Почки матери
Когда моему сыну Иену исполнилось десять месяцев, у него обнаружили рак почки. Опухоль размером с большой апельсин легко прощупывалась в животе. Ему провели несколько курсов химиотерапии, сделали операцию и удалили одну почку. Врачи говорили мне, что всю оставшуюся жизнь ему придется жить на диализе, но прошло уже 24 года, а Иен, слава богу, отлично справляется и так. В начале 1990-х никто не думал, что можно вести нормальную жизнь с одной почкой, но после той истории я стала внимательно заниматься этой темой и выяснила, что люди, потерявшие почку или ставшие донорами, испытывают столько же проблем со здоровьем, сколько и люди с полным комплектом органов.
Но хотя бы одна почка нужна каждому. В одних только США почти сто тысяч человек людей стоят в очередиПо данным Национальной ассоциации почек (США), лист ожидания увеличивается каждый месяц на 2500 человек, причем 70% людей, ожидающих пересадки, младше 50 лет. Почти всегда добровольными донорами становятся родственники пациентов (86%), в остальных случаях случается «обмен» — два человека становятся донорами для родственников друг друга. на получение донорской почки. Ежедневно четырнадцать умирают, не дождавшись пересадки. Не потому, что мы плохо работаем — у нас, возможно, лучшая в мире система по пересадке трупных органов. Просто их всегда недостаточно. Грустная статистика только ухудшается. Например, в США стремительно растет число людей, больных диабетом. Им жизненно необходима трансплантация почки, и они сравнительно молоды, многим едва исполнилось пятьдесят, они хотят жить дальше. Девяностолетний пациент еще может решить для себя: «Черт с ней, с трансплантацией, протяну лет пять на диализе и баста». А вот люди среднего возраста к этому не готовы.
Два моих близких друга умерли, не дождавшись донорской почки. Стиву было 54 года, у него был диабет. Он предлагал деньги, чтобы его подвинули в листе ожидания на верхнюю позицию, но ему отказали — и он умер. Второму другу, Морису, я готова была пожертвовать почку сама, но этический комитет клиники отказал мне. Дело в том, что я живу на ферме: ослики, лошади, огород — в сущности, ничего особенного. Отказали мне на том основании, что пока я буду готовиться к трансплантации, за моими животными некому будет ухаживать.
В большинстве стран мира, платное донорство запрещеноПопытки решить проблему безденежными средствами основаны на том, что родственники человека, нуждающегося в трансплантации, часто не могут стать для него донорами из-за несовместимости тканей, зато могут отдать почку незнакомому реципиенту — в обмен на орган кого-то из его родных. Такая бартерная биржа есть в Новой Англии. Разработчик безденежного рынка почек, Элвин Рот, получил в 2012 году мемориальную премию по экономике («экономического Нобеля»).. Врачи опасаются, что, если мы его разрешим, в страну будут тысячами ввозить нелегальных мигрантов, удалять у них почки и отсылать обратно. Я согласна, что это была бы эксплуатация в чистом виде, но Морису этого уже не объяснишь.
Зато у нас приветствуются добровольные доноры. Вот только никому не приходит в голову, что очень немногие из них могут позволить себе такой широкий жест. Медицинскую страховку они оплачивают сами, а ведь есть еще время до и после самой операции. Не так-то просто сказать кому-нибудь: «Эй, отдай мне свою почку и еще шесть тысяч долларов на послеоперационный уход».
Мы создали систему, при которой почку может получить только очень ограниченное количество людей, а все остальные умрут на диализе. Из-за этого консервативного законодательства отчаявшиеся американские реципиенты платят сотни тысяч долларов на черном рынке и едут за почкой на Филиппины, в Пакистан и ИндиюВо всем мире каждый год производится 80 тыс. операций трансплантации почки — по оценкам ВОЗ, этот объем удовлетворяет 10% мировых потребностей. В развитых странах каждый год проводят больше 35 операций по пересадке почки на один миллион жителей. В России — 7 на миллион жителей (всего около 1000 операций в год). В Иране — примерно 30..
В конце 1990-х я случайно наткнулась на статью одного иранского доктора, который писал, что проблему с нехваткой почек для трансплантации удалось решить у него на родине. Никто из моих знакомых врачей в это не поверил, как не поверила и я: все, что пишут иранцы, воспринималось нами как пропаганда. Потом я подумала: «А что, если мне поехать и проверить? Даже если нам не нравится политика Ирана, это не значит, что нам нечему у них поучиться». Я подала заявление на туристическую визу в посольство Ирана и, разумеется, получила отказ. К счастью, в том же году я получила приглашение на международную конференцию нефрологов, посвященную, в том числе, проблемам трансплантации почки. Конференция проходила в Иране, и я смогла все-таки попасть в Тегеран. Там я познакомилась с людьми из некоммерческой организации, которые создали когда-то удивительную систему обмена донорских органов, которая работает в странеПлатное донорство было разрешено в Иране в 1988 году — и к 1999 году в стране исчезла очередь на пересадку.. Система эта основана на том, что за донорскую почку можно платить.
Всего в стране действует около сотни некоммерческих организаций, которые занимаются проблемой. Они объединяют как потенциальных доноров почки, так и реципиентов. Представители НКО помогают им найти друг друга и оформить контракт. Все происходит на абсолютно законных основаниях, при этом и донор, и реципиент получают полную медицинскую страховку. Обоим предоставляется помощь в получении образования и в поисках работы. Деньги на оплату всего процесса выделяются тремя сторонами: как правило, непосредственные покупатели органов обеспечивают большую часть расходов — порядка $20 тыс., а остальное выделяется в равных долях правительством и благотворительными фондамиСредняя стоимость почки составляет $42 тыс., не считая оплаченной медицинской страховки.. Вместе с сотрудниками НКО я съездила в несколько районов страны. Надо сказать, что мне понравилось далеко не все из увиденного: например, в городе Керманшахе клиники были бедными и плохо оборудованными — в таких условиях в принципе не нужно заниматься трансплантацией почек. Но в Исфахане и Машаде результаты были просто потрясающими. Так, в одном НКО был лист ожидания для людей, желающих отдать свою почку на пересадку. Сорок лет назад я сказала бы им: «Оставьте ее себе! Кто знает, сколько вы протянете на одной почке?» Но теперь, благодаря собственному опыту и многочисленным исследованиям, такая система казалась мне единственно возможной. Да, в Иране смело экспериментировали с идеей, которая долгие годы казалась неоправданно рискованной, и подтвердили ее полную безопасность.
За время, проведенное в Иране, я сделала четыреста интервью с донорами и реципиентами. Меня поразила одна вещь: они отдавали почки не только потому, что отчаянно нуждались в деньгах. Каждый из них был уверен в том, что совершает благое дело. Они говорили: «Хорошие поступки вознаграждаются на небесах». А если за этот поступок платят деньги, то что же в этом плохого? Половина опрошенных мною доноров хотели познакомиться с реципиентамиВ случае неродственного донорства принятой практикой в развитых странах является анонимность донора и реципиента. Узнать, кто отдал орган или стал его получателем, можно только в особых случаях., чтобы точно знать: «Да, этот человек живет благодаря мне!» Реципиенты думали примерно тоже самое: «О, это тот человек, который благодаря мне выплатил кредит, а его дети смогли поступить в университет!» У них было чувство, что они спасли друг друга. Часто донор и реципиент становились хорошими друзьями. Я не знаю, почему многие люди относятся к такой системе донорства с подозрением: далай-лама как-то сказал, что на Западе люди зря считают, что благородный поступок не должен вознаграждаться при жизни. Когда я вернулась в Америку, мне пришлось уйти из Института КатонаПросветительская и исследовательская организация либертарианского толка, проповедует принципы рыночной экономики, расширения свобод личности и ограниченного государства., где я несколько лет работала директором по исследованиям в области биоэтики: в США не любят людей, которые говорят об Иране. Не важно, хорошо или плохо: им важно, чтобы Иран не упоминался в принципе, это табу. Я написала книгу об иранских трансплантациях, но мне трудно было найти издателя. Многие люди не хотели читать ее в принципе, поскольку все иранское им отвратительно. К тому же в книге приводится мой разговор с аятоллой: он говорит, что в местной культуре есть вещи, на которые не навесишь ценник — Коран, Аллах, кусок хлеба, отданный голодному. Спасенную жизнь сложно измерить деньгами. Аятолла считает разумным заключение контракта на почку: ты делаешь мне подарок, я даю тебе столько, сколько ты хочешь, взамен.
Есть еще одна вещь, про которую за пределами Ирана мало знают: иранская женитьба — сложный и дорогостоящий процесс. Я разговаривала с несколькими молодыми людьми, которые пошли на донорство потому, что хотели заплатить за свадьбу и построить дом для своей новой семьи. Но одна история запомнилась мне больше прочих: молодой человек попал в аварию вместе с женой. В результате травм девушка почти полностью потеряла зрение — иранские доктора сделали все, что могли, молодой человек влез в долги и обратился в частную клинику, но ему не помогли и там. В итоге врачи сказали ему, что остается один шанс из тысячи: если девушку прооперируют в Германии. И тогда он продал свою почку. Еще один мужчина был опекуном троих детей своей сестры, которая умерла от почечной недостаточности. Когда старшему исполнилось 18, ему потребовались деньги на то, чтобы как-то устроиться в жизни. Опекун продал почку, поставив племяннику условие: когда он встанет на ноги, то должен будет заботиться о младших братьях. А одна женщина отдала свою почку, потому что хотела отправить свою дочь учиться в колледж. Муж отказывался давать на это деньги, поскольку считал, что женщине учиться необязательно.
И это те самые случаи, когда альтруизм может и должен быть оплачен.
Поначалу иранская система допускала донорство почки для иностранцев, но почти сразу же на это наложили запрет. Сейчас покупка почки возможна только у граждан Ирана, и сами реципиенты — граждане той же страны. Как правило, и реципиент, и донор лечатся у одного врача, трансплантацию и изъятие почки проводят в одной и той же клинике, так что вопрос этики, на мой взгляд, полностью урегулирован.
Теперь я хочу, чтобы аналогичная система заработала в США. Вернувшись домой, я создала две организации, деятельность которых направлена на изменение системы донорства. Свою главную задачу я вижу в том, чтобы попробовать для начала снять пациентов с диализаПо оценкам самой Фрай-Ривир, диализ обходится государству в $300 тыс. ежегодно, из расчета на одного пациента. . Параллельно с этим я надеюсь убедить наше министерство здравоохранения в том, что если они будут оплачивать потенциальным донорам почки послеоперационный уход и помощницу по дому на время операции, то всем от этого будет только лучше. Изменив совсем немного, можно каждый год спасать тысячи людей.