Континент надежд: какое будущее ждет Африку?

Растущая политическая и экономическая конкуренция между США и КНР, наблюдаемая в том числе в Африке, безусловно, поставит некоторые страны в уязвимое положение из-за слабости их переговорных позиций и неэффективности дипломатических ведомств. Модели «свободного рынка» в сочетании с либеральной демократией Китай противопоставляет собственную девелопменталистскую стратегию, основанную на приоритете экономики, в особенности инфраструктурных инвестиций — в области экономической активности на континенте Пекин существенно опережает США, хотя и явно уступает в военной сфере. Проведенный США в декабре 2021 года саммит в поддержку демократии с участием ряда африканских лидеров может стать фундаментом будущей «блоковой» доктрины, а африканские страны уже сейчас активно отталкивают от сотрудничества с КНР, в частности от использования оборудования Huawei. Все это будет повышать риски военно-политической конфронтации, особенно в Баб-эль-Мандебском проливе, Аденском заливе, зоне Красного моря (Сомали, Судан, Джибути), где ввиду стратегической значимости морских и сухопутных коммуникаций сосредоточены интересы ведущих мировых держав.

Но не стоит забывать о растущем влиянии на континенте новых сил — Турции, ОАЭ, Индии, Японии, Индонезии, Бразилии, Израиля, Ирана, стран ЕС, наконец, России; никуда не делись бывшие метрополии, в особенности Франция, участвующая в поддержании безопасности и валютной системы 14 стран Западной и Центральной Африки и развивающая сотрудничество с англоговорящими странами Африки. Все это откроет многим африканским правительствам поле для стратегического маневра, лавирования, попыток выторговать себе более выгодные условия. Яркий пример — приватизация Эфиопией Ethio Telecom, столкнувшая лбами китайских и американских конкурентов и проведенная с выгодой для эфиопских поставщиков оборудования.

За время пандемии африканские страны и их лидеры накопили много вопросов к первому миру. «Вакцинный национализм» богатых стран, рецессия, разрыв цепочек поставок, продовольственная инфляция и падение цен на энергоносители обнажили уязвимость африканских экономик, высокую зависимость от несырьевого импорта и внешней помощи, слабость систем здравоохранения. Самостоятельное позиционирование и субъектность в международных отношениях во многом, если не во всем, будут зависеть от экономической мощи, а та — от темпов индустриализации. Возможностей «беспромышленного» роста у стран континента, вероятно, нет. Наблюдавшийся в ряде стран бум жилой и коммерческой недвижимости, финансируемый на сырьевые деньги, — не более чем иллюзия развития.

В 2000-х годах регион переживал деиндустриализацию, но этот тренд, судя по всему, преодолен. На рельсы индустриализации встали Эфиопия, Танзания, Гана, Руанда, Кения. Но на пути промышленного роста неизбежно возникнут преграды, с которыми не сталкивались «азиатские тигры», это и издержки «зеленого перехода», и слабость среднего профессионального образования, и рост капиталовооруженности промышленности, который снижает потребность в низкоквалифицированной рабочей силе. Автоматизированные производства создают меньше квалифицированных рабочих мест, которые концентрируются в мелких и средних, зачастую кустарных и неформальных предприятиях, низкопроизводительных и балансирующих на грани окупаемости. Поэтому упустят ли африканские страны к 2030 году демографический козырь — вопрос открытый.

Почти наверняка рост будет неравномерным, обратимым и медленным (по прогнозам, подушевой ВВП Африки к 2040 году будет вчетверо ниже, чем в остальном мире). Рост затормозит и долговое бремя с рисками возвращения к невиданным с 1970-х объемам госдолга, который спровоцирует дефолты и финансовые кризисы. Вслед за Замбией, объявившей дефолт в конце 2020 года, они особенно угрожают Анголе, Республике Конго, Эфиопии, Кении и ЮАР. Более того, брать новые зай­мы станет сложнее. Китай — один из крупнейших кредиторов континента — уже намекает, что эпоха «легких» денег для африканских стран закончилась, потому что безнадежные долги все больше угрожают китайской банковско-финансовой системе. Наконец, демография. До 2040 года высокая рождаемость будет сводить на нет многие достижения африканских экономик. Стекающиеся в города низкоквалифицированные мигранты и безработная молодежь будут создавать перманентные угрозы социальной и политической стабильности, а конкуренция за землю и воду в сельской местности лишь обострится. К горячим точкам в зоне Сахеля (Мали, Нигер, Буркина-Фасо), озера Чад (Нигерия, Камерун, Чад), Африканского Рога (Сомали), востока Демократической Республики Конго и севера Мозамбика, несомненно, добавятся другие — терроризм может распространиться в страны Гвинейского залива (Бенин, Кот-д’Ивуар) и суахилийского побережья (Кения, Танзания), а в Нигерии и Камеруне могут сформироваться новые пояса нестабильности. Правда, есть и более оптимистичные прогнозы: так или иначе к 2040 году большинство стран региона совершат демографический переход, а Египет, Эфиопия, Кения, Гана, Руанда, скорее всего, уже в ближайшие годы достигнут приемлемого показателя в три ребенка на семью.

Низкий рост и неспособность удовлетворить растущие потребности населения неизбежно спровоцируют и разочарование в демократии — по последним опросам организации Afrobarometer, к демократии сейчас негативно относится большинство жителей двадцати шести из тридцати четырех исследованных стран, и это уже привело к симптоматичным переворотам молодых образованных офицеров из «поколения Y» в Мали (2020-2021) и Гвинее (2021), которые местное население встретило ликованием. Рост популизма, национализма и антизападного ресентимента в сочетании с низовым радикализмом, преимущественно, но не исключительно салафи-джихадистского толка, подогреваемые неудовлетворенностью темпами развития, неурегулированными проблемами передачи власти новым поколениям политиков и другими проблемами, станут общим фоном многих государств, особенно Западной и Центральной Африки. Тяжелее всего кризис демократии будет переживаться на юге Африки, где зрелые демократические системы (в ЮАР, Намибии и Ботсване) не могут решить проблему растущего и рекордного даже по мировым меркам неравенства и связанных с ним социальных проблем. Впрочем, все это не обязательно фатально. Конечно, рост образования и базовых сведений о мире у молодого населения в сочетании с отсутствием у него внятных карьерных перспектив создают питательную почву для недовольства. Однако давление снизу будет подталкивать истеблишмент к давно назревшим реформам для предотвращения революций и социальных взрывов, хотя и далеко не все режимы, особенно авторитарные, способны адекватно реформироваться.

Серьезная экстерналия — изменение климата. Вклад Африки в глобальное потепление минимален (4%), но ущерб от него непропорционально велик. Нынешний голод на юге Мадагаскара многими специалистами оценивается как первая крупная трагедия, спровоцированная климатическими изменениями, и континент ждут засухи, наводнения и «температурные рекорды». Прогнозируемое снижение продуктивности сельского хозяйства более чем на 20%, истощение источников чистой питьевой воды, сопутствующий им исход населения к соседям, а также в богатые страны ЕС и США — все это практически неизбежно. Из-за постоянных засух скотоводы станут все чаще конфликтовать с земледельцами. Скорее всего, частично поражены будут даже динамичные и богатые экономики, такие как Кения и Уганда.

Много надежд возлагается на экономическую интеграцию, ключевой элемент которой — реализация Африканской континентальной зоны свободной торговли (AfCFTA), самого амбициозного торгово-экономического проекта по интеграции экономик пятидесяти четырех стран и территории Западная Сахара, с обязательством либерализировать 97% тарифных линий к 2034 году. Потребность в подобной инициативе давно назрела: с начала колониальной эпохи, разрушившей межрегиональные торговые связи, и по сей день основные партнеры многих стран находятся за океаном, а на внутриконтинентальную межгосударственную торговлю приходится всего около 15% общего оборота. Поэтому AfCFTA, безусловно, создаст новые рабочие места и выведет из бедности до 30 млн человек. Но переход к беспошлинной континентальной торговле не будет гладким. Это видение противоречит приоритетам национального экономического развития многих стран, которые занимаются протекционизмом для снижения зависимости от импорта и развития собственных производств. Нигерия ведет торговые войны с Ганой, наращивающей экспорт текстиля, крахмала, пластмасс и других товаров, Уганда борется с Кенией за сахар, молоко, кукурузу, курицу и яйца, и все это подрывает интеграцию даже в рамках регионального восточноафриканского сообщества.

Наконец, и это важно, рост всего континента будут сдерживать кризисные тенденции в крупнейших континентальных экономиках — ЮАР, Нигерии, Египте, Эфиопии, Анголе, три из которых — ЮАР, Нигерия, Египет – входят в так называемую большую четверку по объему привлекаемых инвестиций. ЮАР, по самым пессимистичным оценкам, выдвинутым экспертами консалтинговой компании Eunomix Business & Economics Ltd, к 2030 году приблизится к состоянию failed state — низкие темпы роста и нарастающие проблемы в электроэнергетическом секторе будут накладываться на убытки государственных «стратегических» компаний, отток инвестиций, снижение налогооблагаемой базы, высокую безработицу, неравенство и сопутствующие им социальные болезни и настоящие взрывы, «демоверсию» которых мы наблюдали в ходе разрушительных июльских беспорядков 2021 года. Не лучше положение и в Нигерии: опережающее развитие телекоммуникационной, банковской сферы и IT оттеняется сырьевым характером экономики, нарастанием социальных проблем во всех штатах страны, ростом бандитизма, терроризма, сепаратизма. Будущее Эфиопии — флагмана индустриализации континента — подрывает вспыхнувший в конце 2020 года внутренний военно-политический конфликт и напряженность в отношениях с соседними Египтом и Суданом. Но в то же время упадок «больших» экономик откроет и перспективы для повышения роли компактных, хорошо управляемых, динамично растущих и модернизирующихся стран — Руанды, Того, Ганы, Ботсваны, Бенина. Старые проблемы никуда не денутся. Но будет и немало ярких и позитивных вспышек.