Оценить обстановку: жильцы старомосковских квартир рассказывают о своих отношениях с жилплощадью

Андрей Чельцов, архитектор: «Дом, в котором мы живем, перестроил из старинной усадьбы брат медика Боткина, Дмитрий Петрович Боткин. Здесь у него жила большая коллекция картин и фарфора. После 1917 года усадьбу попилили на коммуналки. В нашем флигеле жили в основном чекисты. Я попал сюда в первый раз в годы перестройки, когда происходило массовое расселение; меня позвал знакомый — оценить, стоит ли покупать квартиру. Я сказал: "Будет геморрой, но мне нравится". А когда случился кризис 1998 года, этот приятель распродавал часть имущества и предложил квартиру мне. К тому времени остатки исторических интерьеров вывезли — помню, я еще писал письмо в Архнаследие... Мы восстановили, что сохранилось: часть лепнины, паркет, дубовые обрамления. Потом я докупил соседние помещения, и теперь у нас свой собственный подъезд. Так мы и живем».

Павел Цуканов, архитектор: «Во время войны в дом попала бомба, после реконструкции его надстроили еще на три этажа, но мы живем в дореволюционной части — постройке 1905 года. Раньше весь дом принадлежал служителям церкви Большого Вознесения, что напротив. Поэтому, когда церкви стали возвращать имущество, все тут немного паниковали. Поскольку двора у нас как такового не было, детьми мы лазали по руинам XVI века — к дому примыкают палаты времен Ивана Грозного; в основном стреляли из бумажных трубочек по прохожим. Мы еще все надеялись тогда найти клад... Так потом и случилось — умирая, бабушка сказала отцу, что в перекрытиях кое-что осталось. Мы с отцом нашли завернутые в бумагу, объеденную мышами, облигации на 8000 рублей, пролежавшие около двадцати лет. По тем временам, в конце 1980-х, на эти деньги можно было купить две машины».

Валентин Карелин, учитель истории: «Квартира в довольно простом доходном доме, скорее всего, построенном для пре­подавателей факультета восточных языков, досталась мне путем съезда с семьей из трех разных квартир. Классическую коммуналку с тремя счетчиками и ворохом проводов я еще долго потом пытался освоить — ощущение было, что в чужую кожу влезаешь. Поскольку я старьевщик по натуре, в 1980-е годы я приволок со Сретенки, где в то время варварски ремонтировалось отделение милиции — скалывались мраморные подоконники, ломались изразцовые печи кузнецовского фаянса, — и постепенно вставлял в дом подоконники, оконные откосы — панели из тика. На задней стороне панелей были твердым дореволюционным почерком сделаны карандашные надписи с чудовищными грамматическими ошибками: "х окну", "х камину".

Мария Чаушба, графический дизайнер, Виктор Жилин, повар: «Квартира принадлежала нашему прадедушке, авиаконструктору Владимиру Михай­ловичу Мясищеву. Почти весь дом занимали главнокомандующие различных войск, о чем свидетельствует огромное количество мемориальных досок. Тут жили и Буденный, и Воро­шилов. Даша, наша сестра, бегала в школу наперегонки с правнуком Рокоссовского. Когда квартира потребовала капитального ремонта, муж одной из внучек Владимира Михайловича вернул стенам прежний синий цвет — путем отковыривания более поздней краски, отреставрировал полы, лепнину, воссоздал обстановку дедушкиного кабинета. Но не то чтобы получился музей — кабинет вполне себе рабочий, в основном тут занимается чертежами муж одной из правнучек. А всего здесь в семи комнатах живут сейчас девять человек из нашей семьи».