Наркотики, смерть и грязные деньги: как устроена жизнь в Кульякане – городе наркобарона Эль Чапо

На протяжении многих месяцев в городе царила засуха, но теперь небо заволокли грозовые тучи. Из-за не прекращавшихся несколько дней ливней многие школы приостановили занятия и отпустили учеников по домам. Тем же утром некоторые из этих опустевших школ изрешетили пули картеля «Синалоа» и правительственных войск.

— Не сомневаюсь, что, если бы не погода, погибло бы множество детей, — рассказывает Мартинес.

Этот местный криминальный репортер двадцать лет писал о беспределе наркоторговцев в Кульякане — расположенной на северо-западе Мексики в трехстах километрах от Мехико столице штата Синалоа с населением 800 тысяч человек, а по совместительству родине наркокартеля «Синалоа», основанного Хоакином Гусманом Лоэрой по прозвищу Эль Чапо в конце 1980-х. До ареста Эль Чапо и его экстрадиции в США в 2017 году американские спецслужбы считали «Синалоа» самой влиятельной в мире организацией, занимающейся торговлей наркотиками.

В городе, где правят наркоторговцы, перестрелки — обычное явление, поэтому, получив наводку о волнениях в центре, Мартинес предположил, что речь идет о стычке между бандитами. Но, прибыв на место, он стал свидетелем уличных боев между вооруженными до зубов наркодилерами и солдатами правительственных войск. Орды наркоторговцев, заполонивших улицы в попытке освободить Овидио Гусмана Лопеса — сына Эль Чапо, несколькими днями ранее арестованного в ходе военной операции, — перешли в массированную атаку на городские службы охраны правопорядка.

Сотни вооруженных автоматами членов картеля взяли город в осаду: кругом горели автомобили, бандиты перекрыли девятнадцать дорог и мостов, машины встали, людям некуда было бежать. Мартинес, освещавший одну из стычек, оказался в ловушке на два с половиной часа, тянувшиеся, казалось, бесконечно. Все это время он пролежал в укрытии под стук очередей над головой.

— Я определенно не надеялся выжить, — вспоминает он. — Согнувшись в три погибели, я видел, слышал, чувствовал, как вокруг летают пули. Я не мог двинуться с места, не сомневался, что малейшее движение будет стоить мне жизни. Не могу поверить, что остался невредимым после такой заварухи.

В конце концов Гусмана Лопеса отпустили — как пояснили власти, с целью предотвратить эскалацию конфликта и сохранить жизни мирных граждан. Местные, однако, видят в этом откровенную демонстрацию могущества картеля и безнаказанности, которой он пользуется в своей твердыне. В июне 2020 года одиозный президент Мексики Андрес Мануэль Лопес Обрадор (которого часто величают АМЛО) выступил с новой версией событий, на сей раз заявив, что он лично приказал освободить наркобарона, «чтобы не подвергать риску население». Ранее он утверждал, что инициатива принадлежала его кабинету безопасности.

Сейчас, когда в Мексике зарегистрировано рекордное количество заражений Covid-19, проблема насилия, связанного с деятельностью картелей, ничуть не утратила актуальности. Всего через несколько дней после того, как АМЛО перекроил кульяканскую историю на новый лад, в Ломасе — одном из самых фешенебельных кварталов столицы — произошло покушение на начальника полиции Мехико. Преступление, в ходе которого начальник полиции был ранен, а двое его охранников убиты, приписывается картелю «Новое поколение Халиско» (КНПХ) — одной из самых влиятельных наркогруппировок страны, отколовшейся от «Синалоа» в конце нулевых.

В 1980-е картель «Синалоа» занимался производством марихуаны, после чего переквалифицировался на контрабанду кокаина из Центральной и Южной Америки в США.

­— В девяностые они стали заправлять всем, — рассказывает Гильермо Ибарра Эскобар, инженер-экономист градостроительства из Автономного университета Синалоа и автор книги о кульяканской наркокультуре под названием «Кульякан: город страха». — Когда [бывший президент Мексики] Висенте Фокс занял пост главы государства, администрация штата, обладавшая значительной независимостью, позволила картелям превратиться в подобие теневого правительства и сделать из Синалоа наркореспублику.

По оценке Министерства юстиции США, за время своего правления уроженец Синалоа Эль Чапо нажил состояние в четырнадцать миллиардов долларов. Однако в 2016 году его задержали в третий и пока последний раз (до этого он уже дважды попадал за решетку и оба раза зрелищно бежал от правосудия: первый раз в тележке с грязным бельем, а второй — через прорытый под камерой туннель). Прежде чем наркобарон успел в очередной раз скрыться, его выдали США, где он сейчас в почти полной изоляции отбывает срок в тюрьме максимально строгого режима во Флоренсе, Колорадо, известной как «горный Алькатрас». Возможно, эпоха Эль Чапо и осталась в прошлом, но картель «Синалоа», под его руководством ставший силой, с которой следует считаться, и, возможно, крупнейшим импортером наркотиков в Соединенные Штаты, жив и процветает.

Управление по борьбе с наркотиками США описывает картель «Синалоа», в 2009 году подпавший под санкции администрации Обамы в соответствии с Законом об иностранных наркоторговцах, как «бывшего гегемона» наркотрафика, причем оговорка «бывший» появилась в немалой степени благодаря поимке Эль Чапо. В его отсутствие возник своего рода вакуум власти, однако большую часть влияния картелю удалось удержать. По мнению некоторых аналитиков, «Синалоа», ставший менее централизованным без своего сооснователя, «внедрил своих людей в верхушку мексиканского правительства и сохранил международное господство».

Кульякан — родина картеля — пользуется репутацией одного из самых кровавых мест в мире. Статистика убийств варьируется, но он неизменно попадает в двадцатку самых опасных городов на Земле. Ежегодно из каждых 100 тысяч человек жертвами убийств становятся 50–70, причем статистика учитывает только доказанные убийства, а ведь множество жертв попросту исчезает без следа.

Исполнительный секретарь Государственного бюро общественной безопасности Ренато Окампо Алькантар утверждает, что эта цифра снижается: по официальной статистике, в период между 2017-м и 2019-м годами число убийств в год упало почти вдвое — с 1354 до 776. Это идет вразрез с общенациональными тенденциями: 2019 год стал для Мексики рекордным по числу насильственных смертей, а в марте 2020-го, когда страна перенаправила ресурсы с борьбы с картелями на борьбу с коронавирусом, количество убийств достигло 2585.

Пока Мартинес искал укрытие, его невестку и ее трехлетнюю дочь вывели из автобуса на обочину sicarios — головорезы наркокартеля, — а сам автобус подожгли и превратили в баррикаду, мешающую проехать правительственным подкреплениям.

Репортер достает мобильник и показывает мне видео внучки. Девочка стоит, прислонившись к кровати, и притворяется, что говорит с ним по игрушечному телефону, изображая, как их с матерью вывели из автобуса под дулами ружей. «Лежать! — сердито повышает голос она, подражая бандитам. — Бум-бум-бум-бум». Она замирает и вскидывает кулачок так, будто у нее в руке винтовка: «Бум!»

В центр вооруженного столкновения попал и его сын-пожарный. Когда пожарная машина спешила на вызов, ей преградил дорогу пикап с пулеметом FN Minimi на платформе. Пулеметчик развернул пушку и направил дуло прямо на него. Гонсалес вспоминает, как подумал было, что ему пришел конец, но sicario снова развернул пулемет в сторону правительственных солдат.

Другим повезло меньше. По официальной статистике, в конфликте погибло 13 человек, включая троих попавших под перекрестный огонь мирных граждан. Рейд был обречен на провал, и через несколько часов силовики были вынуждены отпустить Гусмана Лопеса в обмен на прекращение огня, пока хаос не поглотил весь город и не привел к еще большему количеству жертв среди гражданского населения.

По словам сотрудника органов общественной безопасности Окампо Алькантара, это драматическое столкновение открыло людям глаза на обстановку систематического насилия в городе:

— Ситуация в Синалоа настолько усугубилась, что преступления стали казаться нам частью обыденной жизни, но это не так, — утверждает он. — [Черный четверг] показал, что насилие — это не норма.

Тем не менее он отрицает, что силовики пришли к мирному соглашению с картелями:

— Этого не было и не будет. Мы по-прежнему боремся с этими преступлениями и организованной преступностью. Нельзя вступать в переговоры с этими людьми. Организованная преступность в Мексике наказуема, и мы никогда не пойдем с ними ни на какие соглашения.

После октябрьской конфронтации Кульякан ненадолго парализовало от горя и страха, но три недели спустя, вскоре после Дня мертвых, когда в город приехали репортеры Правила жизни, на улицах восстановилось подобие статус-кво. Это затишье, которое научный сотрудник Ибарра называет Pax Narca, характеризуется сосуществованием штата и наркоштата, негласным пониманием, что если насилие картеля в отношении мирного населения прекратится, прекратятся и рейды силовиков на наркоторговцев.

Кульякан продолжает жить в условиях шаткого перемирия — покой в городе взамен на негласное соглашение о сосуществовании, лишившее его жителей и намека на личную свободу. По словам Ибарры, события 17 октября не изменили эту динамику, а лишь заострили на ней внимание и подчеркнули повсеместное влияние картеля.

Эта дизъюнкция становится особенно очевидной, когда, проезжая на машине по многолюдным улицам Кульякана, мы слышим по радио воззвания кампании против убийств. «Вы убиваете чьих-то отцов, сыновей, братьев и друзей», — провозглашает голос диктора.

По расположенному в центре города роскошному торговому комплексу «Форум», который смотрелся бы вполне уместно в престижных районах Лос-Анджелеса, гуляют culichis — уроженцы Кульякана. 19-летний студент-диетолог Оскар Антонио сидит в ресторанном дворике с двумя друзьями, уплетая острые куриные крылышки. По его словам, в октябре он узнавал о происходящем, сидя дома, откуда социальные сети не советовали выходить, в то время как государственные каналы хранили молчание. Некоторые из его знакомых студентов, оказавшиеся в гуще событий, снимали вооруженную борьбу на видео и выкладывали ролики в интернет.

— Я всегда знал, что в Кульякане такое возможно, [но] Черный четверг меня обескуражил. Я впервые почувствовал, что происходящее может затронуть и меня, — рассказывает Антонио. — Членов картеля легко заметить: они шикарно одеваются, ездят на хороших автомобилях. Понятно, что источники их заработка незаконны. Лично мне никогда не предлагали [на них работать], но некоторых моих друзей звали в картель, и они согласились.

Во время нашего визита в Кульякан нас вызвали на место преступления в рабочий квартал к северу от разделяющей город надвое реки Кульякан. Здесь, в одном из муниципальных зданий, построенных в восьмидесятые для госслужащих, многие из которых сейчас на пенсии, ранили молодого человека лет двадцати пяти: пуля вошла в его левый висок и вышла через правую челюсть. Прежде чем упасть, он попытался сбежать, вымазав кровью белую лестницу многоэтажки. Когда парня забирает скорая, он еще дышит.

Один из полицейских вооружен полуавтоматической винтовкой Beretta ARX160. В его боковую кобуру вложен пистолет сорокового калибра, лицо скрыто под тонкой балаклавой, а на бронежилете красуется логотип Карателя — кровожадного народного мстителя из вселенной Marvel Comics. На другой наклейке значится кличка мужчины — Босс — и группа крови — первая положительная. Он говорит, что будет охранять место преступления еще около часа.

Выезд на места подобных преступлений — обычное дело для патрульного, и он прекрасно осознает, как рискованно служить в полиции в городе, где постоянно враждуют конкурирующие банды:

— Выходя из дома, никогда не знаешь, суждено ли тебе вернуться.

На выложенном кафелем крыльце двухэтажного дома через дорогу сидят 55-летний водитель городского метробуса Хуан и двое его соседей. Перестрелки и убийства давно не удивляют местных, но сегодняшнее происшествие вызывает у них опасения за будущее квартала:

— Такие вещи случаются каждую неделю, — говорит Хуан.

В Черный четверг неподалеку завязалась перестрелка, и он заметил возле своего дома вереницу полицейских автомобилей. В машинах лежали оружие и униформа, брошенные бежавшими от стрельбы копами. Автобус Хуана шел по своему маршруту в центре города, когда в него вошла плачущая женщина и взмолилась, чтобы тот отвез ее в безопасное место. Он не понимал, в чем дело, пока в автобус не село еще несколько очевидцев. По пути из города у автобуса Хуана спустило шину; когда мужчина отогнал его в мастерскую, механики показали ему шесть гильз в резине.

— Хорошо, что они [прекратили бои], чтобы спасти гражданских, и инициировали перемирие, но, к сожалению, это привело к тому, что банды окончательно вышли из-под контроля властей, — говорит Хуан. — Полиция здесь только для показухи, а заправляют всем драгдилеры.

Он поясняет, что членов картелей боятся больше, чем полицейских, потому что, поймав вора, наркоторговцы его казнят. Жители города довольны снизившимся уровнем мелкой преступности, но те, кто вовлечен в мир наркотиков, ходят по лезвию бритвы.

Когда мы просим Хуана рассказать о стрельбе через дорогу от его дома, он пожимает плечами:

— Это не редкость. Конечно, мне страшно. Но придется научиться с этим жить.

По оценке Исследовательской службы Конгресса США, в 2012 году прибыль картеля «Синалоа» составила около трех миллиардов долларов. По всей вероятности, его доходность снизили поимка Эль Чапо и внутренний раскол, однако экономика штата все еще во многом зависит от не обложенных налогами денег, полученных незаконным путем.

Это особенно очевидно, когда по дороге в город проезжаешь мимо роскошных особняков, пускающих пыль в глаза в манере, характерной для buchón — культуры демонстративного потребления, которую ввели в моду члены картеля (согласно одной из теорий, слово происходит от названия виски Buchanan's ­— любимого напитка наркоторговцев).

Эксплуатируют наркокультуру и законопослушные граждане с предпринимательской жилкой. Расположенная на оживленной улице в центре города лавка под названием La Raza, что в вольном переводе означает «народ», торгует широким ассортиментом поддельных дизайнерских товаров, позволяя рядовым жителям подражать buchón.

Дальше по улице в бутике под названием Victoria за 820 песо (около 35 фунтов) продаются узкая юбка из коричневой кожи и блестящий топ а-ля Fendi. В этом наряде покупателей встречает длинноногий манекен с тонкой талией и большим задом, пропорции которого хорошо знакомы любому поклоннику популярного у buchónes шоу «Семейство Кардашьян». Тот же лук тиражирует реклама дешевой клиники пластической хирургии на билбордах по всему городу.

На иглу наркоденег подсели даже церкви. Во время ареста на шее Овидио Гусмана Лопеса висел медальон с Хесусом Мальверде — повешенным властями в начале двадцатого века аналогом Робина Гуда, которого часто называют святым-покровителем наркоторговцев и потерянных душ.

Церковь Хесуса Мальверде, расположенная к юго-востоку от центра Кульякана, сзади граничит с железнодорожными путями, а спереди — с шумной улицей. На бетонных скамьях перед церквушкой, рядом с жестяными киосками, заваленными амулетами, свечами и статуэтками Мальверде, Девы Марии Гваделупской и Эль Чапо, сидит кучка уличных торговцев. Они ждут богомольцев — туристов, местных и драгдилеров.

Среди безделушек — гламуризированные атрибуты жизни членов картеля: позолоченная цепочка с кулоном в виде автомата Калашникова и бейсболки с отпечатанной готическим шрифтом надписью: «СИНАЛОА» в гангстерском стиле бок о бок с более традиционной религиозной символикой. Внутри церкви с открытым улице и лоточникам фасадом борется с удушающей жарой маленький электровентилятор. Лоточник Марио Гонсалес доверительно сообщает, что лучше всего расходятся статуэтки Эль Чапо.

­— Многие аж из США приезжают специально, чтобы их купить, — говорит он. — Этот мужик многим помог, особенно в горах [Синалоа], поэтому его очень любят.

Пожилой мужчина в свободной фиолетовой футболке для боулинга, представившийся как Франчиско, зажигает две свечи обрывком бумаги и, с трудом его потушив, относит пожертвования в церковь со стеклянным передним фасадом. Снаружи ритмично стучат поезда.

Франчиско родом из Соноры — северного штата, отделяющего Синалоа от аризонской границы, — но, по его словам, прожил в Кульякане около 60 лет. Сейчас ему 82.

— Когда я сюда приехал, это был очень спокойный, мирный городок. Но только он начал расти, как сюда понаехали наркокартели, а власти никогда не умели держать их в узде.

Он утверждает, что его вера не такая, как у наркоторговцев, и добавляет, что сам он не сталкивался с насилием напрямую.

— Нет-нет-нет. Конечно, о таких вещах судачат, но чем меньше знаешь, чем меньше в это ввязываешься, тем лучше. Тогда можно жить спокойно.

На вопрос, верит ли он, что его защищает Мальверде, он отвечает:

— Верю.

Церковь площадью от силы три тысячи квадратных футов доверху облицована дощечками с благодарностями за мнимую чудесную помощь Мальверде. По утверждению лоточника Гонсалеса, поток верующих не иссякает. После октябрьских событий он сошел было на нет, но теперь к церкви вернулась былая популярность.

За этой крытой гофрированным железом бетонной постройкой к железнодорожным путям прилегает пустырь, где у куч горящего мусора собираются наркоманы. Один из них, представившийся как Рожелио, с сильным северомексиканским акцентом рассказывает, что перебрался в город из близлежащей деревни в 9 лет, когда его отец убил его мать.

По словам этого потребителя основной продукции наркобаронов, в Кульякане существует некий уличный кодекс чести и таких, как он, могут покарать даже за мельчайшие проступки:

— Если кто-то из картеля поймает меня на улице после десяти вечера, мне несдобровать.

Как и Мальверде, члены картелей стараются предстать в образе героических защитников бедноты, выступающих против коррумпированного государства. В северной Мексике они не только задают тон во всем, что касается моды, стиля жизни и религии, — по стране ходят легенды об их щедрости. На их средства разбиваются парки и прокладываются дороги, а в разгар пандемии коронавируса они раздавали коробки с бесплатной едой, на которых стояли штампы с лицом Эль Чапо. Но, по мнению научного сотрудника Иберры, наркомафия вовсе не на стороне простых людей. Он утверждает, что представление о наркоторговцах как о народных защитниках, которое, скорее всего, пропагандируют сами группировки, — всего лишь ширма.

— Ничего они на самом деле не оплачивают, — говорит он, поясняя, что картели платят «налоги» в форме взяток губернатору, генералам и полиции, но идея о том, что они могут купить народную преданность за подарки и проекты инфраструктуры для бедных, да и весь их робингудовский образ, — это «миф, выдумка, ложь».

— Никакой наркофилантропии не существует. Иногда они строят дороги, но сами же по ним и ездят. Они не филантропы, и люди это отлично понимают. Не знаю, почему некоторые СМИ по всему миру вторят этой небылице.

Грасиэла Домингес Нава — конгрессвумен из пропрезидентской партии Морена — призывает с терпением отнестись к новой тактике АМЛО, включающей в себя формирование новой Национальной гвардии. По ее утверждению, проблема приобрела такие масштабы, что правительству очень сложно с ней бороться.

— Я верю, что Лопес Обрадор закладывает основы нового метода управления государством, — говорит она. — Я согласна, что преступность, уровень которой за последние десятилетия поднялся до небывалых высот, невозможно победить за шесть лет его президентского срока, но верю, что он готовит фундамент, чтобы задать стране новое направление развития, и не исключено, что кое-каких результатов он добьется быстрее, чем вы думаете.

Но те, кто находится на передовой борьбы с наркоторговлей, считают насилие — будь оно завуалированным, повседневным или катастрофически взрывным, как в Черный четверг, — непреодолимым.

— На что надеяться человеку, у которого диагностировали рак? Допустимо ли уверять его, что он не болен? Я не имею в виду, что болезнь неизлечима, но без сильных средств тут не обойтись, — говорит Ибарра. — Современное общество находится в состоянии тяжелого кризиса. Большие проблемы назрели во всех сферах жизни. Без комплексных мер проблему с наркокартелем «Синалоа» не решить. К счастью для жителей штата, большую часть времени наркореспублика и правовая республика мирно сосуществуют.

Как часто бывает, больше всего от насилия со стороны наркоторговцев страдают кульяканские женщины. Юная красавица Лесли, пригласившая нас в свой чисто прибранный бетонный дом в рабочем квартале на севере города, рассказывает о событии, которое изменило ее жизнь навсегда.

Восемь лет назад Лесли, тогда еще школьница, сидела в машине с друзьями, когда в голову ей выстрелил патрульный, преследовавший вседорожник с подозреваемыми в наркоторговле. Приняв за него белый пикап ее друга, солдат открыл огонь. Водитель в панике рванул прочь, и армейские патрульные начали погоню.

Когда пикап наконец остановился, Лесли без сознания лежала на сиденье с пулевым ранением. Пуля вошла в верхнюю часть ее черепа слева, а вышла справа. Девушка впала в кому и только чудом не погибла. Она перенесла три операции и по сей день прикована к инвалидному креслу.

По ее словам, до несчастного случая она хотела стать ведущей новостей, но сейчас смирилась с тем, что эта мечта неосуществима. Лесли получила диплом по социологии и ищет работу — за два года, прошедших с тех пор, как она окончила университет, трудоустроиться ей не удалось. По ее словам, мексиканское общество негативно относится к людям с ограниченными возможностями.

В настоящее время она дает публичные выступления, рассказывая людям о том, как пережитое несчастье научило ее мыслить позитивно, а в прошлом году представляла Синалоа на национальном конкурсе красоты для девушек с ограниченными возможностями. Победить она не победила, но заслужила титул «Мисс Элегантность».

— Как ни грустно это признавать, слово «наркоштат» точно характеризует реальность, в которой мы живем. Мы так привыкли к насилию, что уже не видим в нем ничего из ряда вон выходящего. Преступность окружает нас со всех сторон.

Несмотря на то что сама Лесли в результате трагической случайности осталась парализованной ниже пояса, она твердо уверена, что людям, не связанным с наркоторговлей, ничто не угрожает.

— Если сами в это не ввяжетесь, ничего с вами не случится. Говорят, наркоторговцы кому-то помогают, например, во время потопов и других стихийных бедствий. Сама я этого не видела, но слухи такие ходят. Преступность стала неотъемлемой частью общества.

Другие же становятся жертвами насилия со стороны картелей, сколько бы ни старались не высовываться.

Похищения — грубая, беспощадная тактика, используемая авторитарными режимами и преступными группировками по всей Латинской Америке. Бывает, что пропадают целые семьи. По словам жертв, не зная, что произошло с их близкими, невозможно пережить их утрату.

Мария Изабель Круз Берналь возглавляет группу женщин, которая называет себя Subuesos Guerras («Ищейки на тропе войны») и разыскивает похищенных картелями. Она ищет своего сына Йосимара Гарсию — полицейского, похищенного за три месяца до своей свадьбы.

Штаб-квартира группы находится в дуплексе в районе, жители которого принадлежат к нижней прослойке среднего класса. Прихожая дома, где когда-то жил и Йосимар, завалена ржавыми лопатами и решетами — главными орудиями труда этих женщин, постоянно ведущих раскопки в местах возможных братских могил.

К стене приколот лист А4 с тремя фотографиями Йосимара и фразой: «С Господом возможно все». Наклейка на ежедневнике Изабель, лежащем на большом захламленном столе, большими буквами вопрошает: Donde estan? («Где они?»).

Звонким, спокойным голосом она рассказывает, как три года назад ее жизнь необратимо изменилась:

— Все началось, когда мой сын был на службе. Они получили радиовызов от военных, сообщивших, что они попали в засаду. В них бросили бомбу, и им требовалась помощь. Ребята выехали на вызов, чтобы спасти солдат. Кому-то из раненых оторвало ноги, у кого-то все кишки вывалились наружу, и они отвезли их в больницу. Через два месяца в дом, где жили Йосимар и его брат, заявились какие-то вооруженные люди — некоторые были похожи на солдат, другие просто в черном. Они постучали в дверь и спросили Йосимара. Он не хотел выходить, но они заметили его в окно. Поэтому он сходил наверх за футболкой и вышел к ним. Они ударили его по ребрам прикладом винтовки, так что он от боли сложился пополам, застегнули на его руках наручники и забрали. Больше его никто не видел.

По словам Изабель, недовольные ее деятельностью группировки ей угрожали, но от горя она забыла, что такое страх.

— Забрав его, они забрали и мой страх. Я потеряла самое важное, что может потерять мать, и, пока я не найду сына, я не устану, не сдамся и не заболею.

Изабель говорит, что эта трагедия и ее последующая работа по розыску desparacidos — пропавших — стоила ей веры:

— Раньше я была из тех, кто ставит свечки, но потом поняла, что только обогащаю этим свечника.

По ее словам, власти преуменьшают статистику похищений:

— Они говорят, что ежедневно пропадают три-четыре человека, но на самом деле, скорее, восемь или девять.

Ее работа продолжается. Беседуя с нами, женщина говорит о Йосимаре в прошедшем времени — она уверена, что молодой человек уже мертв. Это вполне обоснованное предположение, учитывая систематическое насилие в Кульякане и жестокость похитителей, позволяет ей не ломать голову, что с ним сталось.

Она говорит, что отложит лопату, только найдя сына или, что более вероятно, его останки:

— Думаю, когда найдут Йосимара, я оставлю эту работу. Хочу побыть наедине со своим горем.

По ее мнению, события Черного четверга стали красноречивым напоминанием о том, что реальная власть в Кульякане принадлежит наркоторговцам, которым по-прежнему не писан закон:

— Овидио [Гусман] исчез на несколько часов, и его сразу же нашли, в то время как мы больше двух лет ищем наших похищенных близких, а власти сидят сложа руки.