Всеобщий друг, интеллектуал и провокатор. Каким был Антон Носик
Всеобщий друг, интеллектуал и провокатор. Каким был Антон Носик
Без Антона Носика не было бы не только русской блогосферы: он придумал и создал для нас будущее рунета, к которому можно по-разному относиться, но которое уверенно стало нашим настоящим. Об Антоне Борисовиче для Правила жизни рассказал его друг и коллега, журналист, писатель и номинант всех значимых литературных премий Сергей Кузнецов.
Где-то через полгода после смерти Антона Носика я получил сообщение на мобильный: «Антон Носик joined WhatsApp». Я вздрогнул, хотя сразу понял, что случилось: через какое-то время после смерти абонента его номер передают кому-нибудь, и когда этот кто-то заводит себе аккаунт в мессенджерах, извещение приходит всем, у кого номер был в записной книжке. К сожалению, это был уже не первый раз, когда я получал такую весточку от покойных друзей.
Когда я через несколько минут зашел в фейсбук, я увидел два почти идентичных сообщения: «я был уверен, что Антон и там найдет Wi-Fi» («...подсоединиться к интернету»). Можно считать эту фразу еще одной эпитафией Носику — человеку, которого уже давно было невозможно представить себе без интернета и без которого много лет было невозможно представить себе русский интернет.
Мы познакомились в середине девяностых. Ни о каком Wi-Fi не было и речи, подключение к интернету было сложной и хитрой процедурой. Мы верили в интернет как в трансграничный и надгосударственный институт — и шутки о покойниках, которые смогли залогиниться и отметились на гостевых досках или форумах, были частью эпохи штурма и натиска. Сегодня от этой эпохи остались только горечь разочарования и воспоминания, почти в каждом из которых находится место для Антона Носика — потому что в первое десятилетие русского интернета он во многом определял, каким был этот интернет.
До того как в декабре 1996 года Антон запустил ежедневную колонку «Вечерний Интернет», он был широко известен в русско-израильской диаспоре как журналист и — в меньшей степени — в Москве как молодой участник тусовки современных художников. «Вечерний Интернет» сделал его по-настоящему знаменитым: каждый день несколько тысяч человек заходили прочитать очередную статью Носика на сайте московского провайдера «Ситилайн», который запустили старинные друзья Антона. Жанр «сетевых обозрений» был тогда в моде, но, в отличие от других сетевых авторов, Носик писал не только об интернете, а обо всем: культуре, жизни, политике. Так, узнав, что роман «Чапаев и Пустота», с которого началась слава Виктора Пелевина, не вошел в шорт-лист «Русского Букера», несколько недель Носик к каждой своей статье ставил эпиграф из этой книги.
Сегодня мы бы назвали «Вечерний Интернет» блогом — тогда не было ни этого слова, ни самого понятия, так что смело можно сказать, что Антон был первым русским блогером, фактическим изобретателем этого жанра в России.
Я познакомился с ним чуть раньше, летом 1996 года, когда он сделал мемориальную страницу, посвященную только что умершему Иосифу Бродскому. Я послал Антону несколько десятков файлов с текстами И. Б. и немного рассказал о своих работах, связанных с Бродским. В ответ Антон написал: «О, ты должен знать мою маму, Вику Мочалову!» Я ответил, что, к сожалению, не знаком, а Носик сказал что-то вроде «Не может быть! Ее все знают!».
Действительно, Виктория Мочалова, которую до сих пор называют Викой, — известный филолог, историк польской и чешской литературы, крупный специалист по иудаике, так что удивительно, что я не был с ней знаком. Но еще удивительней, что Носик заговорил об этом: нам было по тридцать — не тот возраст, когда мальчики, даже еврейские, начинают знакомство с разговора о маме. Потом я понял, что это не было случайностью — он всегда помнил о своей семье, всегда чувствовал себя ее частью.
Его отцом был Борис Носик, известный писатель и журналист, набоковед и переводчик Набокова, с 1982 года живший во Франции и написавший о ней много книг. В феврале 2015 года, сразу после его смерти, моя жена Екатерина Кадиева и я встретились с Антоном накануне похорон, и несколько часов Носик ходил с нами по Фрежюсу, рассказывая то об отце, то об истории русской Франции, которой так много занимался Борис Носик.
Вторым мужем Вики и отчимом Антона был знаменитый художник Илья Кабаков. Когда я познакомился с Носиком, Кабаков уже давно жил в Нью-Йорке со своей новой женой, но, насколько я мог судить, оставался для Антона важной фигурой, связь с которым он всегда чувствовал: он охотно пересказывал байки о жизни Кабакова в Москве, а как-то сказал, что вообще-то работает не для денег, все-таки его отчим — манхэттенский миллионер. Не уверен, что Антону досталось хоть что-то от миллионов Кабакова, но, вне сомнения, именно своей матери и Кабакову он был обязан близкими дружескими связями с молодыми московскими художниками, прежде всего с Павлом Пепперштейном, основателем арт-группы «Медицинская герменевтика» (Антон был «младшим инспектором» этой группы).
Этот круг — филологи, писатели и современные художники — во многом сформировал Носика, поэтому неслучайно, что уже в первых абзацах я упомянул Пелевина и Бродского. Антон был не просто жадный читатель или любитель литературы — он был фантастически образованный человек, вполне отдававший себе отчет, что его начитанность во много раз превосходит запросы аудитории, к которой он обращался. Помню, однажды, увидев через плечо, как я пишу заметку под названием «О бедной девочке моей» (про злоключения фильма «Лолита», который в США все боялись прокатывать), он тут же спросил: «Как ты думаешь, отец, сколько твоих читателей узнают набоковскую цитату?» (он часто обращался к мужчинам «отец», а к девушкам — «милая»).
Семья во многом определяла Антона — мне кажется, именно от Вики он унаследовал удивительную для людей нашего поколения светскость. При всем своем умении шокировать Антон оставался воспитанным человеком, как никто другой умевшим говорить о людях хорошо. Помню, однажды я встретил его в «Пумбе» — баре пансионата «Лесные дали», где проходили первые российские интернет-форумы. Носик сидел с какой-то девушкой и, увидев меня, начал представлять меня своей спутнице так, что через минуту мне показалось, что я сейчас лопну от осознания собственного величия.
Антон был светский человек еще и в том смысле, что знал всех — и при этом умел не заводить среди этих «всех» врагов, умел ни на кого не держать зла. Он мог нещадно ругаться в интернете, публично говорить о своих идеологических противниках в самом оскорбительном тоне — и при этом оставаться с ними в прекрасных отношениях. И дело было не только в том, что Антон верил, что политическое и личное должно быть разделено, — я думаю, Антон считал, что темпераментная дискуссия на любую тему не должна влиять на человеческие отношения. А как человек, он умел отпускать и прощать.
Когда он умер, я заглянул в нашу переписку. Наш последний разговор в одном из мессенджеров, где мы иногда общались, был посвящен скандалу, который в силу личных причин мы оба приняли близко к сердцу. Этот разговор не просто проходил на повышенных тонах — защищая свою позицию, Антон наговорил такого, что после подобной переписки с любым другим человеком мы оба решили бы, вероятно, что никогда уже не будем здороваться при встрече. А тут я просто забыл об этом споре — за год, который прошел с тех пор, мы с Носиком несколько раз встречались, были рады видеть друг друга, а об этом скандале вообще не упоминали. А все потому, что это был Антон — и я всегда понимал, что любые, самые агрессивные слова, написанные в пылу полемики, никак не повлияют на нашу человеческую симпатию.
Удивительно, но в нашем последнем письменном разговоре Носик опять сослался на свою маму — как двадцать лет назад, когда мы только познакомились.
Вернемся, однако, к русскому интернету и тому, что сделал для него Антон. Я уже упомянул первый русскоязычный блог — через несколько лет за ним последовала первая русская ежедневная онлайн-газета «Газета.ру», позже разделившаяся на аналитические «Вести.ру» и новостную «Ленту.ру». Чуть позже Носик параллельно запустил еще одно новостное онлайн-издание — «НТВ.ру», которое после смены владельца одноименного телеканала было переименовано в NEWSru.com.
Это был период активной политической и информационной борьбы различных олигархических групп, и Антон умудрялся сотрудничать с враждующими сторонами: «НТВ.ру» был проектом Гусинского, а «Вести.ру», если я не путаю, были ассоциированы с Березовским. Многих это удивляло, кого-то — шокировало. Помню, однажды к Носику пристали с вопросом, правда ли, что он отвечает за интернет-проекты у Гусинского. По каким-то причинам Антон не хотел анонсировать этот факт, поэтому ответил: «Меня так часто об этом спрашивают, что есть ощущение, что у меня в "Мост-медиа" есть кабинет с табличкой "Главный по интернет-проектам". Так вот, должен ответственно заявить, что ни такого кабинета, ни такой таблички нет и никогда не было». Я часто вспоминаю этот случай как пример того, как Носик умел ввести слушателя в заблуждение, не прибегая к прямой лжи — разумеется, кабинета у него не было, но за интернет-проекты он отвечал.
Обнаружив способность Антона быть «слугой двух господ», многие достроили его образ до беспринципного политтехнолога или журналиста без собственных взглядов, тем более что людей такого типа действительно было много в нашем поколении. При этом сам Антон, как никто иной, был далек от этого образа: у него-то всегда были твердые позиции по основным вопросам — он выступал за свободу слова (в том числе против копирайта в его традиционной форме), за либеральный капитализм и легализацию наркотиков, в равной степени ненавидел коммунизм и нацизм, был противником русского национализма и всегда поддерживал Израиль в арабо-израильском конфликте. Надо, кстати, сказать, что ни своей произраильской позиции, ни своего еврейства Антон не только не скрывал, а даже подчеркивал: так, не особо соблюдая кашрут, он всегда носил кипу, вызывая ярость случайных антисемитов.
Мне кажется, Носик мог запускать несколько политических изданий одновременно, потому что в тот момент у конкурирующих сторон была во многом схожая идеологическая позиция. Интересно, кстати, отметить, что почти все эти издания с тех пор успели сменить и позицию, и владельцев, но при этом существуют до сих пор: такова оказалась сила брендов, запущенных Носиком.
Неудивительно, что двадцать лет назад казалось, что в интернете не может быть успешного проекта, к которому Антон не имел бы отношения, — в особенности если речь шла о медиапроектах. Казалось, что Носик сначала придумывает, каким будет рунет завтра, а потом благодаря своей энергии и целеустремленности меняет его в согласии с собственными предсказаниями. Но рунет становился все больше, и, когда его аудитория стала исчисляться миллионами, личной силы Антона перестало на него хватать: к 2004 году Носик покинул все созданные ранее медиапроекты и его присутствие в рунете перестало быть таким заметным, каким было еще пять лет назад.
К счастью, к этому времени Антон нашел в увеличившемся рунете свой собственный остров: LiveJournal, «Живой журнал». Он не был ни основателем, ни даже первооткрывателем этой блогерской площадки (хотя и пришел туда одним из первых), но в ЖЖ ему удалось повторить то, что за пять лет до этого он делал в нарождавшемся рунете: отформатировать его под себя без каких бы то ни было финансовых затрат, благодаря исключительно своей харизме и энергии. Антон перенес в ЖЖ стиль и тематику «Вечернего Интернета», так что минимум пять лет ЖЖ развивался, отражая вкусы и интересы Носика: политика, журналистика, литература, кино, дискуссии, в меньшей степени — сексуальная и личная жизнь авторов. Именно поэтому русский ЖЖ так отличался от англоязычного LiveJournal, именно поэтому он стал тем местом, где формировалась политическая и литературная повестка нулевых годов в России.
Когда сегодня бывшие ЖЖ-юзеры заходят в свои френд-ленты, они удивляются, что там еще теплится жизнь: кажется, что все давно мигрировали оттуда в фейсбук, твиттер и телеграм. Невозможно поверить, что пятнадцать лет назад это было место, где происходило все: встречи и расставания, любовные и литературные романы, подготовка флешмобов и массовых политических митингов. Благодаря ЖЖ были заключены тысячи браков, сотни юзеров стали писателями, а десятки — известными политическими фигурами. Конечно, все это случилось не только благодаря Носику — но во многом благодаря именно ему.
На протяжении всех нулевых ЖЖ-блог dolboeb был главным проектом Антона. Неудивительно, что когда в 2006 году Эндрю Полсон и Александр Мамут приобрели права на русскоязычный сегмент ЖЖ, именно Носик стал главным идеологом их компании «Суп» (Антон предпочитал писать ). Его должность называлась Social Media Evangelist — но никакой «благой вести» он не принес: переход под управление «Супа» стал началом краха ЖЖ.
Мне кажется, Антон должен был переживать это как личный крах — не только потому, что, уходя и возвращаясь в «Суп», он не смог спасти площадку, на которой прошли последние годы нашей молодости, но и потому, что гибель ЖЖ была тесно связана с уничтожением того, что Антон, возможно, ценил в интернете больше всего, — свободы слова.
Антон всегда выступал против любых попыток других определять, как и о чем нельзя писать. Он был не только яростным противником любой политической цензуры, но и последовательно выступал в поддержку права авторов использовать мат или писать о наркотиках (так, именно он в свое время номинировал на первую интернет-литературную премию роман Баяна Ширянова «Низший пилотаж» о любителях «винта», самопального русского стимулятора амфетаминового ряда). Его борьба с цензурой не ограничивалась поддержкой тех, чьи взгляды он разделял: когда власти заблокировали русский националистический сайт «Спутник и Погром» — идеологически, разумеется, не совпадающий с Носиком примерно во всем, — он позвонил им в прямом эфире радио «Серебряный дождь», чтобы обсудить способы обхода блокировок. Редакция «СиП» вспомнила об это после смерти Антона, написав прочувственный некролог, проиллюстрированный фотографией, где ржущий Носик изображает «зигу» (разумеется, не снимая кипы). Подобные шутки, которые Антон любил, многим кажутся сегодня недопустимыми, но для него они, конечно, были проявлением той самой свободы, за которую он всегда выступал.
Закат ЖЖ начался с блокировок отдельных пользователей и сообществ. Конечно, по своей разрушительной силе абьюз-тим ЖЖ не мог сравниться с роботизированной цензурой в современном фейсбуке, но этого было достаточно, чтобы из ЖЖ стали уходить многие юзеры, в том числе его русские первооткрыватели Миша Вербицкий и Роман Лейбов. Потом появились спам-боты, а в период 2011-2012 года массированные DDoS-атаки, судя по всему организованные прокремлевскими молодежными структурами, фактически уничтожили ЖЖ как площадку координации массовой политической деятельности. В декабре 2016 года серверы ЖЖ переехали из Калифорнии на Лубянку, что открыло возможность деанонимизации и уголовного преследования юзеров. Носик, давно уже оставивший «Суп», писал об этом с горечью и возмущением.
Впрочем, в этот момент юзера dolboeb деанонимизировать было не надо — свое уголовное дело за ЖЖ-пост Антон Носик уже получил.
1 октября 2015 года он опубликовал пост «Стереть Сирию с лица земли», который завершался абзацем, приведшим в ужас даже тех, кто знал невоздержанность Антона в любых сетевых спорах:
מצונזר
CENSORED
Даже по этому абзацу видно, что пост мог привести в ярость читателя любых взглядов: ханжей покоробит мат, антисемитов — гипертрофированное еврейство, либералов — одобрение действий Путина. Разумеется, призыв к убийству мирных граждан, включая детей, возмутил всех.
Сразу после публикации друзья и родные стали звонить Антону, прося убрать пост. Носик отказался — и через год отправился в суд, где ему предъявляли обвинение в экстремизме. Носик сделал все, чтобы превратить суд в акцию против печально известной 282-й статьи, в частности, призвав в своем последнем слове либо оправдать его, либо посадить по-настоящему, без всяких условных сроков: «Пусть и у Катерины Сергеевны сегодня будет праздник». Майор юстиции Е. С. Фролова была гособвинителем, и в одном из предыдущих постов Носик описывал ее как стройную красавицу, «с такими глазами, что хочется в них утонуть и не выныривать». Даже под угрозой тюремного заключения Антон продолжал видеть в идеологических врагах живых людей, потому и называл гособвинителя по имени-отчеству, как звал своих друзей.
Перед тем как идти на суд, Антон опубликовал список книг, которые взял с собой на случай, если придется прямо из зала отправиться в тюрьму. На нем была майка, на которой Бродский в обрамлении радостного цветочного венка придерживает рукой кота, а в последнем слове он рассказал анекдот, который узнал еще в советское время от своих учителей иврита, отправленных за свою преподавательскую деятельность в лагерь. Иными словами, он превратил суд над собой в культурно-исторический проект, посвященный борьбе за свободу слова, в русский аналог фильма «Народ против Ларри Флинта».
В тюрьму Антона не отправили, присудили штраф в полмиллиона, потом понизили до 300 тысяч рублей.
Для меня его пост — как ни крути, чудовищный — остается памятником эпохи раннего рунета, когда никто не стеснялся в выражениях и не боялся обидеть нежные чувства читателей. Первый русский бумажный журнал о сети Zhurnal.ru открывался на фразе «Отнимите право сказать "е***ь", и вы отнимете право сказать "е***ь это правительство", а упомянутый выше Вербицкий мог вместо некролога написать: "Окуджава умер. Пустячок, а приятно". Носик был плоть от плоти того времени — и не хотел обращать внимания на то, что время изменилось.
Но изменилось не только время, изменился и сам Носик. В последние наши встречи — в Праге, Москве или на Лазурном Берегу — мы с Катей увидели другого человека, чем знали когда-то. На смену молодой порывистости пришла неспешность и мудрость, он стал удивительно спокойным и рассудительным, из личного общения полностью ушла агрессия, которая еще оставалась в его онлайн-постах. Было видно, что он уже немолод, к неизменной кипе добавилась трость, на которую Антон опирался при ходьбе, но на любые вопросы о здоровье он вежливо отшучивался, в своей традиционной манере отвечая на вопросы так, что спрашивающий сначала кивал, а потом уже понимал, что ему, собственно, ничего не сказали.
Мы понимали, что Антон не очень здоров — но никто не ожидал того, что случилось 9 июля 2017 года.
Кто-то подумал, что известие о его смерти — это неуместная шутка, когда оказалось, что это правда, одни решили, что это был овердоз (нет, никаких наркотиков Антон перед смертью не принимал), другие начали говорить, что Носика отравили (к сожалению, после истории с Навальным и Быковым эта версия звучит правдоподобней, чем четыре года назад).
На похороны Антона я приехать не смог — как раз накануне потерял паспорт и все документы. Туда сходила Катя, и мы еще долго слушали "В Питере — пить" как "песню с похоронного саундтрека Носика". Я почему-то думаю, это ему бы понравилось.
В недели, последовавшие после смерти Антона, множество людей написало о нем теплые слова. Меня больше всего потрясли воспоминания нескольких молодых девушек, писавших, какой Антон был деликатный, ненавязчивый, он не только не домогался, но даже не создавал неловких ситуаций. Люди, помнившие Антона молодым, скептически улыбались, но я почему-то сразу в это поверил: Антон, проживший первые десять лет нашего знакомства на бешеном драйве и энергии, сносящей все преграды, в последние годы, как мне кажется, обрел внутреннее равновесие и гармонию.
В прошлом году вышла книга "Лытдыбр" — сборник заметок Антона, перемежаемый воспоминаниями о нем. Так получилось, что один экземпляр я купил в Москве и там же и прочел, а другой привезли мне в Париж, и он еще долго лежал нераспечатанный на столике рядом с медиацентром. И каждый раз, когда я подходил, чтобы поставить фильм или переключить на следующую серию, Антон улыбался мне с обложки, и каждый раз я хотел спросить, что он думает о том, что мы только что посмотрели.
Но если даже там Антон нашел Wi-Fi, он ни разу им не воспользовался.
Его голоса — и письменного, и живого — не хватает мне почти каждый день.
Пусть то, что я написал, будет скромной данью всему, что он сделал для меня и для всех нас.
Фотографии Арсена Ревазова