Стенограммы войны

Вчера был лучший вечер в моей жизни, честно. в восемь у детей молитва. шел дождь, на улице молиться было нельзя, все набились в узкий коридор приюта. эхо там отличное. света не было — только свечка. мальчик играл на барабане, и все наши дети — 81 человек, от двух лет до восемнадцати — стояли и хлопали в ладоши, пели и плясали. и там, среди них, танцевала я, думая, что я самый счастливый человек на земле. ни за какие деньги такого не купишь. не могу объяснить, что чувствую, когда смотрю на эти удивительные создания. иногда кажется, что я сплю. у меня проблемы с адекватным поведением.

К каждому миротворческому батальону в стране прикреплена инженерная рота. Эти подразделения должны приводить в порядок дороги, восстановить мосты. Рядом с моим домом расположилась инженерная рота из Бангладеш. Скоро начнется сезон дождей, и нужно успеть сделать как можно больше в зоне нашей ответственности. Но вместо того чтобы ремонтировать дороги, их генерал передислоцировал роту, чтобы она строила ему поле для гольфа. Это не простая халатность, а возмутительная коррупция. На стройку тратятся десятки тысяч долларов, предназначенные на восстановления Либерии. Не говоря о том, что почва здесь слишком глинистая для такого поля, сделать ровную поверхность все равно не получится. Рядом толпятся десятки местных, выпрашивающих рис, готовые питаться объедками со стола миротворцев. Ситуация с транспортом отчаянная. Дорог в Либерии мало. Туда, где их нет, миротворцы не ездят. Тысячи либерийцев будут страдать во время сезона дождей, не смогут собрать урожай, не получат медицинской помощи, просто потому, что одному генералу вздумалось поиграть в гольф.

На прошлой неделе мы лишились двух собак: умер Мир, щенок Трокона и Истмана, и наша Пинки. Обе заразились неизвестным вирусом. Сестра Мира, соседская Спанки, тоже болела, но выжила. Наша Пинки любила лаять. В отличие от Никки, трусоватой тихони, она была сторожем. Благодаря ей к нам уже 9 месяцев никто не совался. Было тяжело смотреть, как она мучилась весь день и покинула нас ночью — особенно потому, что мы совершенно ничего не могли сделать. В субботу мы похоронили ее под манговым деревом. Этот климат жесток к млекопитающим. Паразиты и инфекции берут свое, смерть — частое явление. Умирают звери, умирают люди, а тем, кто выжил, остается только двигаться дальше.

В такси все говорили о побоище, которое случилось утром на бульваре Тубмана. Версий было много, но все сводилось к тому, что мужик с бабой угнали машину, а потом, используя ее как такси, грабили пассажиров. Жертвы решили отомстить. Баба убежала, а мужика забили до смерти. «Его тапки все еще на дороге валяются», — сказал таксист. Я не верила, что такое возможно, но когда мы проезжали супермаркет Greenland, я их увидела — желтые резиновые вьетнамки лежали в паре метров друг от друга.

Вот некоторые надписи, которыми украшают таксисты свои автомобили: «Моя попытка», «Бьюсь за жизнь», «Господь мой не даст оступиться», «Будь терпим, как Аллах», «Чаннелайзер собственной персоной», «Истинный Алекс», «Светлые дни грядут во имя Иисуса», «Думай по-крупному», «Жесткое время», «Ничто не будет прежним», «Милый дом», «Сутенер в законе», «Бедный не друг мне», «Сила творения», «Восстань и сияй», «Благословенные ливни», «Опасайся солнечный друзей», «Черная система», «Агент 12-12», «Протягивая руки», «Мечта ушла», «Нет пищи для ленивого», «Сохраняй мою чистоту», «Дорога — твоя жизнь».

Кажется, ООН перекрыла доступ к блогам в своей сети, так что теперь могу писать в этот журнал только по электронной почте, но вот выкладывать фотографии больше не получится.

Думая чем заняться на выходных, я зашел на сайт Военно-Морского Флота США. На погодной карте была огромная зарождающаяся штука, движущаяся к либерийскому берегу откуда-то из центра Атлантики. Было понятно, что серфинг предстоит отменный. Мне сообщили, что заработал первый во всей Либерии серферский пляж. Местные называли его «Локо». Там была хорошая волна, каменистое дно и серфинг в два раза круче, чем где бы то ни было поблизости. Я обнаружил, что у местных парней было 4 серфа. Самих парней было не меньше десяти, по крайней мере, столько отваживалось войти в воду. Не думаю, что эти парни понимали свое счастье — офигительный серфинг каждый день. Альфред, парень, который занимался серфингом что-то около двух лет, держался на доске очень уверенно для такого короткого периода. Но чего еще ожидать от того, кому никогда не приходится ждать волны, у кого есть возможность стоять на доске каждый божий день — как в мечте.

На прошлой неделе, патрулируя участок у гвинейской границы, мы остановились, чтобы поговорить с таможенником. Пост затерялся посреди чащи. Старик проверяет всех, кто пересекает границу. Исайя (так его зовут) гордится своей работой. Он сразу же ввел нас в курс дела: кто и как часто пересекает границу, какие предусмотрены сборы. Потом рассказал, что зарплаты он не получает. Когда раз в месяц он отвозит собранные деньги в региональное управление, ему разрешают оставить себе 75% или даже больше — в качестве суточных. Живет он в глинобитной лачуге и каждый день идет на работу пешком. У него одна просьба: чтобы управление построило какое-то укрытие на посту — когда идет дождь, он мокнет до нитки. Управление дает на жизнь около $4 в неделю, но даже в буше этого не хватает. Исайя рассказывает, что его родные брат и сестра, хотя и живут далеко, все равно присылают еду. Тут я начинаю болтать. Говорю, как важна граница: именно через нее 17 лет назад в страну попало оружие. Я спрашиваю Исайю, как зовут таможенников на всех постах в округе. Он без запинки отвечает. Одно имя приводит меня замешательство. Посреди буша, на севере Либерии, живет Иоанн Креститель. Я смотрю вокруг, на буйство природы. Кажется, что лучшего места для него не найти. Я не спрашиваю Исайю, питается ли он манной небесной. Мы оба смеемся. Исайя говорит, что не знает, почему Иоанна так зовут, но это единственное имя, под которым его знают. Уже поздно. Я говорю Исайе, что нам пора, но мы еще обязательно вернемся — познакомиться с Иоанном Крестителем.