100 лет подавлению Кронштадтского мятежа. Как против большевиков впервые выступили те, кто привел их к власти, — матросы

Зима 1921-го едва не стала последней зимой большевистского правления в России. Это был кризис власти. Страну охватили крестьянские восстания, в которых участвовали десятки, а временами и сотни тысяч человек. Махновщина на Украине, антоновщина в Тамбовской губернии. Западносибирское восстание едва не разорвало территорию на две части, отрезав от страны Сибирь и Дальний Восток. Повстанческие отряды крестьян и присоединившихся к ним бывших буденновских командиров Маслака и Колесова действовали на Дону, в Поволжье.

В воскресенье 13 февраля Москва провожала в последний путь Петра Кропоткина. На траурном митинге на Новодевичьем кладбище, а затем на поминках в клубе анархистов выступали и выпущенные из тюрьмы на время похорон участники махновского движения. Это не понравилось большевикам, особенно чекистам. В тот же день начальник особого отдела Чека Менжинский и его зам Ягода сочинили записку в партию. Они предупредили о росте крестьянских восстаний, которые назвали «мелкобуржуазным движением против пролетариата»; они добавили, что пролетариат не просто слабый, но ветреный — может крестьян поддержать; Красная армия же ослабла из-за борьбы с белыми.

Про рабочих они как в воду глядели. Как раз в день Красной армии, 23 февраля, рабочие Гознака в Хамовниках начали призывать к забастовке. До трех тысяч человек направилась к Хамовническим казармам, надеясь подбить на выступление красноармейцев. Остальные пошли по другим предприятиям, призывая присоединиться к стачке. Среди красноармейцев, особенно тех, у кого уже подошел срок демобилизации, но кого до сих пор не отпустили, росли оппозиционные настроения. Чтобы сбить с солдат спесь, охрана казарм несколько раз выстрелила в воздух: один из рабочих был убит случайной пулей в живот, некоторых ранило. В ночь с 23 на 24 февраля по Московскому военному округу приказали в городе усилить охрану, а в Хамовниках — ввести военное положение.

Вскоре начались массовые волнения на московских фабриках и заводах: в Замоскворечье, Краснопресненском, Сокольническом, Бауманском и других районах столицы. Тогда же рабочие Трубочного завода в Петрограде приняли резолюцию, в которой потребовали увеличить пайки и распределить имеющуюся в наличии зимнюю одежду и обувь — они замерзали. Следующим утром рабочие шли демонстрацией по Васильевскому острову. В Петрограде начались забастовки и митинги с политическими и экономическими требованиями, остановилась работа цеха Путиловского и Обуховского заводов. Большевики заговорили о мятеже. Они ввели военное положение и арестовали около пяти сотен рабочих активистов — вооруженные курсанты военного училища разогнали демонстрацию без крови (стреляли только в воздух).

Аресты прокатились по Москве: на собрании социал-демократов в клубе «Вперед» схватили 80 человек. К парткомитет к московским большевикам пришли разгневанные рабочие, стачку которых большевик Иван Гронский навал «антисоветской». Рабочие, среди которых были большевики, возмутились и стали выбрасывать свои партбилеты. «Что же вы, против рабочих пулеметы пустите в ход?» — «Если вынудите, то пустим и пулеметы!» «Трепов!» — бросил один рабочий. Дмитрий Трепов — генерал-губернатор Петербурга, усмиритель выступлений рабочих в 1905 году, автор приказа «Патронов не жалеть».

Гронский обиделся и пожаловался Ленину в телефонном разговоре: «Меня обозвали царским жандармом». Ленин не смутился: «А знаете, пожалуй, это правильно. Трепов защищал свой режим, а мы обязаны защищать свой, режим диктатуры пролетариата, и, конечно, бунтовщиков мы обязаны привести в повиновение».

Большевики решили не церемониться и арестовать как членов социалистических партий, так и рабочих. Заместитель Дзержинского Иван Ксенофонтов приказал всем губернским ЧК немедленно хватать анархистов, меньшевиков, эсеров и особо активных рабочих из-за массовых забастовок. Ответом на большевистские репрессии стало восстание в Кронштадте.

Восставшие матросы во главе с симпатизировавшими анархистам старшим писарем Степаном Петриченко и гальванером Яном Вейс-Гинтером приняли резолюцию, в которой среди прочего потребовали перевыборы в советы, свободу собраний и свободу слова и освобождение политических заключенных.

На Якорной площади в Кронштадте собрались 16 тысяч человек: городской гарнизон и портовые рабочие, угомонить их приехал «всероссийский староста» Михаил Калинин, но его не стали слушать. Все собравшиеся поддержали резолюцию моряков. Выступления вызвали панику у большевистского руководства, хотя требования у восставших были скорее смягченным вариантом политики военного коммунизма. Моряки и рабочие просили равного продовольственного пайка для всех трудящихся, разрешение на кустарное производство, а крестьянам — на пользование землей и другое.

Против большевиков выступили те, кого провозглашали самой революционной частью вооруженных сил, «красой и гордостью революции», — матросы Балтийского флота. Те самые, кто был одной из ударных сил октябрьского переворота. Те самые, чьими силами Красная армия стяжала успех на фронтах гражданской войны.

Советские историки утверждали, что якобы «старые», «настоящие» матросы к 1921 году уже разъехались по домам или погибли на фронте. Восстали же выходцы из деревни, массово мобилизованные на флот. На самом деле против большевиков выступили самые сознательные матросы: на «Петропавловске» каждый шестой был членом партии большевиков. Там, как и на «Севастополе», ядро бунтовщиков составляли опытные моряки.

Восставшие собрали руководящий комитет, который состоял в основном из беспартийных, но которые сочувствовали анархистам-коммунистам, эсерам-максималистам, некоторые — меньшевикам и левым эсерам. Их резиденцией стал линкор «Петропавловск», создали и Штаб обороны кронштадтской крепости, начальником которого был служивший там с 1916 года подполковник Борис Арканников. Тех большевиков, которые не успели сбежать из крепости, матросы арестовали. Никого из арестованных не тронули, некоторые присоединились к восставшим.

Матросов поддержали военные части в Ораниенбауме, была надежда, что движение дойдет и до Петрограда. Восставшие решили ждать вместо того, чтобы быстро занять ключевые позиции на берегах Финского залива, чтобы потом выступить на город. Так время для наступления упустили, в ночь на 8 марта началась бомбардировка крепости из артиллерии.

Празднование Международного дня работницы (так назывался день 8 марта) в Петрограде временно отложили. Штурм Кронштадта приурочили к X Съезду партии большевиков. В нем участвовала специально восстановленная 7-я армия Тухачевского, которому поручили разработать план нападения. Руководство Советской России сочло Кронштадтское восстание самой опасной угрозой их режиму со времен основания.

Большевики с вечера 7 марта заготовили батареи на Лисьем Носу и в Сестрорецке, откуда поливали крепость заградогнем. Раздались залпы форта «Красная Горка», в ответ открыли огонь 305-миллиметровые орудия линкора «Севастополь». Началась артиллерийская дуэль. На рассвете 8 марта северная и южная группы штурмующих пошли в атаку на Кронштадт. При этом некоторые из красноармейцев, как, например отряд курсантов из Петергофа, перешли на сторону повстанцев; другие же отказались выполнять приказы и отступили. Первая попытка штурма провалилась.

После первого пролития крови о мирных переговорах речь уже не шла. Зато шли плотные и ежедневные обстрелы города, бомбовые атаки с воздуха. В гарнизонах повстанцев настроение стало меняться. На это повлияло решение X Съезда большевиков, на котором решили перестать забирать у крестьян продовольствие и разрешили свободную торговлю, рассказал единственный доживший до реабилитации восставших в Кронштадте Иван Ермолаев, входивший в состав ревтройки учебно-минного отряда.

Восставшие отправили делегатов для мирных переговоров — это уже была вторая попытка договориться с большевиками. Но делегатов без разговоров арестовали и расстреляли. Пока матросы Кронштадта были в смятении, войска большевиков под Ораниенбаумом крепли и росли. За основное наступление отвечал знаменитый командарм Павел Дыбенко, умевший воевать на воде и на суше. Матросы убеждались: Троцкий, Зиновьев и Ворошилов намерены были уничтожить их во что бы то ни стало. «Вместо серьезного вооруженного сопротивления решено было уйти на финскую территорию, о чем ревком и договорился с правительством Финляндии», — вспоминал Ермолаев.

В ночь на 17 марта красноармейцы прорвались в город после штурма. Матросы, которых поддерживало местное население, отбились, но большевики оставили за собой центральные петроградские ворота Кронштадта. Когда наступила темнота, восставшие покинули город и бежали в сторону Финляндии, их прикрывали добровольцы из всех частей крепости.

«Те, кто остался в Кронштадте, сдались на милость победителей, — пишет в своей мемуарной летописи попавший после возвращения из Финляндии в Соловецкий лагерь Ермолаев. — Так закончились трагические события в Кронштадте в марте 1921 года. Встает вопрос: можно ли отнести матросов Кронштадта к "врагам народа и революции"? Нет! Этот протест против затянувшейся политики продразверстки и продотрядов был не чем иным, как кульминационным моментом крестьянских волнений, прокатившихся по всей России».

К утру 18 марта, когда большая часть гарнизона была на финском берегу, оборона Кронштадта пала.

Сразу после подавления мятежа большевики устроили показательный расстрел матросов. Всего расстреляли около двух тысяч человек, арестовали и отправили в лагеря около шести тысяч. Спустя год многих из участников восстания большевики амнистировали, но при Сталине большинство вернулось в лагеря. Кронштадтских мятежников полностью реабилитировали только в 1994 году указом президента Бориса Ельцина. Тогда же в городе-крепости заложили памятный камень, на месте которого планировали поставить мемориал, но до сих пор этого не сделали. В день столетия подавления Кронштадтского мятежа о нем мало кто вспоминает — первые серьезные оппоненты внутри большевистской власти не могут быть важной частью канонической российской истории.