Подписался на Правила жизни

В юности у меня был приятель Женя Блохин. Его общеграждан­ский паспорт был в некотором роде уникальным документом. Под очкастой и кудрявой фотографией красовалась подпись, состоявшая из четырех аккуратно выведенных букв: первой буквы полного имени и первых трех букв фамилии. Много лет я считал, что ничего гениальнее быть не может. До тех пор, пока не увидел подпись в паспорте собственной жены. Не ее подпись, а начальника паспортного стола (см. ниже). Тогда я впервые задумался над тем, что для чиновника подпись означает нечто большее, чем для обычного человека. Обычный человек просто расписывается там, где ему укажут (озна­комлен, получил, претензий не имею), чиновник же сам решает, ставить ли подпись, и это различие принципиальное. Конечно, подпись для него — прежде всего символ власти. Это очевидно, но этим дело не исчерпывается. Ведь власть есть и у школьного учителя, и у районного врача, однако их закорючки всегда торопливы, незамысловаты и непретенциозны. Для чиновника же подпись является еще и символом свободы воли. Глядя на уже готовый, но еще не подписанный документ, он приходит в некоторое душевное волнение. Ведь можно сразу подписать, а можно и попридержать, а можно сделать вид, что и вовсе не подпишешь, или намекнуть, что скорость подписания от чего-то зависит. Только в такие минуты он и чувствует себя по-настоящему свободным человеком. И ради этих минут он готов часами тренировать свою кисть, добиваясь полного автоматизма движений, мечтать об идеальной ручке, достойной его росчерка, оттачивать и доводить до совершенства прихотливую линию, придумывать какую-нибудь милую перекладинку или волевое подчеркивание.