Почему все-таки мужчины не плачут? Как болезнь изменила понятие мужественности для автора Правила жизни
«Я никогда и никому об этом не говорил, — произнес мужчина в заднем ряду. — Но я убил своего младшего брата». У него был ровный, неэмоциональный голос.
Мы слушали его молча. Пять человек в центре круга, около шестидесяти — в комнате. Никто не знал, как реагировать, потому что такое слышишь не каждый день и еще потому, что все это происходило на конференции, посвященной социальным сетям и диабету 1-го типа. Но мужчина, кажется, не очень переживал, а переспрашивать никому не хотелось, так что он продолжил рассказывать. У них с братом диагностировали диабет 1-го типа еще в детстве, настолько рано, что они не запомнили, когда точно. С этой болезнью такое бывает. Диабет их объединял — из людей с такой болезнью они знали только друг друга. Не то чтобы они обсуждали ее. «Говорить об этом было тяжело, так что мы не говорили. Ни один из нас не был готов попросить другого о помощи». Оба учились жить со своим сложным, тяжелым диагнозом в одиночестве, этот шестидесятилетний ребенок из Теннесси и его младший брат, которому не посчастливилось прожить так долго. Бок о бок или, может быть, спина к спине — двое братьев жили с диабетом, пока не остался только один.
Что меня больше всего удивило в истории этого человека — то, насколько она была понятна. У меня диагностировали диабет ближе к сорока, что случается не так часто, но все-таки случается. Я заставил себя доползти до эндокринолога в первый рабочий день 2016-го. Праздники я провалялся больным. Я похудел — что сначала было приятно, а потом страшно. Я бегал в туалет по сто раз на дню. Меня постоянно мучила жажда. Я выглядел совершенно изможденным. Врач сделал анализы, в тот же день прописал мне инсулин и заставил меня сделать себе первый укол прямо там, на месте. Прежде чем я вышел из его кабинета, он посмотрел мне в глаза и сказал: «Найдите группу поддержки, куда ходят другие взрослые с диабетом 1-го типа. Поговорите с ними. Начните ее посещать. Вам это понадобится».
Он был прав, и я это знал, поэтому удивился сам себе, когда вдруг ответил: «Да нет, не надо, все нормально». У меня только что нашли хроническую болезнь, которая поменяет всю мою жизнь, с этим я еще мог смириться. Но признаться в этом другому человеку? Попросить помощи? Немыслимо.
С диабетом 1-го типа можно жить, но это жизнь по часам. Больной берет на себя роль печени, которую выключила его иммунная система, и начинает сам отвечать за уровень сахара в своей крови. Прежде чем съесть что-нибудь, надо быстро прикинуть, сколько в еде углеводов, и вколоть себе достаточно инсулина, чтобы покрыть это количество. Каждый день — задачник по математике для пятого класса. Это как вести машину по извилистой дороге и при этом от заданной скорости не отклоняться даже на несколько км/ч. Выматывает.
Но это не слабость. Это болезнь, которая поражает молодых и старых, активных и затворников. Никакой морали здесь нет. Просто диагноз.
Через пару недель после того, как у меня нашли болезнь, я рассказал о своем диагнозе всем, кого знал. Отчасти от облегчения — я наконец-то знал, что со мной. Отчасти — потому что приходилось к слову на дружеских встречах. Но когда мои друзья и близкие спрашивали, как я справляюсь, каково мне теперь жить и насколько меня пугает происходящее (пугало сильно), то я отвечал быстро и на автомате: «Да нормально. Я в порядке. Это легко». Легко не было. Сейчас мне вспоминаются бессонница, волнение из-за каждого съеденного куска, проверки на уровень сахара в крови через каждые пятьсот метров утренней пробежки. Это была жизнь в режиме непрерывной панической атаки, с которой я зачем-то решил справляться в одиночестве. Однажды я навещал родителей, и моя мать, заметив, что у меня трясутся руки, сказала, ни к кому вроде бы не обращаясь: «Знаете, когда говорят, что мужчина должен быть сильным, обычно имеют в виду умение открывать плотно закрытые банки». Это было прямое приглашение открыться. Я так им и не воспользовался.
Если парень вроде меня — а я, когда умерла моя собака, опубликовал три статьи о том, как мне из-за этого грустно, — оказался не в состоянии попросить помощи в таком важном деле, как здоровье, что делать тем, кто более закрыт? Если я не могу заставить себя сходить на встречу людей, страдающих хронической болезнью, могу ли я винить тех, кто отказывается от психотерапии?
Глубоко внутри каждого из нас сидит желание быть парнем, у которого всегда есть ответы на все вопросы и которому никогда не нужна помощь. Я делал вид, что я и есть этот парень, но на самом деле у меня не было ответов на вопросы вроде «Убьет ли меня длинная пробежка?» или «Как мне теперь есть?». Мы все стараемся втиснуться в пиджаки, доставшиеся нам от отцов, и не задумываемся о том, что эта одежда была сшита по их меркам. Мы все еще сравниваем себя с героями старых вестернов и не спрашиваем себя, действительно ли молчание — выбор сильных или Джон Уэйн (американский «король вестерна». — Правила жизни) просто не умеет разговаривать с людьми?
В конце концов я преодолел свой страх, в основном потому, что мне не терпелось снова стать здоровым. Я сходил на встречу, познакомился с несколькими людьми, которым приходилось жить с теми же проблемами, но дольше моего, и ответил на несколько вопросов тех, кому диагноз только что поставили. С кем-то я подружился. Начал бегать по утрам с другими диабетиками. Постепенно ужас отступил. Я познакомился с Крейгом Стабингом, ведущим Beta Cell, подкаста для диабетиков, — он в основном берет интервью у других больных диабетом 1-го типа, спрашивает об их привычках, образе жизни и о том, как они справляются с болезнью. Это хороший подкаст и как раз то, что нужно услышать людям, недавно узнавшим о своем диагнозе.
И хотя диабетом 1-го типа с одинаковой частотой болеют и мужчины и женщины, в группах Beta Cell в социальных сетях 80% женщин. Стабинг говорит: «Мне кажется, диабет 1-го типа кому-то может показаться слабостью, поэтому мужчины скрывают свой диагноз, не говорят о болезни и не общаются с другими больными. Они не хотят выглядеть слабыми». Исключение, как ни странно, спортсмены. «Мужчины, которые говорят о своем диагнозе открыто, обычно используют его как дополнительное подтверждение своей мужественности — вот, смотрите, чего я добился, несмотря на болезнь». Я заглянул в свой инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) и обнаружил, что те несколько раз, когда я упоминал диабет, — посты о длинных пробежках, во время которых мне удалось сохранить уровень глюкозы стабильным. Когда я выигрывал у болезни. Когда я побеждал. В те моменты, когда я не подходил под стандарты инстаграмного успеха, когда мне нужна была помощь, когда я мог показаться уязвимым, — тогда я ничего не постил.
Ну так вот. Мне сорок восемь лет, я пытаюсь привыкнуть к новой хронической болезни и понимаю, насколько глубоко я поражен другой, гораздо более опасной, — тем, что принято называть токсичной маскулинностью. Все, хватит. Я не могу справляться с диабетом в одиночку. Мне нужна помощь. Правила культуры, в которой я воспитан, гласят, что сказать такое вслух — значит утратить мужественность.
Господи, какое облегчение!
Мужчина в последнем ряду продолжал свой рассказ. Оказалось, что его младший брат пытался справиться со слишком высоким уровнем сахара в крови и вколол себе слишком много инсулина. Он потерял сознание от гипогликемии — за рулем. Врезался в дерево и умер от потери крови. С тех пор рассказчик винил себя. Если бы только он успел ему сказать! Что именно сказать — он не знает. Его младший брат погиб при нелепом несчастном случае, этот человек был совершенно ни при чем, и теперь его душит бессмысленное чувство вины. Если бы хоть раз они поговорили откровенно! Это не спасло бы жизнь его брату, но, возможно, спасло бы жизнь ему самому.
Я хотел поймать его после окончания конференции, дать ему свои контакты, узнать, не нужна ли какая-нибудь помощь. Может быть, заронить ему в голову мысль о том, что смерть брата — не его вина. Но не смог его найти — видимо, он сразу ушел. Прежде, чем выдался шанс поговорить. Как будто перестал существовать одним усилием воли.
Материал был впервые опубликован в Правила жизни US.