«За рулем был кто-то другой»: откровения больного сексомнией

У меня сексомния — психическое расстройство, из-за которого я занимаюсь сексом во сне. Что-то вроде лунатизма, только я во сне не хожу, а... ну вы поняли. Те из нас, кто страдает от расстройства, которое Американская психиатрическая ассоциация именует возбуждением в стадии медленного сна, — расстройства, встречающегося у мужчин в три раза чаще, чем у женщин, — гладят партнера, инициируют оральные ласки, даже занимаются сексом с проникновением и достигают оргазма в состоянии глубокого сна.

У меня, как и у большинства других больных, расстройство обостряется от стресса, недосыпа, выпивки перед сном и тем более от сочетания всех этих трех факторов. Я только недавно узнал, что у моей болезни есть название. Годами я просто считал, будто что-то — или кто-то — ночами пробуждается у меня внутри.

Думаю, мы с ним всегда были неразлучны. Помню, в юности я просыпался в родительском доме и все казалось размытым и далеким, кроме животной, необоримой нужды в разрядке. Но только после колледжа мы с ним познакомились по-настоящему. Я завел свои первые долгосрочные отношения, и мы с моей девушкой ночевали вместе по несколько дней в неделю. Он стал посещать меня через два-три месяца после начала нашего романа. Я приходил в сознание, зарывшись лицом между ее бедер, а иногда даже во время секса. Казалось, на мне маска — восприятие окутывала пелена, сквозь которую проникал лишь осколок сознания.

Еще более странно то, как повлияла моя сексомния на наши отношения. Неожиданно для меня ее проявления стали для моей партнерши приятным сюрпризом. Я был одним, он — другим. Ей нравились мы оба. Она дала мне понять, что в постели он проявлял пыл, которого так не хватало мне в часы бодрствования. Он доминировал — я проявлял уступчивость. Я пытался выяснить, что ей нравится, — он без спросу делал все, что пожелает. Ночами во мне вспыхивала такая страсть, что я стал задаваться вопросом: кто скрывается под маской — он или я?

Вскоре его присутствие перестало удивлять и радовать. Он стал появляться по две, три, даже четыре ночи подряд. Иногда я просыпался, когда моя девушка была уже на полпути к оргазму, и прерывал все, как в тумане.

Я начал утрачивать чувство собственного «я». Нередко по утрам подруга говорила мне: «Сумасшедшая ночка!», пока я натягивал трусы, — в то время как в моей памяти не оставалось ни малейших воспоминаний о каких-либо ночных развлечениях, кроме храпа. Я старался не есть и тем более не пить алкоголь перед сном. Если я сильно уставал, недосыпал или выпивал, то говорил своей девушке, что лучше переночую один у себя в квартире. Я стал бояться засыпать в присутствии других людей — прежде всего с любимой женщиной, но также и в палатке с приятелями во время горных походов. К счастью, моим друзьям не довелось познакомиться с моим похотливым доппельгангером.

Форумы в интернете не помогали: «Просто не спите в одной кровати, — советовали комментаторы. — Или расстаньтесь!» Но меня пугали не только эти бестолковые советы. Не успеете вы напечатать «сексомния» в окне поисковика, как вылезет словосочетание «уголовные дела». Статьи вроде «Мой бойфренд во сне изнасиловал свою бывшую» или «Осужденные насильники утверждают, что страдают от "сексомнии" вызывали у меня чувство деперсонализации. Просыпаясь в слюнях среди скомканных простыней, я спрашивал себя: чего ждать следующей ночью?

Помимо прочего меня тревожило, что и я не давал согласия на секс. Впрочем, мне казалось неправильным винить мою девушку. В конечном счете расстройство-то было у меня. Какая-то часть меня реализовывала свои желания. И вне зависимости от того, кто ей отвечал, она всегда старалась спрашивать, не сплю ли я. Разумеется, оборотной стороной этих разговоров был страх: что, если однажды ночью я переступлю черту? Если однажды она не захочет играть в Джекила и Хайда? Если однажды что-то ужасное изменит наши жизни навсегда?

Как-то утром мы проснулись, а на простыне было пятно крови размером с тряпку для мытья посуды. Я чуть не застонал от облегчения, когда оказалось, что у нее просто неожиданно начались месячные. В другой раз я обнаружил кое-что пострашнее: чистя зубы поутру, я увидел у себя на груди три свежие алые царапины от ногтей. С нами что-то происходило. Ночь, когда на постели осталась ее кровь, она хотя бы помнила. Теперь же что-то словно вселилось в нас обоих. Мы оба как будто потеряли память.

Я прекрасно владею собой и умею сохранять хладнокровие. Мужские ролевые модели в моей семье учили меня проявлять доброту и участие, но в то же время не одобряли, когда я слишком открывался и проявлял эмоции. Я гордился своей сдержанностью и жалел драчунов-старшеклассников. Еще больше я жалел их гребаных папаш во время матчей Малой лиги — им бы поработать над самоконтролем.

Но потом я начал терять контроль над самим собой. Бодрствуя, я из кожи вон лез, чтобы сойти за уравновешенного человека, но все это время что-то росло у меня внутри. Или кто-то. У меня появились приступы паники, еженощные всплески возбуждения и энергии, всей моей жизнью завладело неопределимое, невыразимое чувство.

Это не значит, что мне хотелось причинить кому-то боль. Долгое время я пытался подавить свои приступы, но спустя годы после того, как первые отношения закончились (представьте себе, по совершенно не связанным с моей болезнью причинам), мне все-таки пришлось объяснять этого спящего великана новым, ничего не подозревающим подругам. С опытом я начал осознавать, что мой внутренний чужак пытался сломить меня, а не моих партнерш. Он никого ни к чему не принуждал. Если партнерша не отвечала взаимностью, он просто переворачивался на другой бок с дурацкой улыбкой на лице и засыпал благословенным сном младенца. Он был не Фредди Крюгером, а Багсом Банни со стояком.

Наконец, я нашел еще одно место, где он чувствовал себя как дома. Разрыв с девушкой стал для меня таким тяжелым ударом, что я обратился к психотерапевту. И вот там-то, пока я сеанс за сеансом проводил лежа на кушетке, он начал говорить моими устами. Он по кусочкам собирал все те годы, когда мечтал, чтобы я дал волю терзающим его желаниям. Волны гнева десятилетиями бушевали у него внутри. Но дело было не в гневе и не в сексе, а в радости. Он жаждал радости. Мой терапевт научила меня таким фразам, как «половой гнев» и «половая энергия». Она советует мне видеть в либидо нечто большее, чем сексуальное возбуждение. Либидо — это жизненная сила. Это страсть, исступление, удивление, любовь, желания, нужды, секс, крик — полный комплект. Очевидно, у меня всего этого вдоволь и даже больше — настолько, что либидо выплескивается в бессознательное и жмет на переключатели, когда они должны быть выключены.

Страсти, томления, печалей и радостей жаждали мы оба. Он столького хотел: танцевать на свадьбах, кричать от обиды и злости, терять голову, разражаться слезами на ровном месте, влюбляться без памяти — и все это ему никогда не дозволялось, как не дозволяется всякому мальчику или мужчине. Я наконец узнал свое альтер эго, свое темное «я». Только он оказался не мужчиной, а ребенком — чувствительным маленьким мальчиком, который просто хочет жить полной жизнью. Он здесь со мной прямо сейчас. Пора показать ему мир при свете дня.