Фокус-группа

Потрепанный рабочий Виталик вылезает из потрепанного КамАЗа, груженного леопардами, на свалке в Новодвинске. Из подъехавшей за ним «газели» вываливается еще с десяток человек и два пони. За два дня рабочим предстоит собрать из двух тонн деталей цирк шапито. На следующий день подтягиваются артисты, которые не спеша перебирались с предыдущей стоянки в Северодвинске. Почти все они на своих машинах, к которым прицеплены их передвижные дома. Они стараются не ездить на КамАЗах — воздушной гимнастке Яне, например, после первой и последней такой поездки пришлось выпить стакан водки, чтобы прийти в себя. Дома артистов и рабочих располагаются полукругом вокруг растущего шапито. В образовавшемся дворе пони жуют траву. Чихуахуа Масик жует пантеру Милу. Цирковые дети, пыльные и довольные, крутят обручи. Клоун Олег чинит водопровод. Рабочий Слава выбегает из почти достроенного шапито, чтобы крикнуть: «Идите все на хрен! Я увольняюсь!» — и вернуться в шатер. Новодвинская бабушка с внучкой наблюдают за стройкой из-за забора. Бабушка рада, что этим летом цирк доехал до их города, а то в прошлом году шестилетняя Оля повадилась от скуки запирать ее в парнике. Местный вдовец, дальнобойщик Юра, шагает прочь: «Расклеили тут везде афиши "Лучший цирк в России", но все ж понимают — в нашу жопу хороший цирк не приедет». Юра своих детей в цирк не поведет: «Слишком опасно. Там их может съесть крокодил». Жена директора цирка Евгения Кима Татьяна приводит в порядок их передвижной дом. Времени на это уходит больше, чем у остальных: ей надо распаковать не только кухонную утварь, одежду, вазы и искусственные цветы, но и сотню фигурок зверей, которых она называет своим «Берлинским зоопарком». За спиной метровой статуи леопарда, раскинувшись на диване, сидит директор в трусах. С его груди на спину переползает дракон. Женя выбил эту татуировку, когда пять лет назад стал директором цирка и назвал его «Золотой дракон». Таня тоже хочет татуировку, но муж не разрешает. «Посмотрите в интернете "бабушки с татуировками". Ужасное зрелище!» — смеется он.

Цирк достался жене от отца. В стартовый набор входили КамАЗ, четыре вагончика, номер с собаками, номер с кошками и леопард. За пять лет в шапито подселились еще два леопарда, два пони, медведь, две обезьяны, носуха, пантера, петух, четыре курицы, два суриката, 16 собак и 15 артистов. Птицы и сурикаты не выступают; их держат для атмосферы. Думали еще о попугае, но отказались: в шапито от стресса они выщипывают себе все перья.

Гвоздь программы — джип, который по доске переезжает директора. «Никто просто по доске не переезжает. Это фишечка такая. В других цирках сначала на все тело кладут щит, иногда еще матрас, затем две доски, и только потом джип едет». Часто зрители, особенно в маленьких городах, не могут поверить в происходящее. Приходят после представления за кулисы: «А машинка-то у вас, случаем, не надувная?»

У директора и его жены есть четкое разделение обязанностей:

— Я решаю вопросы, а Таня занимается дрессировкой.

— И доброту его немерную сдерживаю, — добавляет директриса. — Он все прощает. Решили перед каждым представлением проверять рабочих по алкотестеру. Чтобы только нолик был, иначе пять тысяч рублей штрафа. А Женя добрый такой, ему каждый раз напоминать надо.

Это просто очень расстраивает. Мне за последний месяц на Северах надышали на 40 тысяч.

Женя набрасывает махровый халат, расшитый знаками доллара, и отправляется во двор покурить. На канатах, которые держат шатер, сушатся мужские трусы леопардовой расцветки. Она здесь не выходит из моды: леопардовые пледы, леопардовые домики для кошек, леопардовые дамские платки. Из вагончиков выглядывают артисты и рабочие. Директора здесь любят. Во-первых, потому что добрый. Во-вторых, потому что не задерживает зарплату. Директор щиплет проходящую мимо ветеринаршу и рассказывает, как устроен цирковой бюджет.

В зале 630 мест, билет стоит от 300 до 800 рублей. В месяц цирк дает 15 представлений. Сезон шапито длится 10 месяцев, с марта по январь. В городе стоят от одной до трех недель. Основных статей расходов шесть. Первая: гонорары артистам (2-8 тысяч за номер) и зарплата рабочим, которые на время представления превращаются в униформистов — выносят на манеж реквизит (около 25 тысяч в месяц каждому). Вторая статья — аренда площадки, парковки, пустыря или, как сейчас, в Новодвинске, свалки — стоит от одной до десяти тысяч рублей в сутки. Много денег уходит на рекламу: за сезон цирк объезжает около 30 городов, и в каждом тратит от 150 тысяч до миллиона рублей. Есть еще расходы на корм для животных и ремонт техники, но они колеблются, в зависимости от маршрута. И, наконец, взятки. Директор избегает этого слова: «На каждый город у нас выделяются билетики. Для гаишников, аварийки, участкового и администрации. Выдаем по настроению. Максимум 400. Если больше, я уже начинаю скандалить». Самое сложное — составить грамотный маршрут. Например, каждый опытный директор шапито знает, что летом на юге в цирк ходят плохо. «Местные слишком заняты окучиванием отдыхающих, — объясняет Женя. — А тем цирк на фиг не нужен, он у них и дома есть». Есть и более тонкие нюансы: «Понятно, что если поедешь в картофельный край Чебоксары в сезон посадок или сбора урожая — сгоришь».

Директор замечает проплывающих мимо униформистов:

— Почему небритые до сих пор? А ну идите бриться и сегодня перед представлением будете мне все дышать!

— Можно я сейчас просто подышу, а потом не буду? — интересуется один из них. Женя со смехом отмахивается.

«Но даже самый удачно спланированный маршрут могут испортить проделки конкурентов», — продолжает директор. На рынке шапито высокая конкуренция: если на весь СССР их было 17, то сейчас в России — порядка 200. «Способы насолить конкуренту разные. Пишут письма в администрацию: зачем вы этому цирку дали площадку, они непорядочные и программа у них говно. Некоторые используют чужие бренды. Я знаю одного директора, который нашел девочку по фамилии Запашная, теперь катается цирк Запашной. А в прошлом году нашел парня — Юрия Попова».

Женя пробовал создать коалицию шапито. Пару лет назад позвал коллег на встречу в Новосибирск. Пытались распределить маршруты: «Пьянствовали дней пять. "Ну что, завтра улетаем?" — "Да, завтра улетаем!" Первый раз, когда заказали билеты, никто не улетел. Во второй раз — всего двое. В общем, обо всем договорились. Но потом люди спокойно нарушали обязательства».

В метре от Жени в клетке шуршит Масик, которого недавно выкрасили красной пищевой краской, чтобы зрители думали, что он экзотической породы. Но собака полиняла, и теперь она просто розовая. Месяц назад к Масику подселили двухмесячную пантеру Милу. Она досталась цирку по хорошей цене — 700 тысяч рублей. «Кошачьи сейчас серьезно подорожали — на Рублевке все повадились покупать себе экзотических зверей, — говорит директор. — И еще фотографы стали их закупать и в Крым возить. Раньше лев был пять-семь тысяч, теперь уже сто». Шимпанзе еще дороже пантеры, около миллиона. Но самый дорогой — слон, цена доходит до десятка миллионов, и в очереди стоят годами.

Поиск артистов проще, чем поиск животных, — в день приходит по несколько резюме с видеороликами: «Если запись нравится, навожу справки. Я лично знаю 60 директоров шапито, а шапочно практически всех». При наборе артистов у Жени есть четкие требования. Первое — опрятность: «Нечесаные патлы, грязные руки, грязный костюм — нет». Сам директор всегда выходит на манеж с мытым хвостиком, его жена — с аккуратно вычесанными париками: фиолетовым, кудрявым или «брюнетка». Второе — отсутствие лишнего веса. Один раз Женя в спешке взял артистку, не посмотрев ее видео: «Когда я увидел ее у себя в цирке — полтора метра ростом и весом 70 кг — я был в шоке». Больше требований почти нет: у Жени, например, работал инвалид Великой Отечественной без рук. Жонглировал ногами. А вот лилипутов директор к себе не берет, хоть это и выгодно — налоговые льготы. «Они капризные: здесь мне не три ступеньки, а четыре поставьте. Заставляют, чтобы им вещи носили. Очень по нервам бьют».

Второй клоун леня не всегда был вторым. «Конечно, шапито — это шаг вниз для меня, — говорит он. — Я ведь очень неплохой артист. Но я уже свое отпахал». Цирковой артист в седьмом поколении, в семь лет он уже выступал на манеже вместе с отцом. С двенадцати лет умел с разбегу запрыгивать на бегущую лошадь и жонглировать на ней горящими факелами.

«Никулин меня очень любил. Он от армии меня отмазал, — Леня вспоминает годы в цирке на Цветном. — Каждое представление была новая девушка. На фестивали наездился. В Китае "Золотого льва" брал. Ни один советский артист его не брал кроме меня». Потом Никулин умер, и на Цветном Лене стало нечего делать: «Раньше я болел работой, все болели работой. Но это был другой цирк, другие артисты — лучше, артистичнее. Максим (сын Юрия Никулина. — Правила жизни) для меня не Никулин, я не знаю, кто это».

На форуме Ruscircus.ru, в разделе «Забытые знаменитости», поклонники Леонида Ольховикова интересуются, куда он пропал. Один из пользователей пишет: «Он стал клоуном». Другой отвечает: «Вот это действительно новость! Как серпом по... Леня, ты прекрасно работал номер отца, зачем тебя потянуло в драматургию».

«Этот трюк умели делать только три человека в мире: мой отец, его ученик и я, — объясняет Леня. — Но быть клоуном легче. Не рискуешь жизнью. Я могу выйти на манеж, поспав три часа. Даже с бодуна могу». Карьерный вопрос его уже больше не беспокоит: «Сейчас для меня на первом месте — найти семью, которая меня похоронит». В 42 года он уверен, что ему осталось недолго: «До шестидесяти ведь у нас почти никто не доживает».

До этой зимы вопрос уже казался решенным: у него уже была жена, воздушная гимнастка, сильно младше, «чтобы точно пережила». Чтобы не расставаться с ней, Леня даже на два года бросил свое шапито: «Устроился таксистом и катался за цирком жены, чтобы следить за ней». Но полгода назад она все-таки ушла к другому артисту: «Она все испортила. Я до сих пор в коматозе».

Не спасают даже подарки любовниц: «Видишь мою одежду? Знаешь сколько она стоит? Одни только ботинки — 500 долларов! Но время-то свое берет. У футболистов то же самое. Играют до 28 лет, а потом спиваются. От жизни никуда не денешься. Я, по крайней мере, бросил пить. Пока сына не рожу, чтобы было кому меня похоронить, пить не буду». Он напился на следующий день.

Электрик-униформист Виталик уходил из цирка четыре раза. Вообще-то, побеги из цирка не редкость. Клоун Леня уходил, чтобы стать таксистом, гимнаст Ваня — чтобы стать бизнесменом. А электрик Виталик уходит каждый раз, когда его обвиняют в никчемности. «Я как слышу слова "тебя здесь никто не держит", могу серьезно психануть», — говорит он.

В цирк Виталик пришел в 1993 году. «Сидели с братишкой, смотрели телевизор, а там бегущей строкой: "Требуется электрик для работы в цирке". Братишка мне такой: слабо?» Родной Барнаул, работа без денег и жена к тому моменту Виталику всерьез надоели. Цирка до этого он не видел никогда в жизни: «Я хохотал, когда увидел клоунов». Сейчас он к клоунам привык и больше не хохочет, но без цирка уже свою жизнь не представляет.

Виталик достает с полки суповую кружку и принимается ее гладить: «Это сиротка моя». Живет он в выгородке в вагончике вместе с семью другими рабочими. Все, что он нажил к 45 годам, — это две дорожные сумки с вещами и семь удочек. Однажды он попробовал вернуться в Барнаул к жене, но из этого ничего не вышло: «Я стал взрослее, а она была все та же. После этого я уже больше не женился». Потом, правда, пробовал создать семью с приемной дочерью брата. Перевез в свой вагончик племянницу и ее ребенка. Ребенок жил на верхней кладовой полке, а для подруги Виталик расширил свою кровать на 30 сантиметров с помощью картонок. На кровати напротив спал сосед. «Племянница пыталась сделать здесь идеальный порядок, но это было невозможно». Через месяц она собрала вещи, забрала ребенка и навсегда покинула вагончик: «Я купил ей билет и отправил домой. На прощание она мне сказала, что я никчемный человек».

Артистам в этом плане проще — они живут в собственных вагончиках. Хоть здесь и не принято говорить о социальном расслоении, оно есть. Артистка, например, никогда не станет женой рабочего. В лучшем случае униформисту достанется кассирша. «Была у нас парочка — артистка Инесса и униформист Юра. Инесса каучук работала: через спину сгибалась, голову между ног — и на жопу ложила. Они даже официально поженились, и у них получился сын. Но потом она к артисту ушла». Виталик уверен, что это справедливо: «Ну, кто на кого учился. Возьми меня и Аллу Пугачеву, что у нас общего? Не получился бы у нас роман, даже если б она в нашем шапито жила».

«Но вот если артист залупится — это совсем другое дело, я его сразу на место поставлю, — говорит Виталик. — Одному вот недавно свет вырубил во время представления». В быту социальный разрыв чувствуется не так остро: «Мы вот с Женькой ездим на рыбалку вместе. Он директор, а я — куш на палочке, но мы вместе рыбачим. Такие у нас отношения». Виталик говорит, что в цирке его держит — и каждый раз возвращает — «чувство нужности». В Барнауле этого не было: там весь город забит электриками, а здесь из 20 рабочих он один умеет с нуля собрать и разобрать цирк. «Незаменимых людей, конечно, не бывает, но я очень нужен здесь. Это очень важное чувство». Друзья ласково называют Виталика психом, но регулярно ходят к нему лечиться: «И от насморка могу, и от кривых ног. Ваньку нашего от горба вылечил. На него девушка проклятие наложила, когда он ее бросил. Я после процедуры вышел весь мокрый, как после бани». В качестве платы он берет коньяк. «Я так снимаю с себя грязь после процедуры, ну чтобы горб на меня не перерос. Кто-то снимает грязь водкой, кто-то дерево обнимает. А мне хватает коньяка». Вагончик трясется, сиротка дребезжит на столе: «Это трахается кто-то, не обращай внимания».

Первый вечер возвращения после побега самый приятный, говорит Виталик. В прошлый раз он вернулся весной, проведя полгода в Москве: «Зарабатывал 37 тысяч, вместо своих двадцати, но потом понял, что меня там не ценят». Тогда по обыкновению набрал директора: «Жень, ты где?» — «Мы в Калуге, приезжай». В тот же день он уже был в цирке и, не распаковав свои две сумки, пошел собирать шатер. «Засыпал, а из окна у меня купол цирка виден, и спокойно так стало на душе... Хотя, по-хорошему, заел меня за 20 лет этот вид, с утра проснусь и занавесками окно прикрываю».

Каждое лето родители забирают 8-летнюю Алену от бабушки в цирк. Школу Алена совсем не любит и детей там считает занудами: «Ну не особенные они. На шпагат садиться не умеют». А в цирке есть дочка воздушной гимнастки Алина, которая выступает в номере с клоунами, дочка жонглерши Вероника, которая крутит обруч на шее, и сын директора Игорь, который дрессирует носуху. «Когда я сдам через десять лет все экзамены на пятерки, уйду в цирк насовсем, — говорит Алена. — Как мама и папа».

«Мой ребенок не будет работать в цирке никогда, — говорит ее отец, ведущий представления Максим. — Артисты цирка — несчастные люди. Живут в закрытом мире, не могут поговорить ни о чем, кроме работы. Это закрытая каста, и в ней отсутствует разумность». Жена Настя с ним согласна: «Это как "Дом-2", только цирк. Переезжая из города в город, они не переезжают никуда. Эти люди живут в вакууме».

Максим с Настей свели к минимуму контакты с остальными цирковыми. Они давно уже отказались от вагончиков в пользу гостиничных номеров. «Здесь очень нездоровая конкуренция. Почти как в балете», — говорит Настя. В прошлом году она готовила номер с пони — из-за болезни ног она больше не может работать воздушной гимнасткой: «Накануне премьеры меня лошадь ударила копытом прямо в лоб. Я была вся в крови, но никто не подошел. Они хотели, чтобы у меня не получилось. На следующий день я все равно отработала назло всем». Максим немного раздражает коллег постоянными замечаниями: за грязные ботинки, за то, что мало репетируют и выступают без выражения. Сам он перед каждым выходом тщательно разминает лицо за кулисами, на виду у дрессированных пуделей. А жене не разрешает возвращаться на манеж, пока она не сбросит видимые только ему лишние килограммы. Пока мы разговариваем в их номере, Настя и Максим следят за тем, чтобы Алена решала задачки из летней школьной программы. Остальные цирковые родители относятся к урокам спокойнее, им важнее физическая форма детей. Например, воздушная гимнастка Яна заставляет дочку каждый день делать растяжку: «Если вдруг не вырастит мозгов, то хотя бы не останется без работы». Такой подход раздражает Максима: «Они делают из своих детей цирковых просто потому, что не могут им дать ничего другого». Сам он в детстве переезжал из города в город раз в месяц, меняя за учебный год по девять школ. Его жена вспоминает свое цирковое детство с ужасом: «Мама с папой репетировали на манеже целый день. А по вечерам тянули дома шпагаты. Мне не доставалось никакого внимания. И круглый год было очень холодно. В детстве я мечтала сбежать из цирка и стать менеджером. Потому что это там, где тепло и сухо». Пока Настя проверяет домашнее задание дочки, Максим выходит покурить в коридор гостиницы. «Алена вообще-то не моя родная дочь, но я к ней как к родной отношусь», — говорит он. Своих детей у Максима нет: «В цирковом мире катаемся много, и не всегда можно быть уверенным, сколько у тебя на самом деле детей. Но я аккуратный и могу точно сказать, что у меня их нет».

Вернувшись в номер, он говорит: «Вообще-то, будущее для своей дочки я уже выбрал. Она будет переводчиком, выучит английский, французский и китайский. — Алена с удивлением смотрит на него. — Я уже и сейчас начинаю ее готовить к этому — говорю иногда по-английски, например: "Дай мне шугар к чаю". Пытаюсь выбирать смешные слова, чтобы она не заскучала: кукамбер, элефант. Когда она станет переводчиком, то сможет увидеть весь мир, а не только Россию. Я за год объезжаю по 30 городов и понял, что у нас люди везде жадные и злые. Единственный город, который впечатляет — это Ростов-на-Дону. Только там я видел живых манекенов в витрине. И панков тоже там впервые увидел. Но пусть Алена лучше на мир посмотрит. А на старости лет мы с Настей поедем в ее огромный дом в Софию и будем полоскать свои тела в Средиземном море». Максим поворачивается в сторону Алены, чтобы узнать реакцию, но та уже минут пять как убежала в коридор играть с дочкой силового жонглера. Настя над фантазиями мужа смеется: «Я просто хочу, чтобы Алена выросла нормальным человеком. Бухгалтером, например».

«Давай, бездарный мешок, беги!» — «Да иди ты к черту!» — «Не ленись!» — «Серега, замолчи ты уже». Каждый вечер Кристина и Сергей приходят на манеж ближе к полуночи, чтобы репетировать ее номер. Кристина — 23-летняя блондинка с двумя высшими образованиями — Литинститут и журналистика плюс балетный колледж, — которая решила стать эквилибристкой. Сергей — 46-летний силовой жонглер, днем звезда манежа, а ночью — послушный наставник. В цирке на этот союз смотрят с недоверием, поговаривают, что она его бросит, когда номер будет готов.

Репетировать осталось всего пару месяцев: «Когда мы его задумали, Кристи сказала, что будет Кармен. Я говорил ей, что она не Кармен вообще. Потом увидел, как она ходит по канату, как будто по краю, и понял: да, она Кармен». Теперь Сергей думает, как ввести себя в номер в роли Хосе: «Может, буду снизу ей кричать: стой, буду стрелять. А она будет по канату убегать от меня. Я хочу быть в номере, чтобы ее страховать. А в конце унесу ее из зала на голове».

Все силы Сергей вкладывает в Кристину — сам он считает, что свой ресурс исчерпал. Уже 30 лет он жонглирует на манеже пудовыми гирями, работал в цирке на Цветном. Больше всего аплодисментов в «Золотом драконе» достается ему — даже если номер вышел с помарками. Пару недель назад гиря упала ему на голову, но он все равно доработал номер. Утирая кровь с лица, он успокаивал взволнованных зрительниц: «Все в порядке, мне постоянно гири на голову падают».

«Серега, ты можешь, пожалуйста, не отвлекаться и смотреть на меня!» — кричит Кристина с каната через пустой манеж. Не отводя от нее глаз, он продолжает вполголоса: «Она говорит, чтобы я наблюдал каждый ее шаг, но у меня складывается впечатление, что я ей совсем не нужен. Она просто самая лучшая. Все, что она делает, — красиво».

Они познакомились шесть лет назад в Тольятти. Кристина с подружкой шли отмечать выпускной в школе журналистики в цирк: «Я Серегин номер, честно говоря, не запомнила. Заметила его только на выходе из цирка. Он сидел с какой-то молодой дамой. Артист в открытом доступе — это интересно, и мы пошли знакомиться». Через несколько дней цирк уехал из Тольятти. Сергей еще долго писал ей эсэмэски каждый день, иногда в стихах, но потом переписка затихла. Спустя три года у Кристины расстроилась свадьба, и она устроилась работать в балет Запашного. Тогда же она откопала телефон Сергея и написала ему сообщение. Он ее позвал в гости: «Страшно было. Он меня старше, женат, разные интересы, разное образование». Но все-таки приехала, а этой весной перебралась насовсем: «Я когда только пришла сюда, плакать хотела. Это очень далеко от мира, где я раньше находилась. Постоянно мат-перемат, видимо, чтобы быстрее дошло».

Кристина и Сергей держатся в цирке обособленно. После трех дней в вагончике Кристина не выдержала: «Душа нет, туалет на остановке, платья итальянские лежат нераспакованные, побыть вдвоем невозможно. Нет, это издевательство». Теперь они живут по гостиницам. Но больше всего в цирке Кристина боится «отупеть». В свободное время читает много книг. Сергей хвастается, что она приобщает к чтению и его. Иногда даже читает вслух: «Только не надо из нас романтических дурачков делать. На фига ты это вообще рассказывал? Я вслух читала только в начале нашего знакомства. Теперь все в цирке будут над нами ржать. Я не говорю никому про свое образование. Здесь хоть у тебя десять образований, но если ты не можешь сесть на шпагат, разговор окончен».

Мечта Сергея — отправиться с Кристининым номером в Лас-Вегас: «Казино, девушки, канкан, перья, тысяча лампочек, лучшие шоу на планете и медицинские страховки. Цирка там нет, но есть кабаки, а это — лучшая работа. Неимоверно тяжело получить внимание, но только в таких условиях ты становишься настоящим артистом». Один раз Сергей работал в ресторане в Болгарии, и гости во время представления просили его выпить водки с ними. Сергей залпом выпил стакан. Он знал, что у него есть четыре минуты, чтобы закончить, пока алкоголь не попал в кровь: «Они хотели видеть сумасшедшего, и они его увидели. Я творил чудеса, в цирке такого не сделаешь». Но чтобы попасть в Лас-Вегас, номер должен быть идеальным: «Я за это не жду никакой благодарности. Вот когда у нее получается очередной трюк, она так кричит, потом рассмеется и прыгает мне на шею. Я просто хочу видеть ее счастливое лицо». Кристина от таких слов морщит нос. Она изящно перебегает по канату. Иногда она падает и матерится — не менее изящно. Ближе к часу ночи репетиция заканчивается, и они едут в гостиницу, чтобы перед сном успеть подраться тапочками.

Новодвинск оказался «пожарным» городом: два представления из трех пришлось отменить из-за того, что покупали всего по 19 билетов. «Это такой непредсказуемый бизнес, бывает всякое, — говорит директор Женя. — За год можешь три миллиона заработать, а можешь остаться должен миллион». Вместо представления цирковые собрались вечером на шашлык. От дождя прячутся в звериной клетке. Вспоминают своих героев — например, рабочего Вовку по кличке Капелька. «Он был огромный совершенно, под 200 кг, — рассказывает Женя. — Однажды во время представления рухнул столб, на котором зал стоит. Думали все отменять, а Вовка говорит: "Нет, пусть работают". И продержал цирк на спине 50 минут». После представления Капелька заболел и через несколько недель умер.

Ближе к полуночи мангал потухает. Кальян тоже догорел. Ветеринарша просит ей больше не наливать: «Я как напьюсь, ухожу к леопардам в клетку спать». Ошалевшие от белых ночей петухи кричат подъем, и цирковые расходятся по вагончикам спать. Через два дня сборы — шапито разберется на сотни деталей, Таня упакует свой «Берлинский зоопарк», нераспакованные платья Кристины вернутся в машину, Виталик соберет свои удочки в чехол, загрузится с рабочими и животными в КамАЗы, и шапито поедет дальше.