Отдать концы

В коридоре я обратился к доктору:
— Что-нибудь нужно еще сегодня сделать?
— Нет. Ничего делать не надо. Может быть, проводить вас в отель?
— Нет, благодарю вас. Я еще побуду здесь.
— Я знаю, что тут ничего не скажешь. Не могу выразить...
— Да, — сказал я, — тут ничего не скажешь.
— Спокойной ночи, — сказал он. — Может быть, мне вас все-таки проводить?
— Нет, спасибо.
— Больше ничего нельзя было сделать, — сказал он. — Операция показала...
— Я не хочу говорить об этом, — сказал я.
— Мне бы хотелось проводить вас в отель.
— Нет, благодарю вас.
Он пошел по коридору. Я вернулся к двери палаты.
— Сейчас нельзя, — сказала одна из сестер.
— Можно, — сказал я.
— Нет, еще нельзя.
— Уходите отсюда, — сказал я. — И та тоже.
Но когда я заставил их уйти и закрыл дверь и выключил свет, я понял, что это ни к чему. Это было словно прощание со статуей. Немного погодя я вышел и спустился по лестнице и пошел к себе в отель под дождем.

Конец №9

— Что с ребенком? — спросил я.
— У него все в порядке.
— Правда?
— Конечно.
— Вы идите туда, к madame.
Я сел на стул перед столиком, на котором сбоку висели в зажимах отчеты сестер, и посмотрел в окно. Я ничего не увидел, кроме темноты и дождя, который шел поперек полосы света из окна. Значит, у него все в порядке. Теперь у меня был сын. Мне не было дела до него. Я думал только о Кэтрин.

Конец №14

Вот и все, что
Той ночью я шел домой под дождем
На улице лил дождь, и я шел
Они сказали, что в больнице мне делать нечего
Лил дождь, и я шел по улицам к отелю, где мы жили с Кэтрин, я прошел в ворота и по дорожке к вращающейся двери. Я поговорил с портье, поднялся на лифте и по коридору дошел до номера, где мы жили, разделся и лег в постель. В конце концов я заснул уснул, наверное, потому, что очень устал. Когда проснулся, в открытое окно светило солнце, и я почувст вовал запах высыхающего дождя весеннего утра после дождя и не сразу, а может быть, только через секунду осознал, что произошло.

Конец №19

Когда я проснулся, в открытое окно светило солнце, и я почувствовал запах весеннего утра после дождя и увидел освещенные солнцем деревья во дворе, и в этот момент пробуждения все было так, как раньше, и ничего не ушло; потом я увидел лампочку у изголовья кровати, которая горела, хотя был день, и сразу вернулся к тому, с чем был вчера ночью, и это конец истории.

Конец №42

Твоя жизнь не останавливается, как
Ты не можешь оборвать свою жизнь, как обрываешь рассказ кроме как, но ты этого не делаешь и после не жалеешь. Она обрывается сама собой на какое-то время, а потом опять продолжается.

Когда люди умирают, вы должны их похоронить, но не обязаны писать об этом. Вы не обязаны писать о владельце похоронного бюро и о самих похоронах. Вы не обязаны писать ни об этом дне, ни о ночи следующего дня, ни о ночи после того, ни о том, как онемение переходит в горе, ни о всех днях и всех ночах, которые долго будут после этого. Когда вы пишете, у вас есть выбор, которого нет в жизни.

Конец №5

К тому же ты им наскучишь, и тебе станет понятно, что, если хочешь сохранить что-нибудь, лучше держать язык за зубами и не говорить об этом. Поначалу хуже всего ночи, они кажутся тебе злейшими врагами, но в конце концов ночи (текст обрывается. — Правила жизни)
Сначала по ночам хуже всего. Тебе стала понятна мудрость полкового священника, который всегда любил Бога и поэтому счастлив, и ты уверен, что у него ничто не отнимет Бога. Но чего стоит мудрость и чего стоит удача, если таким родился? И что, если ты не так устроен?
Ты узнаёшь, что ночь — поначалу плохое время, самое плохое время одиночества, — становится хорошим временем.

Конец №28

Есть еще много подробностей, начиная с моей первой встречи с владельцем похоронного бюро и самих похорон в чужой стране и до остальной моей жизни — которая продолжалась и, кажется, может еще долго продолжаться.
Я мог бы рассказать, как Ринальди излечился от сифилиса и со временем обнаружил, что методы военной медицины не очень практичны в мирное время. Мог бы рассказать, как наш полковой священник оказался священником в фашистской Италии. Мог бы рассказать, как Этторе стал фашистом и какую роль играл в их организации. Мог бы рассказать, как Пиани стал таксистом в Нью-Йорке, и каким певцом стал Симмонс. Много чего случилось. Все притупляется, и мир идет дальше. Большую часть своей жизни ты возвращаешь себе, как добро, спасенное из пожара. Мир идет дальше, пока твоя жизнь идет дальше, а потом он идет дальше, но ты об этом уже не знаешь. Он никогда не останавливается. Он останавливается только для тебя.
Что-то в нем останавливается, когда ты еще жив. Остальное продолжается, и ты — вместе с ним.
Я мог бы рассказать, что я делал после марта тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда пришел ночью под дождем к отелю, где мы жили с Кэтрин, поднялся в наш номер, разделся, лег в постель и в конце концов уснул, потому что очень устал, — и проснулся утром, когда солнце светило в окно. И вдруг осознал, что произошло. Я мог бы рассказать, что происходило после, но это конец истории.

Конец №34

Все, кто пережили войну
По ходу жизни кое-что узнаёшь и, между прочим, — что мир ломает всех и после многие становятся крепче в сломанных местах. Кого он не ломает, тех убивает. Он убивает без разбору и очень хороших, и очень добрых, и очень смелых. Если ты не из таких, будь уверен, он и тебя убьет, но без особой спешки.

Конец №47

Это было в марте тысяча девятьсот восемнадцатого. В тот месяц еще много людей лежали мертвыми под дождем (Но иногда попробуй иногда, что от этого меняется. Они для меня ничего не значили.) и еще много месяцев после. Но иногда поди разберись, легче ли от этого.

Вот и вся история. Кэтрин умерла, и вы умрете, и я умру, и это все, что я могу вам пообещать.

From A Farewell to Arms: The Hemingway Library Edition by Ernest Hemingway. Copyright © 1929 by Charles Scribner’s Sons. Copyright renewed © 1957 by Ernest Hemingway. Hemingway Library edition copyright © 2012 by The Hemingway Copyright Owners. Foreword copyright © 2012 by Patrick Hemingway. Introduction copy right © 2012 by Seán Hemingway. Reprinted with permission from Scribner, a Division of Simon & Schuster, Inc.