Ни ногой
ДЭЙВ ЭГГЕРС,
писатель, номинированный на Пулитцеровскую премию за свою первую книгу «Рвущий сердце труд потрясающей гениальности».
Дети в Соединенных Штатах считают футбол самой популярной игрой в мире. Они искренне верят в это, потому что в футбол играют все маленькие американцы без исключения. Играют потому, что это закон, запечатленный в древнем уставе, который хранится в столице каждого штата и, помимо всего остального, предписывает шестилетним приносить клятву верности американскому флагу — кошмарное, между прочим, зрелище — и раз в год наряжаться крошечными пилигримами с ватными бородами.
По субботам все ровные зеленые места в принадлежащей США части континента усеяны маленькими фигурками в спортивной форме — они гоняют по полю мячик к вящему ужасу и восторгу родителей, которые, как правило, абсолютно не понимают, что происходит. Главный виновник этого повального увлечения — Американская молодежная организация любителей футбола, созданная в семидесятых с целью популяризации футбола среди молодого населения Америки и добившаяся в этом деле поразительных успехов. За считанные годы футбол завоевал симпатии множества американских родителей, в первую очередь тех, кто не замечал у своих детей особенных спортивных талантов.
Прелесть футбола в глазах малышей состоит в том, что для создания видимости игры практически не нужно никаких специальных навыков. На свете нет другого вида спорта, который был бы столь же нетребователен: 22 ребенка могут носиться туда-сюда, по большей части бесцельно, или собирать цветы у кромки поля, или вопить без всякой разумной причины — и, несмотря на это, игра будет в целом напоминать настоящий футбольный матч. Если в куче-мале из 22 игроков найдутся трое-четверо мальчишек с приличной координацией, вы увидите и дриблинг, а пару раз мяч наверняка угодит в сетку. Чем не футбол?
Почти все американские дети считают, что футбол вошел в их жизнь навсегда. В восемь лет, будучи центральным полузащитником непобедимых «Бомбардиров» (с несравненным мистером Купером в роли тренера), я свято верил, что останусь центральным полузащитником вплоть до самого дня своей смерти. Мне и в голову не приходило, что моя жизнь может повернуться как-то иначе.
Но когда дети в США дорастают лет до десяти, с ними что-то случается. Примерно 88% из них расстаются с футболом быстро и бесповоротно. Вместо него они выбирают бейсбол, американский футбол, баскетбол, хоккей на льду или на траве и, как это ни грустно, гольф. Еще немного позже они бросают и эти виды спорта и начинают смотреть их по телевизору, включая, как это ни грустно, гольф.
В какой-то мере этот отказ от привычной с детства игры объясняется представлением о футболе как об излюбленной забаве коммунистов, которое долго бытовало среди влиятельных американцев. Когда мне было 13 — задолго до эпохи гласности, тем более до падения Стены, — мой учитель физкультуры проводил убедительную параллель между футболом и творцами «железного занавеса». Помню, однажды я спросил, почему у него на уроках не играют в футбол. Его лицо потемнело. Он отвел меня в сторонку. И дрожащим голосом, едва сдерживая негодование, объяснил, что предпочитает честные, порядочные виды спорта, в которых пользуются руками. Игры, в которых обходятся без рук, сказал он, — это выдумки коммунистов, и играют в них исключительно русские, немцы, поляки и прочая красная шушера. Действовать руками — это по-американски, а пускать в ход ноги позволительно только приверженцам учений Маркса и Ленина.
По самой распространенной версии, граждане США узнали о существовании чемпионата мира по футболу в 1986 году. В нашей стране игры практически не транслировались, но отдельные сообщения о них поступали от иностранных корреспондентов. Мы были встревожены этими сообщениями, опасались эффекта домино и гадали, нельзя ли остановить эпидемию путем отправки в Кельн или Марсель парочки наших военных советников. Только в 1990-м жители США увидели по телевидению весь чемпионат — но и тогда трансляции шли после полуночи, причем с комментариями на испанском.
Чуть позже, в 1994 году, чемпионат пришел к нам. Об этом слышали от 4 до 5% населения, примерно столько же процентов от этого количества посетили матчи. Этих людей хватило, чтобы заполнить стадионы, и все сочли эксперимент успешным. Футбольные объединения воспряли духом: нынешняя Лига выглядит вполне жизнеспособной, хотя отчеты о ее матчах обычно прячутся в нижних строках спортивных колонок, рядом с рекламой автомобилей и результатами соревнований по биатлону.
Наше стойкое равнодушие к игре, покорившей весь мир, легко объяснить двумя причинами. Во-первых, как нация чудаковатых и азартных изобретателей, мы предпочитаем то, что придумали сами: например, американский футбол, бейсбол или баскетбол. Если мы можем претендовать хотя бы на участие в изобретении чего-либо — теннис, радио, — то мы охотно проявляем к этому пассивный интерес. Но футбол изобрели не мы, а потому он вызывает у нас подозрения.
Второе и гораздо более важное обстоятельство, мешающее росту профессионального футбола в целом, — это так называемые нырки («нырок» — умышленное падение, симуляция, провоцирующая арбитра. — Правила жизни). Возможно, американцы и правда чересчур много о себе мнят, но наше глубокое отвращение к тем, кто пытается обманом добиться пенальти, по-моему, заслуживает уважения. Хорошо это или плохо, но американские спортивные игры построены на прозрачности (или на ее подобии) и на трудовой этике крови и пота. Среди них, конечно, есть несколько таких, где «нырки» тоже практикуются, хотя и в гораздо меньшей степени. В американском футболе на симуляции не выедешь: там все слишком сложно и опасно. Бейсбол? Исключено: нельзя прикинуться, что в тебя попал бейсбольный мяч или что ты его поймал. Единственный из трех спортивных китов, где симуляция возможна, — баскетбол, где игроки могут притвориться (и порой притворяются), что против них нарушили правила.
По своей сути футбольные нырки — это сочетание актерства, лжи и выпрашивания — малопривлекательная смесь! При медленном повторе вся махинация раскрывается, и ее театральность не может не коробить. Сначала происходит некий случайный контакт, затем следует долгий интервал — достаточный, чтобы успеть выйти, помыть машину и вернуться обратно, — между этим контактом и моментом, когда «ныряльщик» принимает решение упасть. Вернувшись после мытья машины и включив ростер, чтобы приготовить себе сандвич, вы обнаруживаете, что мошенник уже падает — его рот широко раскрыт в беззвучном крике, тело группируется перед ударом о землю. Но все это лишь цветочки. Можете сходить в гастроном и даже открыть новый счет в банке — когда вы придете назад, мученик еще будет корчиться на траве, держась за лодыжку, запрокинув голову в фальшивой агонии. Это отвратительное зрелище, еще и потому, что сразу после продолжительной и надрывной сцены падения и последующего страдания игрок — чудом оправившись от смертельных повреждений — вскакивает, отдает пас товарищу по команде и бежит дальше.
Поскольку американские команды совершенствуются из года в год, можно не сомневаться, что рано или поздно мы доберемся до полуфинала мирового чемпионата, и вполне вероятно, что в не столь уж отдаленном будущем мы его выиграем. В конце концов, наша страна безгранично богата, в ней живут 300 миллионов человек, и если уж мы выделяем на какой-либо проект соответствующие ресурсы, то обычно добиваемся успеха (см. Вьетнам, Ливан, Ирак). Но пока мы не победили в чемпионате — а на сей раз у нас нет на это ни малейшего шанса, ибо соперники из «группы смерти», в которую мы угодили, мгновенно разнесут нас в пух и прах, — наше основное население будет по-прежнему относиться к футболу с большой прохладцей. Впрочем, так ли уж нам нужна (и мыслима ли вообще) Америка, где футбол пользуется широкой популярностью или хотя бы уважением? Будь вы футболом, королем спортивных игр, разве хотелось бы вам, чтобы вас превозносили люди, выбравшие Буша даже не один раз, а два? Вряд ли. Скорее, вы предпочли бы вернуться к своим корням, коммунистическим или каким бы то ни было, и поколачивать фашизм ногами.