Террористы, похожие на рок-звезд: как немецкая богемная молодежь создала РАФ — самую жесткую террористическую группировку Европы XX века

Рядом с Баадером на крыше казармы загорают пять обнаженных блондинок. Солнецезащитные очки, автоматы Калашникова. Вокруг иссушенная солнцем иорданская пустыня, горячий ветер доносит со стороны израильской границы короткие пулеметные очереди. На календаре — лето 1970-го.

Городские партизаны из RAF — богемные студенты, трудные подростки, дети профессоров и священников, поэты, философы — прилетели из Западного Берлина учиться приемам террористической вoйны. Они похожи на рок-группу на отдыхе. Партизанский командир Баадер порвал свои стильные вельветовые штаны, когда преодолевал под огнем колючую проволоку. Одна из девиц пыталась узнать у палестинских боевиков, где в лагере автомат с кока-колой. Комендант лагеря, жилистый алжирец, воюющий уже два­дцать лет, читает гостям курс лекций «Как ограбить банк» и учит обращаться со взрывчаткой. Они не расстаются с оружием — в небе то и дело появляются израильские самолеты-разведчики, лагерь может быть атакован в любой момент.

«Стрельба и секс — одно и то же, — говорит Андреас Баадер, будущий враг государства. Он кладет ногу на ногу и откидывается в шезлонге рядом со своими террористками. — Сексуальная революция и освобождение угнетенных от ига мирового империализма идут рука об руку. Кто этого не понимает, тот идиот». С плаца смотрят обалдевшие палестинские подростки. Многие из них никогда не видели обнаженной женщины, не говоря уже об обнаженной женщине с автоматом.

За эту выходку немцев в конце концов выставят из лагеря со скандалом. Они не слишком расстроятся.
Домой террористы летят по поддельным арабским паспортам, через Дамаск и восточный сектор. В самолете Баадер справедливо замечает, что умение бегать по пустыне и рыть окопы под минометным огнем не сильно пригодится в Западном Берлине, где группа собирается развязать террористическую вoйну против капитализма. Пресса быстро окрестит их «Бандой Баадера–Майнхоф», но сами они предпочтут название RAF — Rote Armee Fraktion, «Подразделение Красной армии». Генрих Белль назовет их вoйну «безнадежной борьбой шести человек против шестидесяти миллионов».

1968 год. Западный Берлин окружен стеной. Отсюда сбежали все респектабельные и состоятельные немцы — банкиры, чиновники, добропорядочные буржуа. Огромный город, еще недавно нацистская столица, полузаброшен. В ветшающие роскошные квартиры, где с потолка сыпется лепнина, вселяются панки, сквотеры, хиппи, наркоторговцы, кришнаиты, обитатели левых коммун, проститутки обоих полов, студенты, певички, малоизвестные режиссеры, Дэвид Боуи, Игги Поп. Это единственный город Европы, где бары и ночные клубы не закрываются никогда, — не город, а праздник в ожидании катастрофы; стадион перед началом рок-концерта, в тот момент, когда на сцене еще темно, но толпа уже скандирует название группы. В воздухе предчувствие драки. Детям вчерашних нацистов по двадцать пять — коллективная вина родителей одновременно давит и освобождает.
Полиция убивает левого студента-активиста на митинге против визита иранского шаха. Шах в это время слушает «Волшебную флейту» в ложе Берлинской оперы и советует мэру Берлина «не брать это в голову, потому что в Тегеране такое случается каждый день». На следующей демонстрации полицейских забрасывают камнями с таким неистовством, что министерство внутренних дел немедленно начинает закупать щиты, шлемы и резиновые дубинки. После того как террорист-одиночка стреляет в Руди Дучке, лидера левого студенческого союза, Гудрун Энслин, дочь пастора, активистка антивоенного движения, говорит: «Это поколение Аушвица. С людьми, которые построили Аушвиц, дискутировать бесполезно. У них есть оружие, а у нас нет. Надо вооружаться».
В здание консервативного издательства Springer летят бутылки с горючей смесью. Немецкие левые одержимы напалмом — вьетнамская вoйна в разгаре, американская авиация выжигает партизан из джунглей. Когда в Бельгии сгорает торговый центр — погибает триста человек, — левая молодежь воспринимает это как возмездие.

Баадер и Энслин встречаются случайно в каком-то баре, где толпа студентов до утра курит траву и спорит о политике. Баадер — красавец, делинквент, сын профессора истории, погибшего на Восточном фронте. В Берлин Андреас сбежал от призыва в армию и от очередного тюремного срока за кражи мотоциклов. Баадер живет с популярным художником и его женой. Андреас «больше похож на Марлона Брандо, чем на хиппи и говорит только на две темы — угон дорогих машин и терроризм». Гудрун Энслин недавно разорвала помолвку с женихом-клерком. Она коротко стрижет светлые волосы, носит кожаные куртки и темные очки. Когда Баадер произносит свои длинные монологи, Энслин молча разглядывает слушателей, «как королевская кобра перед броском», находит сомневающихся и добивает их парой точных реплик. Она называет его «детка», он ее — «п***» (как, впрочем, и всех женщин).

Теперь Баадер и Энслин неразлучны. Они будут вместе грабить банки и стрелять в полицейских, вместе угонять машины, вместе прятаться от облав. После этой встречи они будут жить не очень долго и не очень счастливо, но умрут в один день. Для начала будущие командиры городских партизан решают поджечь супермаркет. 2 апреля 1968-го они и еще двое друзей отправляются во Франкфурт и минируют там два торговых центра. Детонаторы выставлены на полночь.

«Гори, супермаркет, гори!» — если бы RAF были рок-группой, так мог бы называться их первый сингл.

1968-й. Пока парижские студенты разыскивают под асфальтом пляж и требуют невозможного, в Берлине идет суд по делу поджигателей. Они смеются и кидают в зал суда конфетные фантики. Когда им дают три года тюрьмы, они свистят и кричат: «Давайте четыре!» Они просыпаются знаменитыми — новые звезды, новые идолы берлинской молодежи, всех этих сквотеров, левых активистов, рокеров и убежденных наркоманов. В тюрьме у Гудрун Энслин возьмет интервью известная левая журналистка Ульрика Майнхоф.

Майнхоф редактор журнала kon­kret, главная телелевачка Германии, — ее приглашают в эфиры, чтобы услышать в меру радикальное мнение. Ульрика с улыбкой рассказывает ведущим, что вьетнамских детей, по ее мнению, не стоит жечь напалмом. У Ульрики есть муж (издатель журнала), две дочери, небольшая вилла в стиле ар-деко. Дела идут хорошо — тиражи растут с тех пор, как konkret начал выходить с обнаженными моделями на обложке, мешая левую пропаганду с последними сплетнями.

Вот Майнхоф скучает на пикнике с бокалом шампанского. Вокруг люди, которых в берлинских сквотах принято презрительно называть «модными красными» — фрондирующие университетские профессора, мучимые благотворительностью жены банкиров, холеные политические колумнисты. Энслин, красивая, резкая и прямая, как удар в челюсть, переворачивает мир Майнхоф. Пока Ульрика пишет колонки, Энслин взрывает бомбы. Майнхоф спрашивает о ней тюремного психолога. «Думаю, — говорит психолог, — эту девушку изводит героическое нетерпение, терзает ущербность нашего существования».

Майнхоф берет длинное откровенное интервью и отказывается его публиковать: «После всего, что они мне наговорили, их бы не выпустили из тюрьмы никогда».

Серебристый Mercedes летит по шоссе на скорости 200 км/ч. Баадер не обращает внимания на светофоры и знаки. Энслин на переднем сиденье. Спустя 13 месяцев их выпустили под обязательства заняться социальной работой — трудными подростками занялись трудные подростки. Благодаря связям Майнхоф они вытрясают из «модных красных» пожертвования, привозят в приюты краденые сигареты, кока-колу и цитатники Мао. В немецких детдомах полутюремный режим, постоянные бунты — недавно воспитанники вырвали из стен батареи, полили паркет бензином и подожгли. Сотню самых буйных Баадер и Энслин берут под крыло — учат вскрывать машины, водят по барам и пристраивают пожить к студентам из богатых семей. Детдомовцы тащат у студентов все, что не приколочено: книги, ценные вещи, стереосистемы. «Все правильно, — смеется Баадер. — Это ваши будущие дантисты и адвокаты, они еще успеют на вас как следует нажиться». Его детдомовских роади ждет совсем другая участь: они будущие бойцы RAF.

Один из новичков говорит, что у Баадера стильная кожаная куртка. Тот снимает ее и бросает мальчишке: «Держи. Твоя».

Когда полиция пытается вернуть их под арест, Баадер и Энслин берут друзей и бегут сначала во Францию, потом в Италию. В Париже они живут у богатого тусовщика Режи Дебре, друга недавно убитого Че Гевары. В Неаполе у них крадут Mercedes, который они чудом не успели разбить. В Риме их пускает к себе знакомый композитор — Баадер экспроприирует на дело революции половину его шелковых рубашек. Дома их ждут либо тюрьма, либо бунт.

Веранда итальянского кафе, зонтики, сонный официант, напротив барочная церковь. Андреас Баадер курит и пьет эспрессо. По радио только что передали, что суд отклонил последнюю апелляцию по их делу. Гудрун Энслин хотела написать книгу, но теперь не получится. Она накручивает на палец светлый локон: «Да и ладно. Тогда продолжим в том же духе». Никаких книг. Берлинская публика хочет новый альбом.

Андреас Баадер мучительно пытается вспомнить, сколько у него детей. Количество детей указано в поддельном паспорте, который прямо сейчас пристально рассматривает офицер полиции, но Баадер выучил имя и дату рождения, а про детей забыл. Полицейские остановили машину — угнанную Alfa Romeo с фальшивыми номерами, — когда подпольщики, злые и перемазанные землей, возвращались с кладбища, где искали ящик с оружием. «Трое... Нет, вроде двое... А, ладно, вяжите меня, свиньи», — наконец говорит Баадер.

Чтобы достать его из тюрьмы, группа разрабатывает сложный план. Ульрика Майнхоф просит, чтобы Баадера привезли в библиотеку для интервью. Там его отобьют у охраны. Пистолеты Beretta и слезоточивый газ для акции продают знакомые нацисты из бара «Волчье логово». Никто не ранен, кроме пожилого библиотекаря. Ульрика к этому времени уже бросит мужа-издателя и заберет дочерей (вскоре она попытается сдать их в лагерь для палестинских сирот). Выпрыгивая вслед за террористами из окна первого этажа, бывшая респектабельная журналистка Майнхоф вспоминает тот день, когда окончательно стала в группе своей: однажды вечером Баадер и Энслин угостили ее психоделиками. Стены плыли, приступы бешенства сменялись умиротворением. Под утро Энслин сказала: «Я поняла. Надо нарушить все заповеди. Все семь, каждую по очереди».

На следующий день после операции в библиотеке фотографии Ульрики Майнхоф расклеены по всему городу: «Разыскивается». Полицейские плакаты похожи на концертные афиши.

Перед палестинским турне городские партизаны грабят три банка сразу — в расширенном составе, вместе с обкуренными хиппи-ситуационистами из «Движения 2 июня» и своим адвокатом Хорстом Малером. Одно ограбление приносит им 150 тысяч дойчмарок, второе — 50 тысяч. Меньше всего добудет отряд Ульрики Майнхоф — она потеряет сумку с 95 тысячами марок, и за это товарищи впервые назовут ее «бессмысленной буржуазной коровой».

Берлин, Франкфурт, Эссен, Нюрнберг, Гамбург, Бонн, снова Берлин. «Подразделение Красной армии», два десятка бойцов, отправляется в двухлетний тур по банкам Западной Германии, оставляя за собой опустошенные сейфы, мертвых полицейских, городские легенды и атмосферу паранойи. Машины угоняют, перекрашивают и перебивают номера или просто берут в аренду по поддельным документам и жгут после окончания операции. Бланки и печати для поддельных паспортов добывают, грабя административные здания. Почти в каждом городе есть фанаты, готовые помочь, укрыть, отвлечь полицию, сходить на разведку. В конспиративных квартирах прихожая выглядит как можно благопристойнее, в комнатах — ничего кроме матрасов на полу, груды оружия и рации, настроенной на полицейскую волну. Паранойя выматывает — Баадер непрерывно курит и подсаживается на стимуляторы. Он обесцвечивает волосы перекисью, Гудрун красится в черный. Любимая тема для шуток в группе — про то как Ульрика, проведя полжизни за печатной машинкой, за пару недель научилась вскрывать машины быстрее, чем Баадер, который занимается этим всю жизнь.

15 июля 1971-го. Полиция Гам­бурга — три тысячи человек — поднята по тревоге. Дороги перекрыты. В два часа дня полицейское заграждение на полной скорости сносит синяя BMW 2002. Через десять или двадцать километров полицейские машины догоняют ее и прижимают к обочине. Из BMW выпрыгивают двое — девушка со светлыми волосами и мрачный бородатый парень — и бегут. Девятнадцатилетняя блондинка Петра Шельм — она была за рулем — ныряет в ближайшую подворотню, ее напарник Вернер Хоппе бежит по парку к соседней стройке. Над парком завис вертолет. Стройку окружают восемьдесят полицейских. Когда на Хоппе надевают наручники, он кричит: «Суки, свиньи! В жопу меня поцелуйте!» Петра успевает сделать один выстрел из бельгийского армейского пистолета FN. Ответная пуля пробивает ей левую скулу.

Гамбург, вечер 22 октября 1971-го. Ульрика Майнхоф возвращается с общей встречи на конспиративной квартире. С ней двое боевиков — Магрит Шиллер и Герхард Мюллер. Внезапно сзади тормозит полицейский Mercedes, а впереди включает ослепительный дальний свет черный Ford без опознавательных знаков. Мюллер начинает стрелять — один полицейский ранен в ногу, второй убит. Магрит в суматохе угоняет Mercedes — полицейские забыли ключи в замке зажигания. Через несколько часов ее задержит другой наряд: «Фройляйн, мы бы хотели обыскать вашу сумку». — «А я-то думала, вы трахнуть меня хотите», — отвечает она со смешком. В сумке находят девятимиллиметровый Walther и ключи от патрульной машины. После ареста Магрит показывают папарацци. Дикий взгляд, прическа растрепана, мини-юбка сбилась — в свете вспышек Магрит похожа на нетрезвую звезду на красной дорожке.

Из полицейского протокола: «В числе изъятого: 22 комикса о Микки-Маусе. Есть основания полагать, что их читал лидер террористов, Андреас Баадер».

22 декабря 1971-го, Кредитно-обменный банк в Кайзерслаутене. К припаркованному рядом с банком красному микроавтобусу Volkswagen подходит прилежный немецкий полицейский. «Добрый день, здесь нельзя парковаться». В машине играет громкая музыка, за рулем парень в кожаной куртке, и сержант успевает подумать, что молодежь отбилась от рук. Вместо ответа водитель стреляет. Полицейский поворачивается, чтобы убежать, и получает пулю в спину. Он ползет к дверям банка. Стрелок смотрит, не пытаясь его остановить. Внутри раненого встречают бойцы RAF, набивающие сумки банкнотами, — автоматы, карнавальные маски вместо балаклав. Умирающий полицейский успевает один раз выстрелить из табельного оружия. Его добивают выстрелом в голову.

В январе 1972-го Bild публикует сенсационную статью: Андреас Баадер собирается сдаться властям. В ответ редакция получает письмо с издевательской отповедью, которое перепечатывают все газеты страны. В конце письма Баадер оставляет журналистам свой автограф и отпечаток пальца. Социологические опросы показывают, что 20% немецкой молодежи (8 миллионов человек) поддерживают цели и методы RAF, а 10% готовы их укрывать.
Франкфуртский скульптор Дирк Хофф о RAF не думает. Прямо сейчас он пытается понять, где мог недавно видеть Герхарда Мюллера, с которым когда-то учился в кино­школе. Мюллер размахивает руками:

— Это для клипа, чувак. Мы снимаем клип, и там есть сцена, где женщина рожает бомбу. Типа как Богоматерь. Улет, да? Ты кайфово работаешь по металлу, можешь сделать такое крепление?

Мюллера можно увидеть на листовках «Разыскивается за убийство полицейского» — но к тому времени, когда Хофф это поймет, ему уже придется выполнить несколько странных заказов, все больше напоминающих детали для бомб. Когда Дирк наконец попытается узнать, что за съемки требуют такого количества детонаторов, ему объяснят, что кино называется «вoйна с капиталистическими свиньями», дадут денег за хорошее поведение, а за плохое пообещают пристрелить.

Первые три бомбы взорвутся вечером 11 мая 1972 года в офицерской столовой штаба V корпуса армии США, во Франкфурте-на-Майне. 13 раненых, один убитый: капитану, недавно вернувшемуся из Вьетнама, пробьет горло осколком стекла. День спустя в штаб-квартире гамбургской полиции взрываются два обрезка труб, начиненные взрывчаткой. Через два часа после этого рядом со зданием криминальной полиции Мюнхена взрывается Ford 12M, набитый тротилом, — сгорают 60 припаркованных рядом машин, стекла выбивает на всех шести этажах. 15 мая три бомбы взрываются в здании издательства Springer и ранят несколько корректоров. Работники издательства считаются гражданскими, и боевики RAF несколько раз звонят в Springer, предупреждая о взрыве, и ругаются с телефонистами. Террористов принимают за пранкеров. 24 мая 1972-го два взрывных устройства срабатывают в штабе американских войск в Европе. Раненые выглядят страшно — взрывная волна их как будто оскальпировала. Один солдат умирает на руках у врачей, второго медицинской бригаде приходится в буквальном смысле собирать по частям. Третьего давит упавший автомат с кока-колой.

В ответ на взрывы правительство ФРГ поднимает в воздух все вертолеты, которые есть в стране, и выставляет блокпост на каждой трассе. Эти меры окажутся ненужными: чтобы поймать Андреаса Баадера, хватит одного бдительного старичка, который замечает у себя во дворе гараж, набитый мешками с подозрительным белым веществом, и звонит в полицию. За гаражом устанавливают наблюдение. В 5:50 утра подъезжает темно-синяя Porsche Targa. Двое — Андреас Баадер и Хольгер Мейнс — идут в гараж. Водитель, Ян-Карл Распе, главный механик группы, остается в машине.

Распе сдается без сопротивления. Баадер и Мейнс отстреливаются, полиция пригоняет 150 человек и броневик. Баадер — в одной руке револьвер, в другой сигарета — укрывается за стоящей в гараже серебристой Iso Rivolta. Гранаты со слезоточивым газом он выбрасывает обратно на улицу. Перестрелка продолжается, пока внимательная старушка с третьего этажа не приглашает полицейского снайпера к окну, из которого открывается прекрасная линия огня. Через минуту Баадер корчится на полу в луже крови, а Мейнс выходит с поднятыми руками. Его раздевают и волокут в автозак. Баадера тащат на носилках. «Свиньи, е*** менты!» — кричит он прямо в камеру съемочной группы, случайно оказавшейся рядом. С обесцвеченными волосами, в темных очках и шелковой рубашке он похож на рок-музыканта, которого увозят в рехаб.

Гудрун Энслин попадется неделю спустя: продавщица в бутике найдет в ее куртке пистолет и вызовет полицию. Энслин будет вспоминать: «Таксист... Увидел меня в зеркале заднего вида, в отсвете сигареты. Узнал. Я была как загнанный зверь в джунглях. Потом мне пришло в голову, что нужно сменить внешность... Но в магазине я никак не могла собраться. Все произошло так быстро. Иначе бы я, конечно, взяла заложницу и забрала пару копов...»

Майнхоф арестуют последней.Следующие пять лет основатели RAF проведут в одиночках, в тюрьме, оборудованной специально для них. Суд они превратят одновременно и в фарс, и в политическую трибуну. Один раз нападут на судью. Получат пожизненное. «Красные адвокаты», которых почти не обыскивают, будут проносить им запрещенные предметы и письма. Тюремная администрация то разрешает заключенным общаться, то изводит их системой «мертвых коридоров», режимом полной изоляции, когда в камеры неделями не проникает ни звука. Заключенные устраивают голодовки.

Вторым поколением боевиков будет командовать Петер Юрген Боок, которому Баадер когда-то подарил свою куртку. Боевики похитят кандидата в мэры Берлина, украдут влиятельного политика, захватят посольство, убьют крупного банкира — заложники нужны, чтобы обменять на них основателей группировки. В 1977-м палестинские коммандос по просьбе RAF угонят боинг с 86 немецкими туристами. Баадер, Энслин и их соседи по тюрьме готовятся к освобождению — им передают оружие.

Полиции, которая приедет обсуждать с ним условия, Баадер, к тому времени уже полубезумный, признается: «Мы никого из новых не знаем. У нас есть влияние, но мы их не контролируем... Когда вы нас сажали, вы должны были понимать, что дети, которые придут за нами, будут жестче, гораздо жестче».

Андреас Баадер считал, что книгу о RAF нужно назвать «Языком оружия». Так мог бы называться их последний альбом. После того как операция с боингом сорвется, основателей RAF найдут в камерах мертвыми.