Sorry, papasha: какой получилась Call of Duty: Vanguard
Раньше, во времена составления первых справочников по литературе постмодернизма, такой прием несколько неуклюже называли «альтернативной метаисторией»: что, если бы история сложилась иначе, а ее сослагательное наклонение можно было переписать на самый спекулятивный, даже шизофреничный манер? Мастодонты постмодерна вроде Томаса Пинчона или Дона Делилло переписывали американскую историю, в то время как в романах «Фатерланд» Роберта Харриса и «Человек в высоком замке» Филипа Дика победителем Второй мировой становился Третий рейх.
Схожий, необычайно литературный для шутера поворот, происходит и в Call of Duty: Vanguard: 1945 год, Берлин вот-вот начнет пахнуть гарью и миндалем цианида, Гитлер «покончил собой» чуть раньше положенного срока, эсэсовцы выкрикивают Heil Freisinger в честь нового фюрера Германа Фрайзингера, устроившего военный переворот. Этажом ниже, в подземной камере гестапо заточена космополитическая группа из супергероев со всего света: британский африканец-полиглот Артур Кингсли и его напарник-кокни Вебб; сталинградская снайперша Полина Петрова; специалист по взрывчатке Лукас Риггс, поносимый всеми (даже дремучей русской) за то, что он австралиец; и американский ас Уэйд Джексон. Каждый из них чуть ли не единолично изменил ход войны: Петрова, прозванная нацистами Леди Соловей, перестреляла всю верхушку вермахта; Кингсли участвовал в операции «Тонга», тем самым позволив союзникам прорвать оборону в Нормандии; Риггс похитил документы генерала Роммеля. Поэтому Антанта отправляет их выкрасть секретные документы проекта «Феникс». У них не выходит.
«Феникс» — настолько засекреченные бумаги, что нацисты прячут их от нацистов, — своего рода светящийся золотом чемоданчик из «Криминального чтива». На этом ассоциации с Тарантино не заканчиваются: Vanguard — часть франшизы, более-менее утвердившейся в прямолинейном сторителлинге ,— напротив, играет с повествовательной структурой, то отматывая историю назад, то возвращаясь в 1945 год со скоростью теннисного мячика, как во многих фильмах Тарантино. Номинально сюжет Vanguard заключается в том, что герои сидят в камере, поочередно дают показания, но, как только садятся за стол с гестаповцем, история отматывается назад и пересказывает подвиги каждого из них. И так, пока все не отметятся и не попробуют похитить документы еще раз. Нужно сыграть по две миссии за каждого из героев, фактически изучая географический атлас и справочник самых судьбоносных сражений: Сталинград, ливийский Тобрук, Нормандия, битва флотилии и истребителей за Мидуэй, танковые сражения за Эль-Аламейн. К слову, каждый из героев списан с живых военных феноменов: Людмилы Павличенко, застрелившей 309 солдат и офицеров (Петрова), десантника-афробританца Сидни Корнелла (Кингсли), аса тихоокеанского фронта Вернона Макилла (Джексон) и Чарльза Апхэма (Риггс), единолично подорвавшего военную технику нацистов.
В каком-то смысле это четыре или даже пять разных игр, в каком-то смысле одна. Каждый из героев побывает в нескольких географических точках, кто-то будет управлять грузовиком, а кто-то будет бомбардировать линкоры, каждый — помимо стрельбы — обладает уникальными способностями (Кингсли отдает приказы, Петрова умеет в паркур), что, думается, подразумевает разнообразие механик и режимов. Но ни одна из инноваций вроде уникальных способностей героев не доведена хотя бы до середины своих мощностей, а сам Vanguard напоминает рескин предыдущих частей (местами анимации новой части хуже, чем в предыдущих). Корпоративная культура создателей Call of Duty, вероятно, один из самых ярких примеров так называемого акселерационистского капитализма в гейм-индустрии — нормализации сверхскоростных рабочих процессов, которые, понятно, влияют на качество игры. Еще шесть-семь лет назад студия Sledgehammer Games работала над играми по CoD по несколько лет; сегодня же новые части выплевывают с ежегодной пелевинской частотой, а делают эти игры буквально всем миром (над Vanguard работало восемь студий) — и делают плохо.
В Vanguard прекрасные саунд-дизайн, кат-сцены и пусть не самая изобретательная, но сильная команда синематик-артистов; вообще, кино в игре стало больше. Впрочем, часто важные действия происходят во время роликов, хотя любой геймдизайнер дал бы совершить их игроку (например, есть ролик, где Джексон бомбардирует лагерь японцев, когда эту же сцену можно было превратить в увлекательный геймплей управления авиатехникой). Самые любопытные игровые опыты предоставляют миссии за Петрову, которая может перемещаться по шахтам и устранять противников незаметно и тихо (что слегка напомнит Dishonored или Batman), и Джексона, управляющего самолетом. В остальном это такой же тир, существующий в комплементарных отношениях с собственным же геймплеем многогодичной давности. Sledgehammer Games никогда не могла похвастаться сильной писательской комнатой, но Vanguard, в начале заявивший об интересной структуре и любопытном решении поиграть в альтернативную историю, будто бы игнорирует возможности их развития. Проект «Феникс» оказывается довольно плоской бумажонкой, а сюжет с сидящими в камере допроса героями (из которой они обязательно выберутся, чтобы свергнуть и так умирающий рейх окончательно) нужен только для того, чтобы скрепить вместе их предыстории. Если провести литературную аналогию, то Vanguard скорее напомнит сборник рассказов, чем целостный округлый роман, что не слишком хорошо работает с медиумом видеоигр.
Любой, даже самый попсовый учебник по сценаристике содержит абзац о том, что хорошо прописанному герою нужен так же ладно прописанный антагонист. Новому фюреру Фрайзингеру уделяют самое большое 15 минут, и мы не узнаем о нем ничего, кроме того, что он любит Четвертую сонату Бетховена (конечно, ведь каждый нацист — дипломированный палач). Достаточно взять, скажем, «Благоволительниц» Джонатана Литтелла, чтобы почти на каждой странице найти фактурного, харизматичного антигероя в форме СС, но сценаристы Vanguard игнорируют богатый архив нацистской истории и целый корпус биографий верхушки рейха.
Наконец, о русской клюкве — без нее не обошлось. Сталинградские эпизоды с Полиной Петровой трудно проходить без сардонической усмешки: русские здесь говорят на странном англо-русском новоязе со всякими «hvatit!», «ah ti, lyagushka», «papashka» и «sestrichka». Зато есть самовар с ватрушками. И все же, sorry, papasha, opyat’ ploxo.