я возмужал и со временем стал не очень хорошим человеком.
Главный принцип антиКарнеги вот какой. Вместо того чтобы искать в других людях достоинства, которыми вы будете восхищаться, найдите в них недостатки. Рядом с вами сразу окажутся истеричная дура, идиот, жлоб, зануда, подлец и лицемер. Посмотрите на них честно и спросите себя, действительно ли эти недостатки так страшны по сравнению с вашими внутренними дефектами. Или вы готовы прощать истеричной дуре, что она истеричная дура, а лицемеру – его лицемерие. А если нет, то как вы можете простить себя?
В результате этого несложного упражнения – напоминаю, сначала нужно стать плохим человеком, совершить много зла, но с этим обычно проблем не возникает – вы получаете новые референсные точки и каждый раз радуетесь, когда жадный человек демонстрирует щедрость, а подлец поступает благородно. Восхищаться этими людьми становится легко и приятно, потому что их недостатки и особенности вы уже приняли, а все остальное идет только в плюс.
Это не рецепт обаяния, но это первый краеугольный камень, на который нам нужно будет опереться.
Второй камень дался мне сложнее, потому что он просто менее очевиден. Прощать людям недостатки, простите за тавтологию, недостаточно. Чтобы все было хорошо, нужно выйти из режима ожидания и брать от людей только то, что они сами готовы вам дать.
Относитесь к людям как к клубнике. Клубника дает ягоды раз в год, и довольно странно было бы ожидать, что она, если очень постарается, если ей, как она говорит, не наплевать на меня, разродится, например, малиной. Никто не предъявляет к клубнике таких претензий. Клубника цветет как может, и я все равно ее люблю.
До этой мысли нелегко дойти своим умом, а еще сложнее – по-честному воплотить ее в жизнь. Более того, если вы попытаетесь это сделать, то довольно скоро останетесь один – осознанный, прекрасный и никому не нужный. Моя рекомендация – над самыми близкими и членами семьи измываться, как и раньше, они для этого и нужны, а вот всех остальных отпустить – всем будет легче.
Польза от этого камня такая же, как и от первого. Когда вы ничего не ожидаете от человека, любая внезапная малина идет ему в плюс. Вам не придется врать, когда вы его хвалите.
Небольшая ремарка к предыдущему разделу: первые два камня не очень важны, если женщина хочет понравиться мужчине. Мужчины – тупые голодные голуби, их никто никогда не хвалит, они рады любым крошкам, особено если у этих крошек хорошие фигура и грудь.
Во всех остальных случаях эти правила работают, но они, конечно, не являются источником обаяния, они просто необходимый фундамент для него. Кажется очевидным, что нам нравятся люди, которым мы интересны, которые нами восхищаются, которые нас замечают, в конце концов, и слегка сместив baseline вниз, вы сильно и почти безболезненно увеличиваете внутренний валовый продукт по восхищению.
Но есть еще одна штука. Джонни Депп общался на равных с фанаткой. Билл Клинтон вошел, обнял охранника, и мир осветился. Королева Елизавета съела гамбургер в Макдоналдсе. Быть обаятельной звездой очень просто. Во-первых, нужно быть чертовски привлекательным. Во-вторых, нужно уметь на секунду приподнимать окружающих людей на свой уровень и делать вид, что ничего особенного при этом не происходит. Звезда может никого особенно не хвалить. Сам факт, что она снизошла до вашего уровня, автоматически добавляет вам внутренней ценности, а обаятельные люди – ну, они, в общем, делают только это. Они заставляют нас чувствовать себя умнее, сильнее, безопаснее и лучше.
Мы уже умеем прощать недостатки. Мы умеем снижать ожидания до абсолютного нуля. Осталось всего-то стать кем-то ценным и востребованным, чтобы каждому нашему плевку присваивался дополнительный вес. Всего-то. Если не получается – хвалите и оберегайте как умеете, это тоже сойдет.
Если честно, редактор попросил написать про обаяние и харизму, но про харизму я знаю еще меньше, и мне не кажется, что харизматичных людей в обществе не хватает. Мне кажется, людей, готовых вести за собой, у нас не то чтобы навалом, но сильно больше, чем людей, которые понимают, куда идти, и в принципе понимают, что происходит. (Но я прощаю их за это, конечно.)
Кроме того, для харизмы жизненно важен волевой подбородок. Как ни крутись, а мои родители были правы, нижняя челюсть – великая вещь. Вот прямо сейчас написал эту строчку и закрыл рот, хотя меня никто не видит.
С подбородком мне не очень повезло. Но, наверное, вам интересно, работает ли это: что произошло с нелюдимым мальчиком, который много читал. Или нет. Если честно, мне плевать. Я не стану хуже от того, что не оправдаю ваши ожидания. А вы – от того, что не оправдаете мои. Мы с вами просто два куста клубники, которые не очень понимают, как они здесь оказались, вот и все.
Но я отвечу. Да, это работает. Это работает настолько хорошо, что в результате я не успеваю читать книги. У меня не стало больше друзей, потому что друзей вообще никогда не может быть много, но я в какой-то момент мало-мальски научился поддерживать легкое, ни к чему не обязывающее общение – это приятно: ничего не требует и отнимает довольно много времени.
Я не знаю, считают ли меня обаятельным, но помню, что быть обаятельным для всех невозможно. Если я хочу сказать «нет», я говорю «нет». Если я говорю «да», то потом пытаюсь сдержать обещание или объясняю, почему у меня не получилось. Если я разговариваю с приятным мне человеком, я интересуюсь им и пытаюсь ему помочь, если он попросил о помощи. Или не пытаюсь, если он не попросил.
Я стараюсь не совершать ошибки, которые причиняют боль другим людям, а если совершаю, то успокаиваю себя тем, что в результате я стану еще более обаятельным, чем раньше. Поскольку я не чемпион мира по обаянию, это не очень сложно. В маркетинге есть такой эффект низкой базы: вырастить долю рынка с нуля до 10 процентов намного проще, чем с 80 процентов до 90.
Последний ингредиент обаяния – слабость. Он не является обязательным, но у меня, например, этих слабостей навалом. Слабость необходима, ведь важная составляющая обаяния – ощущение безопасности, которое приносит с собой обаятельный человек. А мы не очень любим идеальных людей – они напоминают нам о собственном несовершенстве. Самый обаятельный человек для симпатичной женщины – старая жирная подруга.
У меня не было особого недостатка в реальных слабостях, но однажды даже я заметил, что иногда усиливаю свои недостатки: например, злоупотребляю заиканием. На самом деле у меня нет никаких проблем с речью, но если я не спал несколько суток и очень устал или очень зол, я начинаю немного заикаться. В какой-то момент я расширил сферы применения заикания и начал заикаться в те моменты, когда мне казалось, что собеседник уверен, что я на него д-давлю. Это произошло совершенно интуитивно, я даже не уверен, что это можно считать м-манипуляцией.
В любом случае со слабостями у меня и так все было хорошо, поэтому я обратил внимание на другую технику. Смысл ее в том же – вы даете понять собеседнику, что с вами он находится в безопасности. И один из способов это показать – открыться человеку и дать ему теоретическую возможность вас ударить. Показать, что вы ему доверяете и не боитесь повернуться к нему спиной. Дать ему небольшое, но болезненное оружие против вас. На первых порах это довольно страшно, но на самом деле почти никто в спину не бьет. Или что, вы не сможете пережить какой-то хлипкий, неуклюжий удар? Побочный эффект этой техники – со стороны вы внезапно выглядете уверенным в себе.
Мне кажется, в обаянии нет никакого особенного секрета. Просто нужно быть открытым и щедрым – и да, это самая сложная часть, потому что ты подсознательно ждешь, что люди ответят тем же, а люди – это клубника. Нет никакой магии. Ну или я так думал. Несколько дней назад я встречался с приятелем, и слово за слово мы перешли на обсуждение наших матримониальных перспектив на случай, если наши спутницы жизни вдруг раскусят, кто мы такие на самом деле.
– Слушай, – сказал мой приятель, – я не беспокоюсь. У нас с тобой проблем не будет. Мы с тобой красивые высокие мужики. Даже я, хотя я старый и жирный. Ты разве не замечал, что когда ты входишь в комнату, все женщины на тебя оборачиваются?
А я действительно не замечал. И даже потом, знаете, зашел в комнату с женщинами и специально присмотрелся. Очень незаметно оборачиваются на меня. Очень. Только на датчиках будет видно, я думаю. Да и то зависит от шкалы.
Но все равно мой приятель – самый обаятельный человек на Земле. Реально очень хороший парень, с ним приятно поговорить, я всегда рад его видеть. Как он это делает – загадка.
Думаю, дело в челюсти. ¦