Почему древние греки не играли в керлинг, или Как спорт связан с закатом культуры?

Представим всю жизнь Земли как сутки. Сколько времени занимает в этих сутках человеческая жизнь? Человека как биологического вида.

Две минуты. Всего две минуты, как мы подобрали с земли кремневый обломок, ставший прародителем всей будущей материальной культуры, за две минуты построили пирамиды и Стоунхендж, открыли Америку и улетели в космос.

Но культуру мы построили не за две минуты. Гораздо быстрее. Первые зачатки культуры стали заметны только 60-40 тыс. лет назад. Это тоже довольно давно, но все-таки культура не так стара, как человек без культуры. Если мы представим жизнь человечества одними сутками и пропорционально отмерим возраст культуры, выяснится, что от каменного топора до синхрофазотрона прошло примерно 14 минут. Так что культура — молода, и никто не знает, почему она появилась.

А она появилась вдруг. Человек жил на Земле довольно беспечно. Антропологи уверяют, что до открытия культуры «рабочий день» человека составлял три с половиной часа. Все остальное время мы предавались праздности и размножению. Да, мы жили недолго, но никто не знал, что такое «долго», поэтому не грустил. Нельзя с уверенностью сказать, что повлияло на появление культуры. Она возникла внезапно, и пространство, и время ее стали стремительно развиваться. Сначала шаг за шагом, потом стадий за стадием, потом длинными географическими милями, сейчас счет уже идет на парсеки. И никто не знает, зачем культура нужна.

Среди многих научных фантазий есть и такая. Человечество боролось за доминирование над другими видами, что послужило развитию человеческого разума. Разум породил культуру, культура позволила доминировать над миром. И, подозревает наука, может быть, культура, выполнив свое предназначение, теперь склонится к закату. Человек перешел на новую эволюционную ступень, и теперь культура в том виде, в каком она существовала сорок (а может, шестьдесят) тысяч лет, ему больше не нужна. Да, конечно, культура большая, умирать она будет долго, на наш век хватит... Или нет?

XIX век был самым спокойным, жирным и самоуверенным временем в жизни Европы. Пусть в XIX веке были войны, но ни одна не могла сравниться со средневековой Столетней войной или Тридцатилетней войной XVII века. Войны этого столетия носили прогрессивный характер (как наполеоновские) или были, во всяком случае, непродолжительными.

Существовали страшные болезни — оспа, холера, чахотка, дифтерит, сифилис. Но ни одна из них не могла сравниться с чумой XIV века, унесшей три четверти населения Европы. И потом, надо же от чего-то умирать? Жизнь была бы ужасна, если бы мир был переполнен стариками.

Никогда европеец не жил так благополучно, как среди бедствий XIX века – это были наименьшие бедствия по сравнению с предыдущим и последующим столетиями. Но вот — странное дело – в середине этой благополучной поры в обществе возникают настроения упадка. Сначала гении — Шопенгауэр, Бодлер, поздний Бетховен – стали готовиться к концу. А чем ближе к новому веку, тем более непостижимым образом приблизилось ощущение декаданса. Почему? Никто не знает.

Вообще, Европа всегда ждала конца света – так уж устроена христианско-европейская культура. Спаситель мира недвусмысленно сказал, что скоро вернется, и в последней схватке добра и зла добро однозначно победит. Европейцы так напряженно ждали конец света, что до VII века даже не заводили календаря. А когда завели, все равно тревожились, особенно к концу столетия. И, кстати, почти не ошиблись. Строго говоря, XIX век закончился Первой мировой войной.

На излете мировой войны в печати появился первый том книги, автор которой сделал промежуточные выводы из пережитого апокалипсиса. Книга носила тенденциозное название «Закат Европы», ее автором был философ Освальд Шпенглер. Шпенглера называют человеком непроверенных данных, но при этом отмечают его гениальную интуицию. Его книга стала научным бестселлером, а его не всегда доказанные выводы подтвердил опыт будущих поколений.

Он изучил становление ушедших цивилизаций — от греко-римской до христианско-европейской на Западе и от североафриканской до китайской на Востоке. Он пошагово проследил триумф и падение Европы. Суммируя выводы, он пришел к следующему: все культуры движутся к высшей точке развития, которую Шпенглер назвал «цивилизация». Это зенит культуры и это ее финал. Придя к высшему подъему, культура-цивилизация начинает крениться к закату. И в каждом отдельном случае мы наблюдаем одинаковые признаки увядания. Строго говоря, их пять, и первый из них— появление спорта.

И тут впору возразить: ну как же так? Разве не со спорта начинается чудо Древней Греции? Разве не по олимпиадам вели летосчисление ученые эллины? И разве не физкультура была основным предметом в греческих школах?

Физическая культура. Но не профессиональный спорт. Кроме игр во имя Зевса Олимпийца, самых авторитетных, было еще три вида общегреческих состязаний, Пифийские в Дельфах, Истмийские в Коринфе и Немейские, там, где Геракл когда-то убил каменного льва. На состязание выносились только целесообразные виды физкультуры. Бег нужен, чтобы бежать за врагом при удачном ходе битвы (или от врага в другом случае).

Главные профессии – скотоводство и земледелие. Водилось много диких зверей, нужно было отгонять камнями волков, лисиц, одичалых собак. Отсюда — толкание ядра и метание диска (современные атлеты не перекрыли до сих пор древние рекорды).

Прыжок в длину. Прыгали не так, как нынче, — брали короткий разбег и держали в руках грузы, чтобы увеличить инерцию. Это понятно, ведь Греция — гористая страна, выпасая коз и овец, надо прыгать с уступа на уступ, тут не разбежишься.

Стреляли из лука, метали копье, боролись, состоятельные граждане с личным транспортом участвовали в колесничных бегах. Все это было нужно в военное время.

Иными словами, греки не изобрели керлинг не потому, что у них не было льда и швабры (а их не было), но потому, что это ненужная игра, она представляет собой чистое развлечение. А физкультура нужна для себя и отечества, чтобы быть готовым к труду и обороне.

Физкультурой занимались все, на игры отправлялись лучшие. Казалось бы, так и у нас. Но вот в чем различие: с современным игроком расплачиваются почестями и деньгами. На заре культуры — только почестями.

Что получал победитель Олимпийских игр? Венок из лавра. И еще расписной горшок — амфору или кубок. Эта дорогая вещица (ныне из Лувра или Государственного Эрмитажа) стоила на месте производства две дневные зарплаты каменщика. И все.

Но по мере взросления античной цивилизации понимание божественной природы атлетики изменилось. Если раньше физкультурой занимался весь народ, то после войн Александра Македонского греко-римский мир поделился на две неравные части — толстая изнеженная публика, готовая платить за потеху, и нищие борцы и силачи, продающие за гроши молодость, здоровье, а часто и саму жизнь. Спортивные игры превратились в развлечение для богачей и черни. И если мы посмотрим на современное состояние культуры, то отметим, что спорт стал непропорционально большой частью нашей жизни. Не физкультура, которая все меньше и меньше занимает молодежь, а спорт — жестокая, коррумпированная профессия. И мы близоруко льнем к голубому экрану, чтобы видеть, как шайка изнуренных мужчин из страны, которую мы, возможно, не сразу найдем на карте, старается забросить мяч в сетку другим таким же мужчинам из другой страны. А уж если верх возьмут отечественные спортсмены, то мы ликуем и растем в собственных глазах, пусть наших русичей зовут Джим или Роджер, и они не были в полной мере нашими единоплеменниками, пока их не купили, как гладиаторов, воротилы спортивного бизнеса.

Спорт первым переходит на профессиональную основу. Возникает тенденция — то, что прежде было всеобщим, бесплатным и одухотворенным, превращается в платное развлечение.

За спортом в Греции потянулся театр. Он был формой богослужения Дионису, богу вина. А посещение театра — гражданской обязанностью. К закату греко-римской культуры театр стал развлекать публику платными сценками, поставленными профессиональными актерами.

Культура теряла связь с божественным, становясь удобной и платной. Конечно, такое было возможно только в условиях достатка. И это важно: рост материального благосостояния — следующий признак заката культуры и перехода ее в высшую, финальную фазу — цивилизации.

Почему величие народа совпадает с его бедностью? Об этом в следующий раз, ибо хороший разговор не тот, в котором все говорится. ≠