Вас много, я один
«Он мне сразу сказал: "Только ты на меня планов не строй, я женат". Ну, женат и женат. Мне на тот момент неинтересны были отношения. Думаю: что за чурка очередной, я вообще не хочу романов, тем более с нерусским». Я впервые вижу Дашу без хиджаба: ей тридцать лет, и выглядит она счастливой и чуть растрепанной, как часто бывает с молодыми матерями: русые волосы, никакой косметики, чуть сбившееся набок длинное цветастое платье. На руках — дочка Лейла, которую она несколько раз, не прекращая разговора, прикладывает к груди. Рядом играет старшая — трехлетняя Каусар.
Все началось среди пластиковых зарослей под потолком, золоченых обоев и фиолетовых диванов в мелкий раздражающий узор. Честно отдраенный пол безуспешно прикидывался то морской галькой, то мостовой, вдоль которой предательски тянулся белый удлинитель с розетками. На стене — огромная картина с виноградной гроздью, каждая ягода размером с человеческую голову. Ресторан «Огни Баку» на Измайловском проспекте совсем не напоминал место, где могла бы начаться новая жизнь. Но именно здесь — в окружении гипсокартонных колонн и тюлевых занавесок, на почти незаметной, в ступеньку высотой, сцене, под дождем бликов от огромного дискошара — она и началась.
Даша переехала в Москву из Ростова-на-Дону в 25 лет — снимала жилье в подмосковном Реутове и работала певицей в ресторанах. Чуть раньше сюда перебрался ее бойфренд. Даша с двадцати лет мечтала, что впереди будут семья, дети и непременно свадьба на теплоходе. Но в Москве все сложилось иначе. Когда дело дошло до рукоприкладства, Даша собрала вещи и решила, что ошиблась, — видимо, семья не для нее, и лучше попробовать добиться успеха в пении. Ресторанные прослушивания она преодолевала легко, и в «Огнях Баку» ей понравилось сразу — там был, как пишут в объявлениях, доброжелательный коллектив.
С семи вечера до часу ночи под пластиковыми лозами Даша пела поп-хиты вперемешку с азербайджанскими песнями — быстро выяснилось, что знать язык для этого необязательно. В какой-то момент она заметила, что чуть ли не каждый вечер на ее выступления стал приходить немолодой мужчина, азербайджанец: садился прямо напротив сцены, хоть и на приличном расстоянии, смотрел, слушал, ужинал — и уходил.
Дашу это совершенно не удивляло и не смущало — в конце концов, она была на работе — если бы действия незнакомца не становились все более странными. Однажды в начале второго ночи Даша вышла из «Огней Баку» и села в свою машину. Свернув на первом перекрестке, она заметила, как по зеркалам пробежал блик: фары поджидавшего в стороне серо-фиолетового Porsche Cayenne вспыхнули, и он выехал на полосу ровно за Дашей.
Машина проводила ее до самого дома. Даша уже понимала, кто за рулем, но незнакомец так и не вышел — просто развернулся и уехал. История повторилась несколько раз, и наконец любопытство взяло верх. Когда он, раздобыв через хозяина ресторана Дашин телефон, пригласил ее в японскую забегаловку, она согласилась — даже не представляя, чем закончится эта встреча.
«Я думала, сейчас он ко мне приставать начнет, а он говорил удивительные вещи: что я неправильно живу, что мое пение побуждает людей выпивать еще больше, на супружеские измены провоцирует», — снова вспоминает Даша историю знакомства с Эльмиром. — Я его спрашиваю: «Почему ты обо всем этом мне рассказываешь?» — «Я вижу, что внутри тебя другой человек находится. Ты очень хорошая, добрая».
Эльмир рассказал, что занимается бизнесом, но о деталях умолчал, а через полчаса извинился и сказал, что ему пора по делам. Даше он показался слишком взрослым для нее. Но когда он предложил встретиться еще раз, а потом еще, отказываться она не стала. Подарками Эльмир не забрасывал, но старался встретиться каждый день, даже если у него было не больше часа — чаще всего приглашал Дашу на прогулку в парк.
«Мне уже стало прям удивительно — человек со мной гуляет каждый день, заботится: мне тогда нужно было переезжать, и он помог новую квартиру найти, и никаких намеков, что он что-то хочет от меня. Сам весь такой правильный, а мне все позволяет: курить при нем, пива выпить или коктейль. И в какой-то момент я поняла, что уже привязалась к нему».
Спустя месяц Эльмир сделал Даше предложение. Но не развелся и не сделал ее своей любовницей — а предложил ей стать второй женой. «Брак так брак, подумаешь, — вспоминает Даша первую реакцию. — У меня тогда такая жизнь была, что я ничему не удивлялась вообще. Тем более произошло все дома, в бытовой обстановке, ни цветов, ни кольца не было». В сентябре 2010 года Даша вышла замуж за Эльмира.
Вопреки распространенному мнению, многоженство в исламе лишь допускается, а не приветствуется. Традиционно приводят две цитаты из Корана. Первая содержит дозволение: «Всевышний говорит: Женитесь на женщинах, которые нравятся вам: на двух, трех или четырех. Если же вы боитесь, что не будете (одинаково) справедливы к ним, то (довольствуйтесь) одной». Вторая — предостережение, что один брак все же предпочтительнее: «Вы никогда не сможете быть справедливы к нескольким женам, даже если очень постараетесь».
Согласно исламскому праву, для того чтобы взять вторую, третью или четвертую жену, должна быть причина: например, бесплодие первой супруги; война или послевоенное время, когда число незамужних женщин и вдов превосходит число мужчин. Допускаются и более специфические причины: в частности, как сформулировано на сайте umma.ru — его ведет имам Мемориальной мечети на Поклонной горе Шамиль Аляутдинов — «физиологические особенности мужчины, выраженные в излишней (по сравнению с его женой) сексуальной активности (при условии достаточного материального обеспечения двух или нескольких семей)». Но и это не значит, что российский официальный ислам многоженство одобряет: помощник имама Аляутдинова Зенур Юсипов называет его «латентной преступностью».
Еще один миф — что одна из жен считается главной: по шариату все они, независимо от возраста и очередности, обладают равными правами. Женам полагается жить отдельно друг от друга, причем дома или квартиры должны стоить одинаково. Именно поэтому на umma.ru и оговаривается «достаточное материальное обеспечение»: содержать две семьи способен не каждый. По словам Аляутдинова, только в российских условиях встречаются случаи, когда две жены ютятся в однокомнатной квартире. Внимание мужа также должно распределяться поровну — от мужчины, состоящем в полигамном браке, религия требует ответственности и железных нервов.
Статистики, сколько в России подобных семей, не существует — их просто невозможно посчитать. Религиозные браки не вносятся ни в какой реестр (даже свидетельство паре выдают лишь по желанию и за дополнительную плату), у мужчины не спрашивают во время церемонии, какую по счету женщину он берет в супруги. К тому же в подобные браки люди могут вступать несколько раз на протяжении жизни — процедура развода в исламе достаточно проста. Мужчине необходимо трижды в разное время произнести определенную фразу, и по истечении трех месяцев супруги считаются свободными.
Религиозный брак в исламе — никях — посути аналог венчания. Имам или мулла читает проповедь, в присутствии двух свидетелей спрашивает молодых о согласии на брак, и отдельно — о согласии опекуна невесты, обычно это отец или старший родственник. Для верующих мусульман — сами себя они называют «соблюдающими» — процедура является обязательной, в отличие от штампа в паспорте.
Даша ничего против никяха не имела, хотя и воспринимала его как странноватую формальность: она сама не раз уже предлагала Эльмиру остаться ночевать, но тот объяснял, что никаких интимных отношений до никяха между ними быть не может.
Правда, церемония вышла экзотической и по светским, и по религиозным меркам. Вместо мечети жених пригласил знакомого имама домой. Согласия Дашиного отца не спрашивали, свидетелей тоже не было: ближайшие друзья-соблюдающие жили не в Москве, и им просто позвонили, поставив телефоны на громкую связь. Так, стоя в съемной квартире в Реутове и повторяя за имамом непонятные арабские слова, Даша оказалась женой в исламе.
Первое время новая жизнь была до обидного похожа на старую, разве что исчезла постоянная нужда в деньгах. «Хожу в спортзал, хожу по магазинам, такая просто прекрасная жизнь, о которой я только мечтала», — перечисляет Даша. Веру свою муж не навязывал, лишь однажды, покупая Даше пальто, подарил вместе с ним дорогой шарф со словами: «Иншалла, когда-нибудь ты его на голову наденешь». «Ты что, больной? На какую еще голову?!» — возмутилась Даша. Мусульманки всегда казались ей забитыми существами в каких-то длинных тряпках.
Когда 29 марта 2010 года утренние новости начались с теракта в московском метро, Марина кинулась к телефону: на станции «Лубянка» в стоматологии ФСБ работал ее старший сын. Мобильный был недоступен, домашний тоже не отвечал — к моменту, когда удалось наконец разыскать телефон офиса и выяснить, что сын в тот день выходил во вторую смену, перед глазами Марины уже успели пронестись все ужасы морга, опознания и похорон.
История 42-летней Марины, женщины жизнелюбивой, полной («мужики не собаки, кости не любят»), боевой и энергичной — классическая история о покорении столицы. Родилась в Сибири, детство провела в Узбекистане, в юности из интереса думала уйти в монастырь, но друзья отговорили: мол, с таким темпераментом разберешь любую обитель по камешкам. Вместо монастыря Марина переехала в Москву, закончила ПТУ и устроилась оператором вязальных машин на фабрику имени Фрунзе — ныне Даниловскую мануфактуру. Получила место в общежитии. Вышла замуж. В 1990-е перешла в коммерческую фирму, занимавшуюся чисткой кровли и стиркой жалюзи в офисах. Разошлась с мужем: пил. Разменяла недвижимость и переехала в отдельную квартиру в Капотне. Одна вырастила двоих сыновей. Дослужилась в фирме от мастера до руководителя отдела. Словом, когда мартовским утром 2010 года Марина схватилась за телефон, за ее плечами была биография, в которой легко узнают себя многие русские женщины, разменявшие пятый десяток.
Религиозными вопросами Марина интересовалась всю жизнь, подходя к ним со свойственной энергичностью, но все как-то не складывалось. В православии смущал обычай целовать образа, сбивало с толку обилие святых — не ясно, кому молиться, да и атмосфера в целом казалась недоброжелательной. Так что Марина ходить в церковь перестала: «Только соберусь, и сразу какие-то дела появляются». Полгода провела у адвентистов седьмого дня, полгода у сайентологов: «Одно НЛП и вытягивание денег». Оправившись от шока после взрывов, Марина заинтересовалась, «что это за жестокая религия такая», и попросила единственного знакомого мусульманина, таджика Фаруха, прислать ей какие-нибудь статьи про ислам в интернете. Походила по ссылкам — и поняла, что именно это искала всю жизнь. Распечатав шахаду, текст о принятии ислама, позвонила тому же Фаруху и зачитала ее сначала по-русски, а потом, по слогам, арабскую транскрипцию. На том конце трубки повисло молчание: Фарух вместе с бригадой счищал снег с крыши ГУМа и, как рассказывал потом, от изумления едва с нее не свалился.
Марине удавалось скрывать свое обращение почти полгода — пока в Москву не пришла аномальная жара. Коллега обратил внимание, что Марина ходит в тюрбане и кофте с длинными рукавами, и в шутку спросил, не ислам ли она приняла. «Да», — коротко ответила Марина, и в комнате повисла такая тишина, что из своего кабинета выглянул начальник — узнать, что стряслось. «Целое партсобрание устроили: человек десять собрались и стали на меня давить, мол, давай мы теперь как христиане кокошники наденем. А я тогда готовила сразу три пакета документов для тендеров и пригрозила: сейчас уволюсь, сами как хотите, так и выигрывайте». Коллеги отступились, начальник только рукой махнул, вздохнув: «Примешь буддизм — уволю». А со временем стал выходить из кабинета, чтобы дать Марине возможность совершить намаз.
Через пару месяцев после никяха Даше неожиданно стало любопытно, чем живет ее муж. Прежде религией она не интересовалась — а теперь, как и Марина, начала читать про ислам в интернете. Сначала рассматривала фотографии женщин-мусульманок, их одежду и макияж, пытаясь найти что-то, что чисто внешне понравилось бы ей самой. А потом в голове словно щелкнуло. «Все по полочкам разложилось: что Бог один, что у него нет образа, что молиться нужно ему, а не иконам, — подбирает слова Даша. — Я надела платок, который он мне подарил, и длинную юбку, она у меня тогда была одна-единственная. Муж приходит домой, а я ему говорю: "Все, теперь я буду так выходить на улицу". Он стоит, и у него в глазах слезы: "Субхан Аллах! Сколько же я об этом Бога молил".
О своем обращении в ислам Даша рассказывает с сияющими глазами: "Ощущение полета, ощущение, что ты понял смысл жизни, что ты понял все. Хочется всему миру рассказать". Одна беда — слушать никто не хотел. Родителей и близких известие о том, что артистичная и привыкшая к жизни на сцене Даша вдруг перешла в чужую незнакомую религию, перестала краситься и начала носить хиджаб, напугало до полусмерти. "Подружки плакали, и мама плакала, а папа долго со мной не общался".
Недели за три до взрывов Марина ждала в Капотне первый автобус. К семи утра надо было приехать «на объект», проконтролировать качество работы. Было темно, промозгло и мерзко, как бывает в Москве в конце февраля в полшестого утра. За рулем автобуса сидел молодой мужчина с густой бородой и в тюбетейке — других пассажиров в салоне не было, и между ними сам собой завязался разговор. Впрочем, Марина слушала вполуха, думая о том, как бы скорее доехать. Когда через четыре года они встретятся на мусульманском сайте знакомств nikahsunna.com, Саид вспомнит, как выглядела в то утро Марина: аккуратная стрижка, брюки-капри, куртка, ботильоны на каблуках.
На сайте Марине Саид сначала не приглянулся: «Я вся из себя деловая женщина, а тут какой-то водитель автобуса, таджик с бородой». Саид работал в «Мосгортрансе» уже больше десяти лет — как и другим трудовым мигрантам, на свой заработок ему приходилось содержать семью на родине. Прежде чем дать согласие на брак, Марина неделю просидела у подруги на диване, плакала и пила успокоительное — никак не могла принять решение. У Саида в Таджикистане уже было две жены и пятеро детей: четверо своих и один приемный. К тому же Саид был моложе ее на десять лет. Масла в огонь подливал муж подруги: говорил, что Марина с ее характером вообще не способна стать правильной и покорной женой. Сомнений было так много, что она решила на всякий случай переложить ответственность на Аллаха и начала читать истихару — молитву с просьбой помочь принять верное решение.
В очередной раз прочитав истихару, Марина вышла из дома, чтобы ехать в гости к подруге. Вышла чуть заранее и, переходя дорогу, увидела автобус, за рулем которого сидел Саид — его в тот день поставили в чужую смену. Тут Марина поняла: вот он, ответ. Спустя три дня в обеденный перерыв Саида они поехали в мечеть на Третьяковской читать никях: «Я его не любила абсолютно, но поняла, что я должна ему помочь». Марина вернулась домой, а в конце смены приехала обратно и последний рейс проделала вместе с мужем. Вечером съели торт, а на следующий день поехали гулять в Царицыно. «Любовь пришла где-то через месяц».
На вопрос, который в первую очередь волнует светских людей в разговорах о многоженстве — как остаться счастливой, если муж берет вторую жену, — найдется масса ответов на каждом сайте об исламе. Имамы, муфтии и психологи советуют набраться терпения, заняться собой, детьми, спортом и даже иностранными языками. И, конечно, обратиться к вере.
Хотя с первой супругой Эльмира, молодой азербайджанкой, тоже жившей с детьми в Москве, Даша никогда не виделась, поначалу вся ситуация ее очень мучила. «Я много молилась, просила Бога избавить меня от ревности, и пришел день, когда я поняла: мне абсолютно все равно».
В какой-то момент первая жена уехала обратно в Азербайджан — помогать дряхлеющей свекрови. Из Ростова-на-Дону в панике прилетала Дашина мама, обеспокоенная обращением дочки в ислам, но, пожив вместе с ней и зятем, неожиданно осталась всем довольна. В ресторанах Даша петь бросила, но долго без дела сидеть не смогла: на пару с подругой занялась закупками платьев из Таиланда — длинных, а значит, пригодных для мусульманок. Потом открыла в торговом центре на Таганской собственный магазин мусульманской одежды «Франжипани».
За неделю до рождения старшей дочери Эльмир предложил расписаться в ЗАГСе, чтобы Дашиным родителям стало спокойнее. В другой раз, провожая ее с детьми на поезд в Ростов-на-Дону, Эльмир в последний момент купил билет и поехал с ними — знакомиться с папой, бабушкой и сестрой. Говорил, что никогда не расскажет о Даше своей матери — для женщины с советским воспитанием новость о том, что у сына в Москве вторая жена и дети, будет шоком, — но в прошлом году все-таки позвонил по скайпу, сказал что-то по-азербайджански и показал внуков, пока Даша, потупив взгляд, стояла рядом.
Летом 2014 года Даша отправилась с подругой и детьми в Крым, уже российский. В море плавала в буркини — специальном купальном костюме с капюшоном, оставляющем открытым только лицо и ладони. Зато, смеется она, все побережье судачило: «О, к нам мусульмане приехали!»
Напоминание о другой семье изредка нарушает сейчас привычный ход жизни: Эльмир общается с первой женой по скайпу, когда Даши нет дома, и периодически ездит навестить ее в Азербайджан. Даша беременна третьим ребенком — у Эльмира он должен стать седьмым, разница между младшими детьми от разных браков — всего три месяца. «Да хоть десять у него жен будет, я готова с ним жить до конца жизни, — смеется Даша, — других таких мужчин я не встречала. Таких порядочных, таких умных и справедливых».
Знакомство Марины с первой и второй женами Саида состоялось по телефону. Он объявил им, что женился в третий раз, и передал трубку — поздороваться. Общение толком не задалось: первые две жены едва говорили по-русски, но в целом отношения складывались настолько благополучно, насколько могли. Марина даже утешала их: «Девочки, потерпите, найдем способ, как сюда вас перевезти», — а когда Саид уезжал в отпуск на родину, собрала им подарки.
Гром грянул, когда Саид решил жениться в четвертый раз, теперь — на 25-летней Юле. «Нервы, переживания, бессонные ночи, постоянное уговаривание себя, что так должно быть, что это предписано Всевышним. И все равно больно. Все-таки мы, русские бабы, мы воспитаны по-другому, — сетует Марина. — Когда я шла третьей, я знала, что две до меня уже есть, я это приняла. Но вот после себя кого-то принять — это морально очень тяжело».
По исламскому праву брать второй, третьей или четвертой женой молодую девушку, а тем более девственницу, недопустимо. Многоженство осмысляется прежде всего как своеобразный способ социальной поддержки, и правилами предписывается брать в супруги тех, кто в этой помощи нуждается: недаром речь идет о вдовах или разведенных женщинах с детьми. Но застенчивая и мнительная Юля, по словам Марины, сама стремилась вырваться из-под опеки родителей, запрещавших ей соблюдать ислам и носить хиджаб. А Саид хотел, чтобы супруги общались, вместе ездили по магазинам, готовили ужин, чтобы Марина как старшая обучала Юлю основам религии.
Перед свадьбой Юля говорила, что согласна на все, но вскоре начались сцены ревности. Отдельную комнату Саид снять еще не успел, так что новая жена приезжала к ним домой, пока сама Марина ночевала в комнате сына, стараясь не думать о том, что происходит за стенкой: «Ну, зато выучила большую суру за это время». Напряжения добавляли постоянные скандалы с Юлиной мамой: «Она думала, что если Юля едет к нам, то мы чуть ли не втроем спим. Не могла понять, как это так: она приезжает, спит с моим мужем, и я до сих пор не убила ее».
Через две недели Юля не выдержала и попросила развод. Теперь на просьбу рассказать о Саиде она лишь коротко отвечает в Whatsapp: «Я для себя решила, что такого человека не было в моей жизни. Поэтому о нем ничего не смогу сказать». А потом добавляет: «Просто напишите, что лучше девушкам не бегать за многоженством. Второй еще ладно, но не третьей-четвертой... И чтобы не выходили за таджиков-узбеков». И смайлик.
Марина и Даша познакомились в переделанной под офис квартире на Чистых прудах — здесь располагается мусульманский женский клуб «Аиша». Воскресенье, час дня, в программе заявлен семинар «Как разбудить музу», но происходящее скорее похоже на семейный праздник. Женщины разных возрастов сервируют на большом столе «мимозу» и оливье, смеются и судачат о мужьях, вокруг бойко прыгают дети. Основали клуб в 2012 году, и застольями встречи не исчерпываются: участницы «Аиши» ездят на конференции, учат арабский язык, устраивают детские праздники, катаются в Подмосковье на сноуборде. А еще расписывают матрешек: та, что побольше — в обычном платке и с челочкой, а внутри нее, поменьше, — уже в хиджабе. Большинство девушек в клубе — новообращенные русские мусульманки.
Администратор «Аиши» Клавдия — пылкая 28-летняя красавица с черными стрелками и в футболке Hijab: my right, my choice, my life — перешла в ислам в 18 лет, почти спонтанно. Выросшую в многодетной неблагополучной семье девушку религия привела в восторг: «Я всегда мечтала о сказке, о романтичных отношениях, что нельзя жену обижать, нельзя курить, пить, а дома мне на это отвечали: "Очнись, ты в каком мире живешь!" Когда мне рассказали об исламе, я воскликнула: "Вот они, мои принципы жизни!"
В одну из встреч на голове у Клавдии в качестве хиджаба повязан павловопосадский платок: недавно клуб ездил на экскурсию на Павловопосадскую мануфактуру. Если платки носят и мусульманки, и православные, объясняет она, то и вера должна объединять. О русских мусульманах Клавдия вообще говорит много и охотно: "Для этнических мусульман есть барьер — они на чужой земле и не могут говорить о своих правах, чтобы не заработать проблем. А мы местные, мы встаем и говорим. Но если на Кавказе всегда есть отец, братья, дяди, кто за тебя встанет — то когда ислам принимает русская девушка, она зачастую остается без родственников: из дома выкидывают вещи, родители от нее отказываются". Так замужество оказывается очевидным выходом в тяжелый момент, когда от тебя отворачиваются и семья, и друзья.
Я спрашиваю, что Клавдия думает о чеченском скандале — но она не думает ничего, потому что о свадьбе главы РОВД узнает от меня. Телевизор она не смотрит, друзья в социальных сетях эту историю не обсуждают. Когда я задаю вопрос Даше, она тоже не понимает, о чем речь. Выслушав историю о браке 47-летнего полицейского с 17-летней школьницей, обе замечают, что разница в возрасте по исламским канонам великовата, да и брать второй женой юную девушку негоже. Но в целом — ничего неожиданного.
А главное — они вообще сомневаются, что окружающие способны увидеть за практикой многоженства что-то кроме подтверждения собственных стереотипов. «Мы хотим идти на контакт, мы готовы рассказывать, — говорит Клавдия, — но все так выкручивают, что получается то шоу, то черный пиар. Я русская, выросла в Москве, при этом ко мне приходит участковый и спрашивает: "Клав, что с тобой случилось?" А что со мной случилось? Я молюсь и хожу в платке. Я наркоманка или проститутка? Что я делаю не так? Или люди смеются: мол, ха-ха-ха, иди в гарем. И это цепляет, становится больно».
Скандальные обстоятельства чеченской свадьбы неизбежно отходят на второй план: для них важна не законность или добровольность, а то, что любая история о многоженстве — это история о стене непонимания. «В светском обществе мужчины десятками заводят любовниц и бросают их, попользовавшись, — продолжает Клавдия, едва сдерживая эмоции. — А ведь по сути положение второй жены куда лучше, чем положение любовницы, у нее и ее детей есть законные права на этого мужчину. Обычный парень тебе скажет через губу: тебе тридцать и у тебя двое детей? На кой черт ты мне нужна, вон девочек молодых сколько. А в исламе не бывает чужих детей: если я разведусь или окажусь вдовой с детьми, я знаю, что в умме — общине — я не останусь одна, что найдется мужчина, который пусть второй женой, но меня возьмет замуж». Я подбираю слова, чтобы ответить, но так и не успеваю их найти; Клавдия продолжает: «В светском обществе бросают женщин, бросают детей, изменяют мужьям, и такое положение вещей почему-то воспринимается в современном мире абсолютно толерантно. Зато когда люди слышат, что в исламе можно взять вторую жену, они говорят: ой, варвары! XXI век на дворе, а у вас тут многоженство! Почему же так происходит? Разве это справедливо? Что это вообще такое?»