«Мы созванивались каждое утро вплоть до 11 сентября». Рассказ американки, потерявшей брата-близнеца в башнях-близнецах

«Доброе утро», — сказала я, еще не успев открыть глаза.

Конечно, это мой брат-близнец. Мы общались каждый день. Без преувеличения. Каждый день. С этого начиналось утро, а потом мы созванивались еще один-два раза — чтобы убедиться, что все в порядке, и держать друг друга в курсе интересных событий, которые наполняли нашу жизнь. Нам было по 27.

Он спросил: «Ты уже встала?».

В июле меня сократили на работе, и я провела лето в поисках нового места. Он хотел убедиться, что я не теряю хватку. Джеффри не привык бездельничать. Я не расслабилась, просто все еще была в постели в своей футболке из Миддлбери (частный университет в штате Вермонт, США. — Правила жизни). Я училась в Бэбсоне (частная бизнес-школа в штате Массачусетс, США. — Правила жизни), но мне нравился мерч Миддлбери. Джеффри отдал мне эту футболку, когда уезжал в школу в Вермонте. Я спала в ней каждую ночь. Сейчас на мне такая же футболка.

— Сейчаааас, — пробубнила я.

— Во сколько ты идешь в зал?— Задавая вопрос, он немного съязвил, что явно доставило ему удовольствие. На фоне раздавался знакомый офисный шум.

— В девять тридцать.

Брат жил в съемной квартире в Нью-Йорке вместе со своим другом Майклом. С девятого класса он был нам как третий брат-близнец. Я жила в Бостоне, где Джефф, я и наш отец только что вместе провели выходные на свадьбе друга. Это был настоящий семейный уикэнд, лучший за три года — с момента смерти мамы. Теплое солнце позднего лета, коктейли и моя новая квартира на Ньютери-стрит.

В воскресенье днем я отвезла Джеффа в аэропорт, — не прошло и пятнадцати часов — проводила его до выхода и видела, как он садился в самолет. Я плакала.

— Что потом? — Спросил он. Я спародировала его, закручивающего волосы на висках. У него была такая привычка.

— Потом я пойду в библиотеку и буду искать работу.

— Позвони, расскажи, как все пройдет, — попросил он, на этот раз спокойным тоном.

Я перевернулась, потягиваясь и щурясь от яркого солнечного света.

—Хорошо, — ответила я. — Хорошего дня.

— И тебе.

— Люблю тебя.

Я знала, что он не ответит тем же. Никаких «люблю тебя» на работе. Это был наш уговор.

— Поговорим позже.

Телефонный звонок, как и за день до этого, как и каждым утром много-много лет подряд. Звонит Джеффри.

— Доброе утро, — сказала я, еще не успев выпить кофе. Было 8:48 утра.

— Не переживай, я в порядке, — сказал он. Я понятия не имела, о чем он. — Самолет врезался в соседнее здание.

Я не встала с постели. Это было похоже на местную нью-йоркскую историю, я не включила телевизор, просто слушала его.

— У тебя все хорошо?

Он сделал паузу, потом сказал: «Да, все в порядке, просто страшно. Здание горит». Его голос — голос уверенного человека, который все знает — дрожал. Я услышала беспокойство, казалось, что Джеффри раздражен.

— Вас эвакуируют?

— Нет, говорят, что мы в безопасности. Нам сказали оставаться на нашем этаже.

Мы поговорили еще несколько секунд, он закончил: «Я перезвоню. Нужно позвонить отцу». «Хорошо, — отвечаю, — люблю тебя».

Я включила передачу Today, на экране были Кэти и Мэтт и изображение Северной башни в огне. Я тут же перезвонила Джеффри.

— Ты должен уходить!.

— Я знаю.

— Обещаешь, что уйдешь?

— Я обещаю.

— Позвони мне, как сможешь. Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Я позвонила отцу, который сидел перед телевизором в доме, где прошло мое детство. Я услышала его дыхание. Каждый из нас пересказал разговоры с Джеффом. Они были почти одинаковые, потому что Джефф почти ничего не знал. Мы были на линии и в ужасе смотрели, как рейс 175 United Airlines врезался в здание моего брата между 77 и 85 этажами. Он работал на 89-м.

Мы повесили трубки, и я звонила Джеффри снова и снова — на рабочий и на мобильный, на рабочий и на мобильный, на рабочий и на мобильный, на рабочий и на мобильный.

Снова, и снова, и снова.

В 11 часов утра у нас с отцом была назначена встреча с главой банка Sovereign в Уэтерсфилде, штат Коннектикут — в заурядном старомодном городке, где нас вырастили родители. Впервые за несколько недель я надела что-то еще, кроме футболки и шортов. На моем отце, всегда опрятно и элегантно одетом, были серые брюки и бело-голубая парадная рубашка в клетку.

Мы сели в его «акуру», которую он купил после смерти матери — ему хотелось нечто «спортивное» — и в тишине ехали по Крикет Нолл, симпатичной улочке, обрамленной домами, которые я видела даже с закрытыми глазами; по Хайленд-стрит, вдоль полей, где Джефф, когда был ребенком, играл в футбол и бейсбол, пока я сидела в дальней части поля с другом и собирала траву от скуки, навеянной беззаботностью детства; вдоль фермы, где летом мы всегда покупали кукурузу; к разделенной трассе в торговой части города, где был банк, на который я никогда не обращала внимания, банк, где теперь мы должны были начать хлопотать над наследием моего любимого брата, потому что мой любимый брат погиб.

Мы надеялись и молились несколько недель. Друзья Джеффа в Манхэттене следили за сводками о том, кого нашли под завалами. Появлялись срочные сообщения об оставшихся в живых и направленных в больницу — сколько их, репортеры не знали. Тогда кто-нибудь хватал зубную щетку или расческу Джеффа, запрыгивал в такси и мчался в больницу, пытаясь опознать моего брата с помощью ДНК-теста.

Но такое случалось редко — почти никто не выжил.

Задолго до того, как Джефф попал на Уолл-стрит, и даже до того, как он подростком работал на полставки в компании по благоустройству территорий, он заявил, что, как только вырастет и начнет зарабатывать, будет помогать другим людям. Он сказал, что хочет быть меценатом, что это его цель как жителя на планеты Земля. Какой подросток скажет такое? А у Джеффа был такой грандиозный план.

Не поймите меня неправильно. Джефф не был каким-то убежденным благодетелем.

Хотя, на самом деле, был. Он почти всегда получал «A» в школе, и даже «А+» за чертов японский в первом семестре в колледже. На прошлые рождественские каникулы я попросила его научить меня чему-нибудь простому. Он сказал, что в японском так не бывает, потому что это сложный язык. Я его умоляла: «Всего лишь одно слово!» «Хорошо: "kame", — сказал он. — "Это черепаха". Я рассмеялась и сказала, что это хорошее имя для собаки. Он не согласился и закатил глаза.

В то же время мой брат — один из самых веселых, умных, спортивных, заинтересованных, оживленных людей, которых я когда-либо встречала. По команде мог начать цитировать сцены из «Лучшего стрелка». Его любимой группой была Rush, хоть это было странновато. В старшей школе он колесил по городу и показывал живые изгороди, которые подрезал на соседских участках — стройные ряды идеальных кустиков. Ему нравилось выпить виски после ужина, а на следующее утро в наказание пойти на бодрящую пробежку.

Однажды его другу по колледжу нужно было в больницу, которая находилась в часе езды, чтобы пройти серьезное обследование. Джефф не просто одолжил машину, а с утра пришел в общежитие с кофе, отвез его в больницу и провел с ним весь день. Он не хотел, чтобы его другу пришлось через все это пройти в одиночку.

Менеджер в банке и его помощник ожидали нас у двери. Уэтерсфилд был маленьким городком, так что мы с отцом чувствовали себя так, словно нас знали все. Страна все еще не могла отойти от потрясений. Были опасения по поводу сибирской язвы и терактов в метро. Казалось, версию American the Beautiful Рэя Чарльза крутили на каждой чертовой радиостанции каждый час. Как только мы вошли в помещение, люди замолчали.

«Соболезнуем вашей утрате», — сказал менеджер. Мы с отцом его тихо поблагодарили, слегка улыбнувшись. Нас проводили к круглому, освещенному солнцем столу в закрытой части банка. Я была разбита, и на этот разговор у меня не было ни эмоциональных, ни физических сил.

Но мы все-таки смогли. Я взяла инициативу на себя. Джеффри уже не мог этого сделать; теперь мы с отцом должны были выполнить цель человека, который был для нас всем: сыном, братом, защитником, доверенным советником, голосом разума, лучшим другом.

«Мой брат мечтал помогать нуждающимся, и мы хотели бы узнать, как это можно сделать в память о нем», — сообщила я. Это был один из первых случаев, когда я говорила о Джеффри в прошедшем времени, к чему не привыкла. Мой голос звучал решительно, и я сохраняла самообладание. Но, пока говорила, из глаз катились слезы. Все время.

«Мы хотим быть уверены, что делаем все правильно», — добавил отец.

Спустя час, около 55 минут из которого времени слезы пробивались у меня, моего отца, менеджера и помощника менеджера — мы создали фонд памяти Джеффри Д. Биттнера. Его работа направлена на поддержку качественного образования для тех, у кого по каким-либо причинам не было возможности учиться. За несколько месяцев до гибели он начал заниматься волонтерской деятельностью в роли ментора в Student Sponsor Partners, где помогал детям из опасных и бедных районов, играл с ними и помогал делать домашние задания.

Мне хотелось позвонить Джеффри и сообщить хорошие новости.

Мой день рождения. Наш день рождения. Ничего особенного: 43 года. Но это был мой первый день рождения, проведенный с Крисом. Я познакомилась с ним на свидании летом 2016 года и влюбилась. Мы ходили в Capitol Grille в Бостоне с его отцом, братом и невестой брата. Мы произнесли тост в память о Джеффе. Мы позвонили маме Криса во Флориду. Я пила совиньон блан. Все было так...мило. Как настоящий день рождения в семье.

Дата 7 января достаточно близка к Рождеству, отчего Джефф и я всегда находились в постпраздничной депрессии. Но в то же время новый год уже наступил, и у семьи и друзей есть силы отпраздновать день рождения.

Чем старше мы становились, тем важнее для нас было время первого звонка в день рождения. Кто победит в гонке за праздничный звонок? Несколько лет я брала трубку, чтобы ему позвонить, а он каким-то образом уже был на другом конце линии. Как это получалось? Мы списывали это на суперспособности близнецов.

Это всегда был наш день: неважно, кто был на нашей вечеринке. Это всегда был вечер двоих.

В 2002 году меня впервые настигло упадническое настроение. Было еле светло и тихо. Телефон не звонил — не было ни гонки, ни хвастовства, ни злорадства.

Затем телефон начал просыпаться, как и мир вокруг. Звонки не задавали радостный тон дня рождения.

«Что делаешь?», «Все в порядке?», «Есть планы на каникулы?», «Как ты себя чувствуешь?».

Казалось, люди боялись соединить слова «счастливый» и «день рождения» в одной фразе. Это был мой день рождения, но в этом не было ничего веселого. Ни пожелания, ни открытки, ни подарки, ни приглашения на ужин не изменили бы этот день: второй самый мучительный в моей жизни, который теперь я буду проживать раз в 365 дней до конца моей жизни.

Девушка Джеффа Лори пришла ко мне вместе с его соседом по комнате из колледжа и его подругой. Мы ели суши, торт-мороженое из J.P. Lick’s и смотрели Элли Макбил. Я рассказала им о других днях рождения:

В детстве мы отмечали день рождения в боулинге, а потом в McDonalds. Наш «взрослый» пятнадцатый день рождения прошел с дома, с ужином на двадцать гостей, просмотром стендапа «Эдди Мерфи "Как есть". Нам казалось, что мы такие крутые, раз решили показать этот непристойный спешл друзьям. Наша мама в ужасе приготовилась принимать звонки от их родителей.

Двадцать первый день рождения мы отмечали в Миддлбери с мамой и папой, множеством друзей, включая Майкла, приехавшего из штата Коннектикут. Там состоялся наш первый поход за пивом, которое мы заполировали шотами с Southern Comfort.

Эти воспоминания заставили меня почувствовать себя ближе к Джеффу в наш день, когда мы так далеко друг от друга. За эти годы наш день рождения в каком-то смысле эволюционировал. Я не дала одиннадцатому сентября лишить меня седьмого января. Я превратила наш день рождения в день, когда можно поздравить Джеффа, почтить его память и отпраздновать короткие, но удивительные годы, проведенные вместе.

Сейчас я стараюсь не задумываться о возрасте, но оглядываюсь назад, на события прошлого года и десятилетия, чтобы понять, как изменилась моя жизнь, в которой мой брат был проводником. Все, о чем мы говорили, значительное и не очень: какую профессию мне выбрать, повседневные решения об отпуске и кредитных карточках, покупка жилья, мой будущий муж... Джеффри повлиял на каждый мой шаг — и пока был жив, и после. Следующее 7 января будет 21-м днем рождения без него. Невозможно поверить, что я прожила практически полжизни с ним, а полжизни — без. До сих пор каждое 7 января я думаю о телефонных звонках, о том, где я сейчас, и я чувствую себя спокойной, любимой и, как и раньше, полноценной.

Я просыпаюсь, все еще надеясь услышать звонок. Я знаю, что этого не произойдет. Сегодня утром Джефф не позвонит.

Но что, если бы позвонил? Мне кажется, это было бы примерно так:

— Привет.

— Доброе утро. Как дела?

— Дай подумать. Во-первых, я выхожу замуж! Ты представляешь? Я не знаю, когда, но скорее всего это произойдет во Флориде или в Бостоне. И...

— Расскажешь, как его зовут?

— Кристофер. Его зовут Крис. Джефф, я уверена, тебе он понравится. Он очень напоминает мне тебя, и в этом нет ничего странного. Он заботливый и добрый, как ты. Он очень близок со своей матерью, и это навевает воспоминания о тебе и нашей маме. Он любит спорт. Он джентльмен. У него острый ум, а еще он заставляет меня смеяться до слез, каждый день. И он умеет экономить! Я знаю, тебе бы это понравилось. Я никогда не встречала никого, кроме тебя, кто знал бы меня лучше самой себя. Мы говорили о тебе на первом свидании, в Abe & Louie’s, на , — тебе там понравилось, помнишь? Он взял филе и пиво, а я — тартар из тунца и совиньон блан».

— Он взял пиво и стейк?

— Ему хотелось чего-то легкого! Это было наше первое свидание. Неважно. У него есть младший брат, и скоро у меня будет потрясающая золовка. У него большая веселая семья, теплая и любящая. Она приняли меня с распростертыми объятиями. Я сорвала джекпот по свекрови. После смерти отца в 2004 году я осталась без близнецов, без родителей. Мне казалось, я никогда не обрету семью вновь. Но это случилось. Лучше поздно, чем никогда, верно?

Мы оба затихли на мгновение.

— Джефф?

— Да?

— Я не знаю, как тебе сказать...Майкл ушел из жизни. В декабре у него случился сердечный приступ. Ему было 46. Ужасно, как гром среди ясного неба...

Снова тишина.

—Пэм.

—Да?

—Как ты?

Глубокий вдох. Тут же я чувствую, как по щекам катятся слезы. Но у меня сильный голос.

— Все хорошо. Мне понадобилось много времени, но все правда хорошо. У меня йоркширский терьер, тебе бы она понравилась. Майкл ласково называл ее «мой хомячок.

— Как ее зовут?

Я улыбаюсь и говорю: «Кейм». Чувствую, что он тоже улыбается, и продолжаю:

— Я люблю свою работу. Я организую мероприятия для некоммерческих организаций, как и хотела с тех пор, когда мы начали собирать деньги в твою честь. Есть несколько стипендий на твое имя. Ах да, еще терраса.

— Что?

— В Миддлбери строили новую библиотеку, и все твои друзья скооперировались и собрали деньги на открытую террасу в твою честь — думаю, потому, что ты проводил там столько времени. Ее назвали террасой Биттнер.

— Это здорово.

Он замолчал на минуту. Я тоже молчу, и это на меня не похоже. Вся в слезах.

— Ты выходишь замуж, — наконец сказал Джефф. — Ты проживешь прекрасную длинную жизнь. Невероятную жизнь. Проживи ее. Хорошо? Обещаешь?

Я сделала паузу, смотря в окно на прекрасное голубое небо.

— Обещаю,— сказала я. Мы сидим минуту в тишине. Я прикусываю нижнюю губу и вытираю слезы.

— Пэмми, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.