Врожденный пророк

Такой механизм есть, причем существует он уже давно. Он дает взвешенный ответ на всякий хорошо поставленный вопрос, не дискриминирует людей с плохо подвешенным языком, а также стимулирует спорщиков быть осторожными в высказываниях, честными и судить только в пределах своей компетенции. И у меня есть основания полагать, что по своей эффективности он ничуть не уступает действующим сегодня полемическим институтам. Этот механизм — рынок так называемых «условных активов», проще говоря — ставок. Ставка — лучший способ осадить болтуна: если ты так уверен, давай поспорим! Я предлагаю создать биржи предсказаний, на которых каждый может инвестировать в свои научные и технологические прогнозы, а за общественный консенсус будет признаваться рыночный коэффициент на вероятность определенного исхода.

Рынок — оптимальный механизм агрегации информации. Существующие рынки уже позволяют делать ставки на исход некоторых событий. Скажем, на рынке акций игроки могут предсказывать будущую цену акций компании и, соответственно, покупать или продавать их.

Теперь представьте, что политики спорят о том, создадут ли в течение двадцати лет программируемого наноробота, и исход этого спора имеет серьезное значение. Пусть спор решается на рынке. Если вы верите в создание нанороботов, вы поставите на него, и консенсус сдвинется в вашу сторону, а если нет, вы не сможете просто отмолчаться — придется сбивать коэффициент противоположными ставками. Технически торговаться на рынке предсказаний будут обязательства по выплате определенной суммы (скажем, $100) в случае, если наноробот появится. Рыночная стоимость этих обязательств и будет оценкой вероятности наступления того или иного события. Если купон на создание нанороботов к 2020 году стоит $23, значит, рынок оценивает его вероятность в 23%.

При помощи ставок можно узнавать самые разные вещи. Поднимется ли температура на Земле? Как влияет на климат выброс парниковых газов? Поможет ли вакцинация побороть эпидемию гриппа? Характер предсказания не важен — важно только, чтобы у него существовал измеримый результат.

Кроме того, рынки позволяют оценивать вероятность событий в зависимости от того или иного действия и, таким образом, выбирать наиболее эффективные средства для достижения поставленных целей. Представьте себе, что нас интересует вероятность войны с Гондурасом в зависимости от того, кто победит на ближайших выборах в США. Достаточно выпустить на рынок бумаги с выплатами в случае наступления следующих событий: ДВ (победит демократ, будет война), ДнВ (победит демократ, войны не будет), РВ и РнВ. Чем выше цена на те или иные контракты, тем выше вероятность, что прогнозируемые ими события наступят. При этом анализ пакетов ДВ+ДнВ и РВ+РнВ позволит оценить, какой из кандидатов скорее затеет войну.

Главное достоинство рынков предсказаний состоит в том, что они побуждают участников высказываться аккуратно: почти все механизмы, которые мы используем для обмена информацией сейчас, не создают такого стимула. Конечно, в важных для себя вопросах люди готовы идти на манипуляции, и рынок предсказаний здесь не исключение. Распространенный вид манипуляций — саботаж, то есть попытка повлиять на исход события ради выигрыша (например, боксеры время от времени намеренно сдают бои, чтобы заработать на тотализаторе). Но опасность саботажа несколько преувеличена. Конечно, поставив на то, что никто не пройдется ночью по моей цветочной клумбе, я создаю такую опасность, ведь наследить на участке может всякий. Однако, когда речь заходит о более глобальных событиях, вероятность саботажа становится ниже.

Сегодня рынки предсказаний создают в основном частные компании. Несколько десятков фирм уже инвестируют в такие исследования — в частности, такие крупные компании, как General Electric или BestBuy. Понятно, почему компания может быть заинтересована в рынках предсказаний. Эти рынки принимают условные ставки на исход в зависимости от ваших действий, а значит, их можно использовать для того, чтобы заранее оценивать качество принимаемых решений. Будет ли проект закончен в срок, если изменить технические требования? Сколько будут стоить акции компании, если она сольется с конкурентом, а сколько — если воздержится от этого? Будь у меня миллион долларов, я бы организовал «рынок генеральных директоров», который решал бы, вырастет ли стоимость компании, если уволить нынешнего директора. Это позволило бы продемонстрировать потенциал такого механизма принятия решений. Я называю этот механизм футархией (от лат. futurum, «будущее», и греч., «управление, власть»).

Футархию могут применять не только коммерческие структуры, но и любые другие организации: больницы, муниципалитеты и даже государства. Правда, нужно договориться, как мы будем мерить их «капитализацию», то есть основной показатель деятельности. В случае государства это может быть, например, благополучие граждан. Формула измерения благополучия может включать в себя множество переменных: средний доход домохозяйства, ожидаемая продолжительность жизни, репутация страны за границей. При футархии избиратели будут голосовать за различные формулы благополучия, которые им будут предлагать политики, а политики, в свою очередь, будут идти на выборы, формулируя в своих программах не средства достижения некоторых целей, а сами цели. Они будут говорить не о снижении налогов, запрете на курение в общественных местах или субсидиях в $5 млрд на освоение космоса, а об удвоении ВВП, увеличении ожидаемой продолжительности жизни на 10% и полете человека на Марс. А вот как достигать этих целей, будет решать рынок.

В такой конструкции ни избиратели, ни политики не должны быть экспертами в области последствий разных политических решений. Современная демократия предполагает, что политик (и штат его советников) должен не только формулировать свои цели, но и точно знать, что нужно для их достижения, то есть профессионально разбираться во всех мыслимых вопросах — от здравоохранения и макроэкономики до фундаментальной науки и обороны. Отвечая за такой широкий круг вопросов, он на самом деле не отвечает ни за что. При футархии политик становится всего лишь проводником определенных ценностей, а принятие решений берет на себя рынок. Что же касается избирателей, от них требуется понимать, каких целей они хотят добиться, выбирать своих представителей и быть последовательными.

Проблема демократий состоит в том, что люди часто ведут себя случайным образом, и это может привести к череде непоследовательных решений. Возьмем, к примеру, вопрос оценки человеческой жизни: в США законодательные требования к организации свалок, мотивированные соображениями безопасности, стоят миллиарды долларов в пересчете на одну спасенную жизнь. Замена свинцовых труб в водопроводе спасла бы куда больше жизней, но в законах это не прописано: в пересчете на свинец человеческая жизнь ценится крайне низко.

Футархия сможет оценить человеческую жизнь. Ее стоимость будет заложена в формуле благополучия, включающей в себя уровень смертности и, например, рост доходов, к которому стремится население. Выбирая ту или иную формулу в ходе голосования за своих законных представителей, мы придем к компромиссу между смертностью и ростом доходов и будем вынуждены при этом быть абсолютно последовательными. Главное — назвать желаемый результат, а пути его достижения определит рынок.