Как Иван Александрович в Канны ездил. Колонка Ивана Дорна для Правила жизни
«Петровы в гриппе» для меня стали едва ли не большей неожиданностью, чем для публики. Я озвучил сомнения Кириллу Серебренникову в телефонном разговоре: мол, я уже трижды играл в кино, выглядело это из рук вон плохо, и зарекся в четвертый раз штурмовать киноиндустрию (с 2011 по 2013 год Иван снялся в трех фильмах: альманахе «Влюбленные» (по типу «Париж, я люблю тебя») и музыкальных комедиях «Веселые ребята» и «12 месяцев». — Правила жизни). На что Кирилл предложил прочитать сценарий. «Поверь, я не просто так тебе звоню, — успокаивал он. — Я понимаю, на что ты способен и что я могу из тебя достать. Скорее всего, ты попадал не в те руки». Сценарий я прочитал и, признаться, ничего не понял — сценарий, оторванный от книги, — субстанция сложная. Но Кириллу поверил. Вообще, я внутренне согласился сниматься уже на словах о том, что прежде попадал не в те руки. Долю уверенности придавало и то, что в «Петровых» снимался Хаски (музыкант также играл в спектакле Кирилла Семеновича «Маленькие трагедии». — Правила жизни). Кирилл вообще большой фанат музыки, в том числе современной, и, думаю, ему приятно работать с теми, кто его вдохновляет. Моей музыкой, насколько я понимаю, он тоже вдохновляется. По край ней мере, Кирилл говорил мне так. Потенциального актера он видит насквозь. Конечно, не без доли прагматики — Серебренников знает, что ему даст наличие того или иного известного артиста в фильме, — но прагматика отпадает, если артист «вываливается» из кадра, не созвучен кадру и фильму в целом, выглядит неорганично. Если Иван Дорн, по мнению Кирилла, будет нормально выглядеть в кадре и сделает все, что требуется по роли, Иван Дорн снимется в фильме. Как и, например, Лобода, да и кто только не — главное, чтобы это было своевременно и оправдано сценарием. Такой подход лишний раз подчеркивает величину Кирилла Семеновича как режиссера: он способен из любого человека сделать профессионального актера. По крайней мере, коллеги по съемочной площадке отвешивали мне респекты.
Не скажу, что съемки дались тяжело. Над ролью мы работали четыре дня. В первый день — читка за общим столом, на которой, надо признаться, я чувствовал себя в своей тарелке, не вызывал вопросов у коллег — со мной работали с полной отдачей. На второй день отправились импровизировать на съемочную площадку, на третий — закрепили импровизацию в костюмах, а на четвертый — прогнали все от и до со съемочной группой. Самым сложным, как ни странно, оказался мой длиннющий кадр. Восемнадцатиминутный, с большим количеством текста, объемными монологами, пиротехникой (я не понял, что надо было выйти из павильона до того, как он взлетит на воздух, — Кириллу пришлось поволноваться) и временными рамками — на все про все давалось два дубля. В фильм взяли первый. Что крайне лестно, хоть я не чужд актерского мастерства (позади — три года учебы в Киевском национальном университете театра, кино и телевидения имени Карпенко-Карого), но интенсив Серебренникова — определенно новый уровень. Меня впечатлило внимание Кирилла к деталям — не только в кадре, но и в каждом герое, в тексте. Он наслаивал контексты и междустрочия, чтобы во время паузы, воздуха, ты понимал, что ощущаешь, чем живут твои глаза. Это настоящее блаженство.
Естественно, мнения критиков разделились: одни рукоплескали Серебренникову за новый взгляд на Россию, другие — отмахивались, мол, опять хтонь, водка и гробы. Если бы спросили меня, как зрителя, то я увидел кино о простуженном постсоветском времени, зависшем между разрушенной многолетней идеологией и неопределенным дырявым будущим. Этот вакуум Серебренников пропускает через призму собственной юности (конечно, не без ностальгической ноты) и просматривает через семейную пару, больную гриппом. Петровы, как и остальные герои фильма, пытаются найти, за что зацепиться в пьяной эрудированной серости и зачем просыпаться. Как тут обойтись без водки, мата, гробов, хандры, если так оно и было?
Каково это — сняться в кино впервые за долгое время, да еще и у Серебренникова, да еще и отправиться на Каннский кинофестиваль прямиком со съемочной площадки? Офигенно, но закономерно: Серебренников на фестивале не в первый и уж точно не в последний раз. По поводу самоощущения я, признаюсь, не задумывался: понял, что был в Каннах, только когда уехал оттуда. На рефлексию времени не было: фестиваль дико изматывает, это серьезнейшая работа, для продюсеров — и вовсе пахота. Параллельно с показами фильмов происходит ярмарка прокатчиков, дистрибьюторов, с ними активно общаются продюсеры — котел кинопрома кипит. Продюсеры Hype Film — Павел Буря, Илья Стюарт и Мурад Осман — обеспечили максимально шумное присутствие «Петровых в гриппе» в Каннах: красная дорожка, затем — пресс-конференция с нашими и западными журналистами, после — коктейльная вечеринка, так сказать, от нашей киноиндустрии — иностранным коллегам. Только под вечер я смог остановиться и подышать — куда уж там размышлять о Каннах? Вот и весь лоск главного светского мероприятия Лазурного Берега. Впрочем, на нем присутствовать не грех — это я говорю как известный противник любых пафосных ивентов.
К чести Канн (и моему удивлению), пафоса тут не в пример меньше, чем на схожих мероприятиях в СНГ. За пышностью в кадре кроется десятилетиями отточенная система: например, организаторы оплачивают билеты одному режиссеру и двум актерам от картины. Будь ты хоть Квентин Тарантино, хоть Уэс Андерсон — ни билетом больше не получишь. Также приятно удивила подача звезд на красную дорожку: если у нас все приезжают минимум на Mercedes S-500 и BMW, то в Каннах — местный автопром, таксиобразный «рено» — и в путь. Жить будете тоже скромно — в Marriott. Все очень рационально и просто. В чем я лишний раз убедился на вечеринке Hype Film. Я-то был убежден, что западные коллеги от скуки взвоют без моего диджей-сета. Как бы не так: особняк, который продюсеры взяли в аренду у Оливье Жиру, набился под завязку, все танцевали под сет потрясающего местного диджея и толпой прыгали в бассейн прямо в коктейльных нарядах, понижая градус пафоса и повышая градус эпичности. Нам есть чему поучиться. Если у нас «светскость» достигается за счет пыли в глаза, богатых интерьеров, экстерьера, авто представительского класса и баснословных сумм, вложенных в каждый квадратный сантиметр, то в Европе — за счет гостей. Согласитесь, разница не в нашу пользу.
Отдельная тема любого фестиваля — красная дорожка. Если верить онлайну, я отличился и на ней, но цели такой, поверьте, не преследовал. У меня было три образа. В первый день я вышел в бежевом костюме-двойке бердичевской фабрики BRAGA, перешитом брендом bettter.us, его мне привезла Юля Пелипас — владелица бренда. Мне безумно нравится политика перешивания уже готовых вещей (upcycling) — это спасает экологию, ведь текстильные фабрики существенно загрязняют атмосферу. На таби Maison Margiela, которые я в итоге надел под костюм, настояли мой вечный стилист Лера Агузарова и моя жена Настя — сам бы выбрал, скорее, кеды. На коктейльную вечеринку я вышел в зеленых клешах bettter и любимой футболке Юли Пелипас UNIF с принтом Boys do cry just not out of their eyes (она буквально сняла ее с себя и сказала вернуть по возвращении из Канн). А клеши — моя любимая модель брюк. Я начал носить их самым первым еще в школе — ребята посмеялись пару месяцев, а потом и себе купили. На третий день каннского марафона Настя предложила надеть брюки Innominate и футболку с украинским принтом, которую она специально раздобыла для Канн, Jul х Ukrainian Folks с принтом Galya Carries Water (английский перевод украинской народной песни «Несе Галя воду»). Нас чуть ли ни на каждом шагу останавливали фотографы. А вот западные коллеги — актеры, режиссеры — реагировали спокойно. Внутри Канн-то все стильные. Хотя, может быть, и нет.
Из Канн я уехал с одним очень важным убеждением: Дорну в кино — быть! Я хочу сниматься дальше и сам обязательно сниму кино. Я заражен киноиндустрией по самые свои актерские яйца, поэтому, пользуясь возможностью, передаю привет режиссерам в завершение своей колонки: гляньте короткометражку «Кошмары музыкантов» со мной.