Груз 300

Ульяновск Ранним утром первого августа Коля Козлов стоял перед зеркалом и внимательно изучал свое отражение. Темно-синяя, тщательно выглаженная парадная форма — с иголочки, выданная только что ко дню десантника, — сидела идеально. На предплечье шеврон с триколором. На груди медаль с неровными, как у случайной кляксы, очертаниями берегов — «За возвращение Крыма». На руке смешные, спорившие с парадным блеском формы белые пластмассовые часы. Он знал, что в этот день его жизнь изменится навсегда.

Замок щелкнул на чугунной перекладине. Коля повернулся к камере и серьезно, без лишнего восторга произнес: «Крепкой любви». «Все, мы повесили!» — радостно перебила его Света. На мостике молодоженов лежала тень, с другой стороны улицы солнце заливало унылый, похожий на советский универмаг Ленинский мемориал. Коля поцеловал и крепко обнял Свету.

На следующий день после свадьбы вместо того, чтобы отправиться в медовый месяц, ефрейтор-контрактник Николай Козлов отметил профессиональный праздник. Третьего августа — прибыл в расположение 31-й отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады ВДВ. В ближайшие дни ему предстоял долгий 960-километровый путь из Ульяновска в уральский Чебаркуль, известный стране по челябинскому метеориту, прошлой зимой приземлившемуся как раз в одноименное озеро, а ему, Коле, — по военному полигону. Да и не только полигону: несколько часов — и ты дома, в закрытом городке Озерске, где Коля вырос и где до сих пор жили его родители. Он знал, что времени заглянуть к ним не будет, но не знал, что и в этот день его жизнь опять изменится навсегда.

Ульяновск — Ростовская область 18 августа в семь утра Свету разбудил телефонный звонок. Коля продиктовал список вещей и попросил привезти их на работу. Прямо сейчас. Когда Света добралась до части, у ворот уже стояла толпа таких же сонных жен военнослужащих. Коля вышел на десять минут, сказал, что уезжает в командировку и вернется через месяц.

Дорога до Чебаркуля идет почти ровно на восток, но колонна военных грузовиков уверенно взяла на запад. Коля довольно быстро догадался, куда их везут. У кого-то из сослуживцев сомнения рассеивались еще долго — пока за бортом не мелькнул покрытый августовской пылью указатель «Ростов-на-Дону», прозрачно намекавший, что на этот раз это будут не учения. Жене и родителям Коля решил ничего не говорить, а больше никому и дела не было.

Через три дня колонна прибыла в Ростов. Их не стали маскировать под добровольцев, выдавая старую форму и оружие. Как и требовать написать заявление на отпуск, чтобы в случае чего оказалось, что Колин взвод в полном составе отправился воевать в свободное от работы время. Просто отобрали у всех телефоны.

Убил ли кого-нибудь Коля на войне, он и сам не знает.

Украина Все, что происходило дальше, происходило на Украине. И все, что он об этом рассказал, знает первый родственник, которого Коля увидел после возвращения в Россию, — его дядя Сергей. «Они вошли на Украину, ходили пешком, разведывали. Как раз в это время на Мариуполь шли войска, — пересказывает он слова племянника. — По идее, они должны были идти и по периметру разведку вести: где артиллерия, где что. Но у них даже раций не было. Кто-то начал шевелиться в кустах, стали стрелять. Коля голову поднял, видит, вроде в нашей форме кто-то. Говорит командиру, а он: "Стреляй, потом разберемся!". Потом разобрались — да, наши. А потом украинцы поймали у них двоих, взяли в плен, допрашивали. Пошли их отбивать».

Как именно сослуживцы Коли попадали в плен, 28 августа стало ясно из интернета и украинского телеэфира. Военнослужащие 31-й десантно-штурмовой бригады Руслан Ахметов и Арсений Ильмитов сидели за партами в поселковой школе под Иловайском. Уставшие, с потерянным взглядом, в форме без опознавательных знаков, они старались не отрывать глаза от пола. За спиной стоял шкаф с детскими книжками и табличкой «Украина — любимый край!». Пленных снимали на видео.

— Как на Украину попали? — спрашивал голос за кадром.

— Под видом учений. Ночью выехали — утром оказались на границе Украины. Потом сказали: «Вперед, на***!» — Ахметов сверлил взглядом бежево-коричневый линолеум.

— В бой?

— Ну, бл**ь. Выдали боеприпасы и запустили.

— Про Украину даже и речи не было. На учения [ехали], а потом на границе уже поняли, — пояснил Ильмитов.

Для Коли Козлова поиски пленников закончились за четыре дня до этого. Тем, что в эпикризе назовут «минно-взрывной травмой с огнестрельным осколочным ранением правой нижней конечности при невыясненных обстоятельствах». Колин отряд попал в засаду. Он не успел заметить ни лица, ни формы, ни силуэта. Не видел и самого миномета. Ответить он смог только беспорядочными выстрелами — куда-то в сторону залпа.

Украина Некоторые вещи не выглядят состоящими из множества частей до тех пор, пока с ними всё в порядке. Обычно ведь не задумываешься, что в такой простой штуке, как бедро, есть четырёхглавая, портняжная, большая, длинная и короткая приводящие, тонкая, гребенчатая, двуглавая полуперепончатая и полусухожильная мышцы. Мы не думаем — и Коля не думал, но факты складывались вот как: справа, выше кармана, начиналась бедро. Внизу, все так же обутой в берц стопой заканчивалась голень. С тем, что между ними, была проблема. Там чего-то не хватало. Много чего.

Знакомый с азами первой помощи, Коля быстро перетянул жгутом ногу выше колена — врач снимет. В мирное время из военной аптечки вынимают шприц-тюбики с промедолом — сильным обезболивающим, — но Коля был на войне, и промедол на время сбил боль. Еще он знал, что никотин сужает сосуды, и в следующие три дня выкурил очень много сигарет.

Только 27 августа в Ростов пришел «груз 300» — так на языке войны назывался раненый Коля. Врач окружного военного госпиталя №1602 снимет жгут и запишет: «Необратимая ишемия правой нижней конечности (турникетная), спонтанный пневмоторакс» — и Коля уснет.

Озерск Вообще так не говорят: «родился в тельняшке», но про Колю так можно сказать наверняка. В полосатом тельнике, только очень маленьком — даже на детских фотографиях. Папа Сева — тоже десантник, ветеран Афгана — решил, что сын должен пойти по его стопам, а сын особенно и не сопротивлялся. Да и выбора не было: Коля родился в 80-тысячном Озерске, бывшем Челябинске-65, — закрытом городе, построенном возле ядерного комбината «Маяк». Секретный, но все равно известный всему миру «Маяк» и производит оружейный плутоний, и хоронит отработанное ядерное топливо, и кормит весь город, в том числе Колиного папу, который трудится на «Маяке» водителем.

В 2005 году Колю отправили на лето в лагерь в Новороссийске. Там, в отряде «Звездочка», он впервые встретил девочку с карими глазами — Свету Динмухаметову. Знакомиться и делиться конфетами не пошел, хотя и знал, что они приехали из одного города. Но когда после девятого класса поступил в Озерский профессиональный лицей №44 и снова увидел знакомые карие глаза, то подошел и сказал: «Я тебя помню».

От армии Коля, разумеется, не бегал, а после срочной службы решил стать контрактником. Правда, вместо десанта ему предложили пойти в спецназ — это была прямая дорога в Чечню и Дагестан. Тогда отцу пришлось подключить старых сослуживцев по Афгану, которые теперь превратились в полезные связи в элитной 31-й бригаде ВДВ. Вариант был беспроигрышный: хоть и далеко от дома, в Ульяновске, но зато миротворцем, с загранкомандировками. Так Коля оказался в войсковой части 73612. Первого августа 2013-го, ровно за год до свадьбы, он подписал контракт с Министерством обороны. Было ясно как день, что уже скоро ему придется применить навыки, полученные на учениях, в деле: и Коля, и отец были уверены, что бригаду отправят в Сирию.

Чтобы жить вместе со Светой, в Ульяновске пришлось снять квартиру — она стоила 10 тысяч рублей в месяц. Поэтому Коля выбрал разведроту: стандартный оклад в 18 тысяч превращался там в ощутимые 23, а при желании можно было взять ипотеку — тогда государство еще помогало бы ее гасить. Единственное, чем пришлось пожертвовать ради военной карьеры — старым хобби: идеальным умением забегать на стены.

С развлечениями в Озерске было не очень, зато со спортом дела обстояли отлично. Еще подростком Коля увлекся паркуром. Ноги сами, без его помощи, научились оставлять позади гранитные тумбы, без труда приземляться с высоты второго этажа и отталкиваться от кирпичной стены не хуже, чем от батута. Взбежать по старой осине в городском парке — ровно вверх, по идеальной вертикали, — оказалось не сложнее, чем перейти ручей по тонкому бревну. Только чуть-чуть скользнула по изрытой годами коре правая нога — и отчаянно зачесалась пятка. Коля потянулся к ней, но не достал — и все тело вдруг одновременно заболело, зазнобило и будто парализовало. Рука, с большим трудом сжав пальцы, схватилась за грубоватый хлопок. Солнце погасло, осина исчезла, а Коля окончательно проснулся. Пятка зачесалась еще сильнее. Коля с трудом поднялся на локти, чтобы посмотреть, что так мешает ноге. Но ноги больше не было.

Красногорск 1 сентября Колю перевели из Ростова в подмосковный Красногорск, в Центральный военно-клинический госпиталь №3 Минобороны. Накануне Путин попросил дать украинской армии выйти из окружения, уже названного Иловайским котлом. На следующий день кольцо действительно разомкнулось — и стало не совсем ясно, в чем тогда был смысл в потере Колиной ноги. Как и в смерти его старшего товарища, командира 4-й разведроты Николай Бушина — дома его ждали жена и маленькая дочь.

Выйти на связь с родными Коле удалось только в Москве: стрельнув телефон у кого-то в отделении, он набрал номер, который помнил наизусть, — отцу. Отец мгновенно перезвонил старшему брату Сереге. Тот переехал в Москву в 1979-м, поступил в МФТИ и теперь работал айтишником. Но связаться с племянником ему не удалось: телефон то глухо молчал, то откликался незнакомым голосом: «Никакого Коли тут нет».

Сергей взорвался и написал в «Фейсбуке (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)»: «Позвонил брат. Сказал, его сына, моего племянника, привезли в московский госпиталь. Он теперь безногий инвалид до конца жизни. Крым наш теперь, ***». В считанные минуты запись процитировали больше тысячи раз, телефон обрывали просьбами об интервью, в друзья попросился Борис Немцов. Узнав о поднявшейся шумихе, брат позвонил снова:

— Убери! У него ведь жена беременная!

Сергей ненадолго убрал запись под замок, но это уже не имело значения: о Коле узнали тысячи людей — в том числе и Света. В слезах она написала Сергею, а после оставила запись на своей стене «ВКонтакте»: «Папуля, любимый, родной, ну где же ты у нас? Без тебя дышать трудно, ничего и никто нам не нужен так, как нужен ты, возвращайся скорее, пожалуйста. Мы тебя очень ждем, очень-очень».

В итоге искать Колю пришлось через знакомых врачей. Чтобы обнаружить племянника и примчаться в красногорский госпиталь, у Сергея ушло больше суток. Коля лежал в маленькой, но отдельной палате: стены, покрытые ровным слоем кремовой краски, полукруглый настенный светильник, койка, заправленная сине-белым бельем, стол, маленький телевизор. Впечатление бюджетного номера провинциальной гостиницы портил только неизбывный больничный запах, капельница и прислоненная к стене пара костылей.

Коля еще лежал с послеоперационной температурой. Диагноз занимал шесть строчек: минно-взрывное ранение груди, живота, конечностей, ампутационная культя правого бедра, осколочное огнестрельное ранение правого бедра с повреждением бедренной артерии, ушиб органов груди, брюшной полости, сердца, почек, двухсторонний посттравматический гидроторакс, левосторонний посттравматический пневмоторакс, подкожная эмфизема левой половины грудной клетки, постгемморагическая анемия тяжёлой степени и двухсторонний травматический пульмонит. Оказалось, на войне Коля подхватил еще и воспаление легких, но организм быстро справился и уже шел на поправку.

Красногорск «Форд» с георгиевской ленточкой не спеша пробирался по Рублевке — совсем не с той скоростью, на которую рассчитывала Света. Первой из всей озерской семьи она помчалась в маленький аэропорт, провожавший баннером «Челябинск встречает мир». Коля просил ее захватить самое главное — тельняшку и голубой берет, но вместе с ними она привезла и съемочную группу НТВ. Телеканал разыскал Свету по следам дядиной записи в «Фейсбуке (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации)», купил ей билет из Челябинска в Домодедово и поселил в гостинице. Вместе с камерой в палате появился огромный букет белых роз. По сценарию Коля дарил его Свете, а Света показывала главное, что привезла с собой: крохотные черно-белые снимки, на которых волны ультразвука поймали их будущего ребенка: «Вот, смотри, голова... Вот он так спинку повернул». Коля залился румянцем, у Светы задрожал подбородок. Они крепко обнялись, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

— А вы придумали, как малыша назовете?

— Николай Николаевич! Или Валерия Николаевна, если девочка.

С другими вопросами вышло не так гладко. Особенно с самым очевидным: как он попал на Украину.

— Надо было так... Потому что нельзя было так смотреть. Обычные мирные жители так страдали... Такие вот дела.

В палате повисло молчание.

— Судьба, значит, такая. Что я могу сказать. Надо значит надо.

Молчание.

— Я человек военный, приказ есть приказ.

Кажется, только что Коля первым официально признал: да, Россия воюет с Украиной.

Первая информация о погибших на Донбассе кадровых российских военных просочилась в СМИ за неделю до этого. Они, в отличие от Коли, про приказ не говорили — потому что уже ничего не могли сказать. Газета «Псковская губерния» опубликовала фотографии свежих могил — в городе дислоцирована 76-я десантно-штурмовая дивизия ВДВ. Едва поднялся шум, с крестов свинтили таблички с именами. Федеральные каналы упорно делали вид, что ничего об этом не знают.

В трехминутном сюжете о Коле словам о приказе места тоже не нашлось, хотя за кадром его все-таки назвали контрактником. Большого резонанса интервью не вызвало. Но с тех пор его дядя считает, что это он, Коля, тогда и остановил войну на Украине — по крайней мере, гробы в российские города приходить перестали.

С женой о войне они больше не разговаривали. Света вообще не хотела ничего о ней знать.

Москва На следующий день после появления Коли в эфире до Москвы добрался и отец. Здесь у него состоялся еще один разговор с братом.

— Он защищал страну! Если у тебя сосед жену бьёт, ты ей что, не поможешь, не пойдёшь ему морду набить? — наседал Всеволод.

— Нет, я милицию вызову, — парировал Сергей.

Как и Коля, накануне Всеволод тоже засветился на НТВ — но совсем не потому, что мечтал прославиться на всю страну. Всеволод решил выбить для сына работу и компенсацию после лечения, тем более, что разговоры о шансах на это ходили мутные. Надо было сделать то, что принято в такой ситуации: обратиться к командующему ВДВ Шаманову, министру обороны Шойгу, а чтобы наверняка — и к Путину.

— У людей сейчас такое время, так называемая демократия: что хочу, то говорю, взгляды на жизнь... Кто-то привык жить на халяву, прятаться за спины таких ребят, как мой сын. Жировать. И при этом еще и обсирая их, — рассуждал Всеволод, когда журналист спросил, что он думает о людях, критикующих войну.

— Вот это, конечно, обидно. Во времена Горбачева проамериканская политика, пропаганда убила в людях патриотизм. Патриотами остались люди из глубинок. Нам, простым работягам с провинции — ну, мы не ездим по Европам, по Америкам, не едим эти лобстеры, — поэтому нам там эти санкции даже на руку. Начали жить.

— А то, что случилось с вашим сыном?

— Ну не повезло, что. Как говорят, кому грудь в крестах, кому голова в кустах. Но я считаю, что ему повезло. Что остался жив. Раны залечиваются. Понятно, что царапины останутся, но он выполнил свой долг.

Симферополь На самом деле в первый раз Коля выполнил долг еще в конце зимы. В Ульяновске стояли морозы, но здесь, под крымским солнцем, теплый бушлат выглядел просто смешно: несмотря на конец февраля, солнце в Симферополе уже припекало. Но о том, что военно-транспортный самолет принесет их именно сюда, никто в роте не знал — готовились к очередной командировке по стране.

Вместо этого Коле выдали серую форму с надписью «Милицiя». Она оказалась ему великовата, и со всей естественностью изображать бойца украинского спецподразделения «Беркут», прославившегося разгоном Майдана, получалось не очень. 27 февраля Коля захватывал Верховный совет Крыма. То бойцом «Беркута», то «вежливым человеком» он проработает месяц. После этого над шевроном с группой крови — третья, резус положительный — появится медаль «За возвращение Крыма».

Свете он сказал, что уехал на учения в Новороссийск — туда, где девять лет назад они вместе провели лето. Про Крым признался только отцу: он с самого начала поддерживал освобождение полуострова от «бандеровцев и фашистов». При том что бандеровцем — не тем, что показывают в вечерних новостях, а настоящим — был прадед Коли (под Челябинском он оказался сразу после Великой Отечественной, в лагере). А в Севастополе в это самое время жил его троюродный брат.

Севастополь Имя для новорожденного Севы Потымко выбирала мама Женя. И с удовольствием назвала его в честь собственного двоюродного брата, озерского десантника Севы Козлова. Сева-младший родился в октябре 1992-го, брат тоже как раз ждал прибавления в семье — Коля Козлов появится на свет в ноябре. Через 21 год гражданин России Коля с оружием прибыл в Симферополь. В это время гражданин Украины Сева сидел на лекции в Севастополе. Братьев из враждующих стран разделяли всего восемьдесят с небольшим километров.

Из окна аудитории открывался головокружительный вид на Камышовую бухту: в конце зимы Севастополь становится под стать самому себе на открытках. В этом году в воздухе действительно витали большие перемены. Почти все однокурсники Севы — за присоединение к России. Преподаватели тоже не скрывают симпатий. Кого ни спросишь, с кем ни поговоришь — все за Россию.

Даже сам он, Сева, по факту уже давно там: четыре года учится в российской Морской академии, под российским флагом выступает на чемпионате Крыма по пауэрлифтингу. Да и что с ним, здоровенным качком в татуировках, может случиться, когда на этом чемпионате у него то первое, то второе места? Но мать была непреклонна, и продолжала забрасывать Севу эсэмэсками: если отец хочет, пусть остается, а ты переезжай ко мне в Кировоград, тут спокойнее.

Всю жизнь он болел за футбольный клуб «Севастополь» и дружил с футбольными фанатами. Как почти всем фанатам во всем мире, им на роду написано быть если не правыми или националистами, то большими патриотами — ну и получилось, что Сева оказался националистом украинским. За неделю до референдума о статусе Крыма друзья-фанаты отмечали чей-то день рождения. В разгар вечеринки в дверь постучали, они решили не открывать, и тогда дверь просто выбили. В квартиру ворвался отряд самообороны с автоматами. Они были уверены, что накрыли логово бандеровцев, и очень обрадовались, когда нашли фотографии с гербом Украины. Всех вывезли в штаб, долго допрашивали, но в итоге отпустили.

Тогда Сева понял, что мама волнуется не зря, 6 марта он все-таки уехал в Кировоград. Так он избежал первой возможной встречи с братом Колей. Вторую ему долго пытался устроить кировоградский военкомат. Повестки он игнорирует до сих пор: «Я знаю, что это нормально — за свою родину идти. Но я не могу воевать против славянского народа. Я все время общался с русскими, с украинцами, — с детства. Я националист, но я всегда ценил и уважал славянский народ, славянских девушек. Воевать против своих же... Бабушка там родилась, дедушка, мама».

Сева уже был готов вернуться в Севастополь и даже получить русский паспорт — но в квартире отца он не прописан, а жил на съемной. Вместо окончания училища он работает в Кировограде: охранником, барменом, теперь хочет устроиться тренером по фитнесу. При выезде из Крыма таможенники предупредили: вернуться он больше не сможет.

Москва Воспаление на ноге не проходило, и врачам пришлось делать реампутацию — отрезать еще часть ноги. 17 сентября Колю снова повезли на операцию, а через неделю — на окраину Москвы, в другой филиал госпиталя имени Вишневского, на реабилитацию.

Здесь его заново учили ходить, не думать о страшно болевшей правой ноге — фантомные боли оказались едва ли не сильнее обычных — и начали готовить к протезированию. Дядя Сергей, с подозрением относящийся к отечественной медицине, снова решил воспользоваться связями — на этот раз за рубежом. План был такой: договориться с немецкой компанией Ottobock, одним из мировых лидеров в протезировании, о благотворительной акции — они бесплатно делают Коле протез и рассказывают об этом всему миру. Правда, после переговоров с Ottobock дяде сообщили, что немцы, оказывается, уже подписали большой контракт с Министерством обороны.

На новом месте соседи Коли по палате тоже оказались миротворцами — дислоцированными в Абхазии и тоже переброшенными на Донбасс. Один — танкист, выброшенный из танка попаданием снаряда. Второй, как и Коля, десантник. И такой же миномет, попадание в руку, сломанная лучевая кость, огромная рана, болевой шок. К счастью, руку сумели спасти.

Туда же на реабилитацию приезжали ветераны прошлых войн. От Колиной их форма отличалась разве что рисунком камуфляжа, но их не навещали телекамеры, родственники, политики и общественники.

По воскресеньям приезжали Сергей с женой, привозили домашнюю еду, салаты, запеченное мясо. В середине октября Колю стали отпускать на выходные: дядя показывал ему Москву, они съездили на Поклонную гору, сфотографировались у только что открытого памятника ветеранам Первой мировой. Про недавнюю войну Сергей не спрашивал, только слушал, когда Коле самому хотелось что-то вспомнить. «Как-то я сказал ему: "Это отвратительно, ты же понимаешь?" Он молчит. Ну нельзя давить на ребенка, потому что ему 20 лет, а не 50. С моей точки зрения, он участвовал в преступлении. Однажды его наверняка будут судить. Может быть, он добьется статуса свидетеля, но исторический процесс-то никто не отменял».

Новый разговор об Украине дядя завел, только когда услышал, что семьям убитых военнослужащих государство выделяет пять миллионов рублей, а раненым — три.

— Ты не хочешь свои три получить? — спросил Сергей.

— А мне дали, — улыбнулся Коля.

Москва 22 ноября Коле Козлову исполнилось 22. Год назад они едва начали встречаться со Светой, у него еще не было кольца на безымянном пальце и черно-белых, неясных, но очень волнующих снимков УЗИ. Не было фотографий в чужой форме из теплого Симферополя, медали за Крым и истории болезни. Зато было на несколько товарищей больше в 31-й бригаде. И еще была нога.

Ближайшее было очевидно: через три дня — самолет до Челябинска и два месяца отпуска в Озерске, за это время Света родит их ребенка. Потом возвращение в часть, он станет сержантом, а его зарплата вырастет до 35 тысяч. Все остальное было совершенно не ясно.

День рождения отмечали у дяди в Беляеве. Выпили пива, и Сергей вдруг сказал: «Давай позвоним Женьке с Севкой?»

С Кировоградом связались по Скайпу.

— Коля, с днем рождения! Ну что, как ты? Как семья, родные? — радостно забрасывала вопросами тетя Женя. Про войну ей говорить не хотелось: племяннику и так досталось, зачем еще раз цепляться. Но и мысль, что лишь по случайности Коля не пошел воевать с ее сыном, не оставляла с первого дня появления «зеленых человечков».

Коля молчал и слушал, изредка улыбаясь.

— В Крыму теперь дорого! Цены подскочили, я была два месяца назад, не покупала ничего практически. И жилье очень дорогое. Я походила, послушала. Там же в Севастополе очень много торгуют возле моря, всякие сувениры, много чего. И все возмущаются, все недовольны! Ну довольны, я хочу сказать, только пенсионеры, им прибавили пенсии, плюс бюджетники, врачи. А остальные — нет. У нас тут все хорошо, у нас нет на Украине ничего плохого! Посмотри, никаких бандеровцев! А шампанское крымское, мы тут его пьем — оно в Кировограде в два раза дешевле, чем в Крыму. Сева, поговори с братом!

Сева взглянул на экран, где грубыми пикселями светился Коля. Светлые волосы, брови домиком, серые глаза, мягкий овал лица. Очень похож на него самого.

— Привет.

— Привет.

Повисшее молчание Скайп превратил в глухое эхо, летавшее туда-сюда между Украиной и Россией. Говорить было особо не о чем.