Владимир Познер — о том, что такое гениальность. Колонка «Правил жизни»

Владимир Познер рассказывает, как узнал от отца, чем гений отличается от всех остальных.
Владимир Познер — о том, что такое гениальность. Колонка «Правил жизни»
Legion-Media

Совсем недавно, после долгого перерыва, я вновь увиделся с любимой женщиной. Я шел ей навстречу с замиранием сердца, протискиваясь сквозь бесчисленное количество зевак, предвкушая скорое наслаждение. Наконец, я увидел ее издали: как всегда, ее окружала плотная толпа и, как всегда, она взирала на нее с полным безразличием, чуть улыбаясь одной ей известной мысли. Впрочем, нет, ни на кого она не взирала, она смотрела мимо всех, смотрела на меня и мне же улыбалась, вспоминая, быть может, тот давний день, когда я, впервые увидев ее наяву, заплакал от счастья.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Легко расчистив себе путь, я оказался прямо перед ней. Мы долго молча смотрели в глаза друг другу. Когда я увидел ее впервые, мне шел сорок седьмой год, теперь шел семьдесят второй, и я, конечно же, изменился. Она же была все той же, непостижимо прекрасной — не столько пушкинским гением чистой красоты, сколько созданием чистого гения.

Зо­вут ее Джо­кон­дой.

Что та­кое ге­ний?

Мне бы­ло лет де­сять или одиннадцать, когда я задал этот вопрос моему отцу.

— Что та­кое ге­ний? — повторил он за мной. — А сейчас ты поймешь. Жил-был, — на­чал мой па­па, — маль­чик по имени Карл и по фамилии Га­усс. Жил он в Гер­ма­нии в го­ро­де Бра­уншвей­ге. Бы­ло это лет сто пятьдесят — двести назад. Когда маленькому Карлу исполнилось шесть лет, его отправили в школу учиться всякой всячине, в том чис­ле ариф­ме­ти­ке: сло­же­нию, вы­чи­та­нию, ум­но­же­нию и де­ле­нию. Од­наж­ды, — про­дол­жал мой па­па, — учителю арифметики по­па­лась необыкновенно ин­те­рес­ная кни­га. Ему хо­те­лось по­чи­тать ее, а не за­ни­мать­ся с эти­ми ма­лень­ки­ми бал­бе­са­ми. И вот он при­ду­мал, как их за­нять. «Де­ти, — ска­зал он, — на­пи­ши­те все чис­ла от еди­ни­цы до ста и сложи­те их. Ког­да по­лу­чи­те от­вет, ска­же­те мне». И он стал чи­тать.

Па­па по­смо­т­рел на ме­ня и ска­зал:

— Ну, да­вай, пи­ши чис­ла.

Я взял лист бу­ма­ги и стал за­пи­сы­вать стол­би­ком:

1

2

3

4

5

....

Папа остановил меня.

— Сра­зу вид­но, что ты не ге­ний, — ска­зал он. — Все де­ти ста­ли за­пи­сы­вать чис­ла стол­би­ком, как ты. Но не прошло и ми­ну­ты, как ма­лень­кий Карл под­нял ру­ку. «Те­бе что, Га­усс, в ту­а­лет?» — спро­сил учи­тель. «Нет, господин учитель, — от­ве­тил Га­усс, — я по­лу­чил ответ». «И что это за от­вет?» — силь­но уди­вил­ся учи­тель. «Пять ты­сяч пять­де­сят, гос­по­дин учи­тель». «И как же ты по­лу­чил этот от­вет?» — еще боль­ше уди­вил­ся учи­тель, ко­то­рый и сам не знал, что по­лу­чит­ся, ес­ли сло­жить все чис­ла от од­но­го до ста. «Очень про­сто, гос­по­дин учи­тель, — отве­тил ма­лень­кий Га­усс. — Пред­ставь­те все чис­ла от еди­ни­цы до ста, за­пи­сан­ные в ряд, вот так», — и он подошел к до­с­ке и на­пи­сал:

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

1 + 2 + 3 + 4 + 5......50 + 51......96 + 97 + 98 + 99 + 100

«Те­перь, — про­дол­жал он, — сло­жи­те две край­ние па­ры: 1 + 100 = 101. Те­перь сло­жи­те сле­ду­ю­щую край­нюю пару: 2 + 99 = 101. Те­перь сле­ду­ю­щую: 3 + 98 = 101. И так до по­след­ней па­ры: 50 + 51 = 101. Зна­чит, пять­де­сят пар по сто од­но­му, мно­жим 101 на 50, по­лу­ча­ет­ся 5050». И учи­тель по­нял, что он име­ет де­ло с ге­ни­ем.

— Га­усс был ве­ли­ким, ге­ни­аль­ным ма­те­ма­ти­ком, а ге­ний, — ска­зал мой па­па, — это тот, ко­то­рый ви­дит все не так, как мы с то­бой, это тот, у ко­то­ро­го го­ло­ва ра­бо­та­ет ина­че, он ви­дит то же са­мое, что ви­дим мы, но ви­дит совершенно иначе.

Да, это так. При­мер Га­ус­са пре­кра­сен и со­вер­шен­но по­ня­тен. А Джо­кон­да? Что уви­дел Ле­о­нар­до, что управляло его рукой, почему миллионы технически совершенных репродукций не передают и доли того, что передает оригинал? Как объяснить это?

Иногда меня спрашивают: «Если бы вы могли взять одно-единственное интервью у одного-единственного человека, жившего когда либо на свете, кого бы вы избрали?» Отвечаю: Леонардо да Винчи. Скорее всего, я бы ничего не понял, вряд ли он смог бы (или захотел бы) начертить для меня свой «ряд Гаусса». Но я прикоснулся бы к величайшему гению и, быть может, понял бы, чему так пленительно улыбается Джоконда.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: