Приемный покой
«Я занимаюсь усыновлением довольно давно; в 1987 году мы всей семьей переехали в Вашингтон, я устроилась переводчицей в "Пшеничную ассоциацию Соединенных Штатов Америки", которая решила подарить Советскому Союзу громадное количество макарон. На работе мне сказали, что я могу отвезти эту гуманитарную помощь куда угодно, и я отвезла тонну макаронных изделий в один из подмосковных детских домов. Макароны были очень красивые, разноцветные: с тыквой, со шпинатом, с морковкой... со мной приехали американские фермеры, история попала в американские газеты, и мне стали звонить совершенно разные люди, которые хотели усыновить детей.
Практики международного усыновления тогда не было, и мы были совершенными пионерами в своем деле — и тогда, как и сейчас, очень многие американцы хотели усыновить детей. С течением времени эта цифра не уменьшается: по нашей статистике на одного ребенка-сироту приходится около пятисот потенциальных приемных родителей. В самих США внутренне усыновление, конечно, существует, но это довольно мучительный процесс — как таковых, сирот в этой стране практически нет, а за биологическими родителями, решившими отдать своих детей на воспитание в чужую семью, всегда юридически закрепляется право на их ребенка — и это одна из причин, почему американцы предпочитают усыновлять детей за границей.
Был нашумевший случай, когда приемных детей, Ричарда и Джессику, по достижении ими десятилетнего возраста, забрала от усыновителей биологическая мать. Был судебный процесс, приемные родители сделать ничего не могли, так как суд решил дело в пользу биологической матери. Поэтому, чтобы избежать таких проблем, американцы едут усыновлять детей в другие страны — например, в России, когда суд решает отдать детей на воспитание приемным родителям, то это решение окончательное, изменить его нельзя, и мать не имеет права передумать и забрать ребенка.
Усыновляют и детей из Китая — согласно данным Госдепартамента США, в 2008 году американскими гражданами было усыновлено три тысячи девятьсот детей из Китая, четыре тысячи сто двадцать детей из Гватемалы, а из России — одна тысяча восемьсот детей. Это связано с тем, что процедура усыновления китайских детей американскими властями хорошо отлажена, хотя и в ней существуют проблемы — так, американцам приходится долго ждать «своего» ребенка: иногда до пяти лет, поскольку очередь из желающих по всему миру громадная. Вторая проблема в том, что по установленным китайским правительством правилам, не разрешено усыновлять детей одиноким матерям и людям старше сорока пяти лет. Поэтому в 2008 году количество усыновленных детей из Китая упало вдвое — в 2006 году оно составило больше шести тысяч человек. Но, в принципе, люди готовы усыновить всех: и татар, и казахов, и киргизов, и цыган. У меня, к слову сказать, трое детей: биологический сын тридцати лет и две усыновленные девочки: Виктория, которая живет в моей семье уже шестнадцать лет, и моя любимая татарка, Гюльнара. Мы ее крестили в православие и зовем Марией. Она почему-то обожает чай с молоком, хотя остальные члены нашей семьи этот чай не любят и не пьют. Вот такой у нее врожденный «восточный элемент».
Усыновление детей может не стоить ни копейки, а может — восемнадцать тысяч долларов. Бесплатно «отдают» тяжело больных детей — если ребенок с детства страдает каким-то заболеванием, то мы сами соберем деньги, и дадим их приемным родителям — на последующее лечение. У нас только что усыновили мальчика Сашу, родом из Тверской области. Ему восемь лет, и у него почти с рождения была диагностирована довольно тяжелая, но поддающаяся коррекции патология — у него мышечная дистрофия, и совершенно атрофированы мышцы рук и ног. Про Сашу три года назад мне рассказала жена губернатора Тверской области, Алла Альбертовна Зеленина; мы отчаянно искали ему родителей много месяцев подряд, за это время мальчика успели перевести из детского дома в дом инвалидов, и нашлась совершенно замечательная семья из Калифорнии, которая его прямо из этого дома, слава богу, забрала. Это было такое счастье, не передать словами: мальчик лучился, смеялся, и с ходу называл их «мама» и «папа».
В России очень тугая и сложная бюрократическая система: потенциальные родители должны приезжать в Россию минимум четыре раза — в первый раз они знакомятся с ребенком и пишут заявление в суд на опеку, затем два месяца они ждут решения суда, потом, после решения суда, они должны ждать десять дней, пока их права вступят в законную силу, а потом оформить ему паспорт, на что тоже требуется масса времени. К счастью, количество и стоимость перелетов американцев пока не останавливает. По составу документов российское и американское усыновление примерно похожи — но беда России в том, что здесь нет развитой системы социальных служб. В Америке для усыновления ребенка тебе нужно пройти четыре собеседования, и социальный работник приходит к тебе домой с инспекцией, проверяет, где у тебя ребенок будет жить, где спать, где играть, и есть ли у вас дома отдельный пожарный выход.
Восемнадцать тысяч долларов, в которые обходится усыновление, складываются из нескольких частей: родители, во-первых, платят две тысячи долларов агентству по усыновлению, которое собирает для них документы и находит ребенка. От трех с половиной до пяти тысяч долларов стоит пакет бумаг, которые готовятся на усыновителей: полицейская проверка с непременным взятием отпечатков пальцев, справки с работы, проверка доходов. Около тысячи стоит нотариальное оформление бумаг со всеми необходимыми апостилями. И дальше — стоимость перелетов, административные расходы. Вот и получаются те самые восемнадцать тысяч.
В моей практике был случай, когда отец, глава семьи, передвигался в инвалидной коляске: он был преуспевающим бизнесменом, занимал высокий пост, и по международным правилам считался достойным усыновителем. Однако в России суд несколько раз отказывал ему в усыновлении только на том основании, что он — инвалид. Он много лет подряд опротестовывал это решение, и в итоге здравый смысл победил, и ему удалось усыновить ребенка из Сибири. Возникают проблемы и с детьми, рожденными в смешанных браках — например, мама русская, отец — таджик, они виделись раз в жизни, и документы оформлены не по правилам. В этом случае ребенок рискует навсегда остаться в детдомовской системе, потому что найти папу и переоформить все по правилам невозможно. А при этом многие американцы были бы счастливы взять его в свою семью.
Родители знают, что всегда идут на риск — например, у их приемного ребенка может быть не до конца диагностировано, или не обнаружено какое-то заболевание. Например, недавно мы нашли ребенка в одну семью, и прямо перед усыновлением выяснилось, что у мальчика глухота. А может обнаружиться и заболевание нервной системы.
С гомосексуальными парами наше агентство не работает: я человек верующий, мне гомосексуализм не по душе, и если ко мне приходит такая пара, я им под благовидными предлогами отказываю — я прожила в США двадцать два года, я понимаю, что все равны, но по моим личным убеждениям, ребенку нужны и мама, и папа. Но в других агентствах, я знаю, занимаются и такими случаями тоже.
Очень часто так выходит, что родители решили взять приемного ребенка, и вдруг мать беременеет — это какая-то мистика, счастливый билет, который выпадает людям после того, как они подготовили все документы на усыновление.
В практике усыновления было два трагических случая: один раз, в те десять дней, которые отводятся судом после принятия решения в пользу приемных родителей на его вступление в законную силу, пьяная нянька в доме ребенка уронила младенца на кафельный пол, и он погиб. Второй раз, в эти же десять дней, приемные родители попали в аварию и погибли. Но в том случае американские бабушка и дедушка приемного ребенка переоформили все бумаги на себя.
Были случаи, когда родители отказывались от усыновленного ребенка — но мы, как и любое американское агентство, в этом случае по закону должны найти других «переусыновителей». И мы всегда их находим. Отказываются, как правило, по медицинским проблемам: при обнаружении у ребенка фетально-алкогольного синдрома, который не был вовремя выявлен, или олигофрении в степени дебильности. Моим приемным дочерям ставили такой диагноз — но я знала, на что шла, и теперь они водят машину, говорят на двух языках, прекрасно играют в теннис и отлично скоординированы.
Несмотря на статьи в прессе, за все время практики международного усыновления детей в США, с 1991 года было всего двенадцать смертей приемных детей по вине их родителей. Каждый случай — это страшная, но частная трагедия. Но где бы я ни появилась, мне все время припоминают того российского мальчика, американский отец которого забыл его в машине. Если вы посмотрите на статистику, то увидите, что родные матери наносят вред своим детям чаще. Не так давно в местной прессе была заметка о том, что восемнадцатилетняя жительница Нью-Йорка забыла родного ребенка в машине возле аптеки — это такая же трагедия. Как бы тщательно мы ни проверяли родителей, мы не можем исключить человеческий фактор. Но теперь психологи настоятельно рекомендуют родителям класть рядом с автомобильным сиденьем, где сидит ребенок, яркий и необычный предмет — чтобы ты обратил на него внимание, когда выходишь из машины.
В 1994 году мы помогли Маргарет Шульц, дочери госсекретаря Соединенных Штатов, усыновить ребенка — мальчика Сережу из села Воино Орловской области. У Сережи были довольно серьезные дефекты внешности, внешние проявления неврологических заболеваний — короткая шея, утинообразный нос... Российские врачи были уверены, что у него имеется серьезная внутренняя патология, и брать Сережу никто не хотел. Тогда Маргарет, дочь Джона Шульца, приехала в Воино с американским врачом-невропатологом, тот сказал, что эти внешние проявления совершенно не страшны, и она забрала его себе. Я созванивалась с ней этим летом, и Сережа наш, между прочим, учится в Оксфорде, и вообще считается представителем местной элиты, поскольку у него дедушка — госсекретарь.
В 1992 году я помогала найти родителей двум близнецам, Сереже и Антону. У них была родовая травма, в результате которой один мальчик потерял ножку, а другой — две. Их усыновил ветеран Вьетнамской войны Роналд Гринфилд, у которого тоже не было ноги, а вместо нее — электронный протез. Он поставил мальчикам такие же протезы, мальчики превратились в абсолютных красавцев, теперь их зовут Макс и Энди, они катаются на скейтбордах и прыгают с вышки в бассейне. Когда Роналд их усыновил, им было по пять лет; через полгода после усыновления я поехала в Чикаго их навестить. Когда я приехала, они только-только начинали говорить на английском языке, и при этом страшно, совершенно невероятно ругались матом. Роналд все время спрашивал меня: «Нина, скажите, что они такое друг другу говорят?!».
«Непереводимая игра слов», — отвечала я.